Влад Райбер
Я тебя вижу
Предисловие
Привет! Если мы не знакомы, я Влад Райбер — писатель в жанре ужасов. Без малого пятнадцать лет, я мечтал быть изданным. И вот недавно моя первая книга «Плюшевая голова» от издательства «Эксмо» появилась на полках магазинов во всех городах страны.
«Плюшевую голову» можно найти в «Читай-Городе» и в «Буквоеде» или заказать онлайн в маркет-плейсах, вроде OZON и WB. Ну и, конечно же, скачать на «Литрес».
Читатели присылают мне фото своих экземпляров, делятся эмоциями. Я до сих пор не могу поверить, что моя мечта сбылась, но уже работаю над второй книгой в рамках серии «Вселенные ужасов Влада Райбера». Её обещают выпустить в первой половине этого года.
Возможно, рассказы сборника «Я тебя вижу!» тоже когда-нибудь доберутся до полок книжных магазинов. Так будьте первыми, кто их прочитает. Приятных вам кошмаров!
Ку-ку! Я тебя вижу!
Нам сначала объясняют, как должно всё быть, а потом мы видим, что в реальности это не работает и живём с грузом разочарования.
Я верил, что родители всегда любят своих детей. Ну или хотя бы что-то к ним чувствуют. Думают, переживают и всегда о них помнят. И у меня до сих пор не может уместиться в голове тот факт, что человек, у которого есть сын может относиться к нему просто никак. С абсолютным равнодушием и отсутствием интереса. Похоже, моему отцу досталась эта роль по инерции, как и брак с моей матерью. Он был холоден ко мне, даже когда мы жили вместе, а после развода стал заходить совсем ненадолго… Навестит, сводит меня в магазин игрушек, спросит что мне купить, а потом будет бросать беглый взгляд на часы и говорить, что ему пора бежать по своим делам. Казалось, что для него всё на свете важнее меня.
— Ну па-а-ап, чуть-чуть ещё! Давай найдём баночки, испытаем наш бластер! — упрашивал я.
— Прости, и так уже задержался! — отвечал он, в очередной раз. — Вон какую игрушку тебе купили. Только все пули не растеряй. И в глаз никому не попади.
— Да они мягкие… — грустно говорил я, и мне уже не хотелось играть в свой бластер.
Отец просто откупался от меня. Да и не нужны мне были его подарки. Мне лишь хотелось погулять с ним подольше, поговорить, сделать что-нибудь вместе. Хотелось просто интересно провести время, хотелось, чтобы он наконец меня заметил. Но отец приходил всё реже и реже, пока совсем не пропал. Я думал, что это всё из-за напряжённых отношений с мамой. Своей детской наивностью верил, что папа меня любит. Всегда хотел узнать, почему же он ко мне не приходит и искал ему важные оправдания. Не измерить, каким было моё разочарование, когда я понял: господи! Да ему же просто плевать на меня с высокой колокольни! И так обидно, что я сам не могу перестать ничего чувствовать к своему отцу. В детях привязанность к родителям заложена по умолчанию. Но я постарался стереть его из памяти. Много лет его не видел, вырос без его опеки и почти смирился, что в моей жизни не было человека, который бы мог называться «папой». Но вдруг мне принесли напоминание о нём. У меня на пороге появился незнакомый человек в очках и в сером пальто.
— Рожков Игорь Михайлович, вам кем приходится? — спросил он.
— Ну, отцом, — с неохотой признал я и пробубнил себе под нос, — если можно так его назвать…
— Тогда распишитесь и получите!
Мне принесли бумагу, из которой я узнал, что мой отец уже пять лет считался пропавшим без вести, а теперь, по решению суда объявлен мёртвым. А я, как ближайший родственник, по закону могу претендовать на его имущество. Сказать бы: «Ничего мне от него не надо!», но двухкомнатные квартиры всем подряд не раздают. Не любовь, так хоть жильё от отца досталось. Будет чем себя утешить. И маме будет спокойнее в одиночестве или сможет устроить личную жизнь. Она постоянно жаловалась, что я слишком шумный и разбрасываю вещи. К тому же, я наконец-то смогу приглашать друзей. Да и вообще, взрослый парень, живущий с мамой, завидным женихом не считается.
Никто не знал, куда пропал мой отец. Просто исчез однажды и всё. Я старался не трогать свои сентиментальные чувства. Этот человек относился ко мне, как к чужому. Вот и мне не надо интересоваться его судьбой. Это исчезновение не объясняло, почему он перестал ко мне приходить, ведь папа не был у меня в гостях намного дольше, чем считался пропавшим.
Квартира располагалась в пятиэтажной хрущобе на Горького. Не самый плохой район — близко к центру города. Даже парк совсем недалеко. Ключ мне дала пожилая, глуховатая соседка. На ней был малиновый халат, с слегка оторванным карманом и мягкие домашние тапочки. Это она пять лет назад обнаружила пропажу моего отца.
— Вышла утром, ба-а-а — дверь открыта и ключ в замке торчит, — рассказывала старушка. — Я кричу «Игорь, Игорь…», а его нет. И больше он не пришёл.
— На него это похоже, — съязвил я.
Старушка не услышала этого. Она попрощалась со мной и ушла к себе. Открыв деревянную дверь в свою квартиру, я вошёл внутрь и стал осматривать будущее имущество. Воздух здесь довольно тяжёлый — никто не проветривал эти комнаты годами. Зеркало настолько мутное, что в нём можно разглядеть лишь размытый силуэт, от ковра несёт, как от мокрой псины. Всюду сохранился беспорядок: в раковине от немытой посуды образовалась новая жизнь, рядом с кроватью разбросаны носки, в стиральной машине что-то гнилое, но сложнее всего будет избавиться от пыли. Она обволакивает все предметы плотным слоем. Подушки, вероятно, придётся просто выбросить. Я открыл шкаф, осмотрел книжные полки и компьютерный стол. Меня не интересовала ценность оставленных вещей. Мне хотелось найти снимки или открытки. Что-нибудь памятное. А вдруг где-нибудь среди вещей лежит наша с ним фотография? Опять откуда-то вылезла дурацкая надежда на отцовские чувства. На столе и под столом валялись смятые записки на блокнотных листах. Ну и почерк! Ничего не разобрать. За окнами почти стемнело. Я включил свет и попытался вчитаться в текст на измятом листе:
— Ему… нельзя… что?
И по прихожей громом разнёсся стук. В мою дверь нервно колотили. Я вышел из комнаты и спросил:
— Кто там?
— Пожалуйста, откройте! Скорее откройте! — услышал я торопливый шёпот.
Я посмотрел в глазок. Там стоял молодой парень. Голубые глаза и курносый нос делали его похожим на ребёнка. Он дрожал и оглядывался на лестницу. Но я не спешил открывать:
— Что случилось?
— Откройте, он убьёт меня! Быстрее!
Парень отошёл подальше от двери, будто специально, чтобы показать свои домашние штаны и тапки на босую ногу. Я бы мог подумать, что это сосед, ведь в таком виде он бы не пришёл с улицы. Но моё недоверие к незнакомцам имело вес:
— Извините, я не открою вам!
— Вот же чёрт! — парень метался по лестничной площадке, как в ловушке. — Мой батя хочет меня убить! Он поднимается за мной. Он пьяный и у него нож. Он не в себе. Спасите меня, умоляю!
— Спокойно! Сейчас вызову полицию, — ответил я.
Откуда мне было знать, что это не актёрская игра? Сколько грабителей и убийц врывались в квартиры обманом, изображая из себя невинных людей, попавших в беду.
— Они не успеют! Я уже трупом буду! Дверь откройте! Он меня порезал! Видно вам? — парень поднял рукав футболки и показал в глазок глубокий порез на левом плече. Через линзу рана выглядела вполне натурально.
Я нервничал, сомневался, бил себя по рукам, чтобы не повестись на развод. Может это всего лишь козырь для убеждения? Грим, искусственная кровь.
— Открывать я не буду! — упирался я, — а полицию вызову.
— Они не помогут! — нервным шёпотом отвечал парень.
— Стучитесь к другим соседям тогда.
— Да я пока бежал, стучался ко всем — никто не открыл! — незнакомец за дверью повысил голос. — А напротив вас живёт бабка глухая. Выше этажей нет. Да откройте вы! Он идёт сюда! Слышите?
Я выдохнул, погасил в себе навязанную вину и сказал:
— Простите, не могу помочь. Дверь чужим не открываю.
Курносое лицо придвинулось почти вплотную глазку. Что-то изменилось в его чертах. Зрачки сузились, губы перестали дрожать и растянулись в надменной улыбке. Он перестал изображать жертву и, казалось, ему понравилось, что его обман раскрыли. Парень отступил на шаг от двери и склонил голову на бок. Этот взгляд словно проходил сквозь дверь и упирался мне в лоб.
«Правильно, что я не открыл, ему не нужна помощь. Он задумал что-то другое», — у меня тряслись руки и в горле пересохло. Фигура парня странно искажалась. Мне мерещилось, что он вытянулся, как тень от яркого света. Особенно удлинились его пальцы. Теперь они почти доставали до коленей. Он повернулся к лестнице и тихо ушёл за стену.
— Да что это, мать его, было?!
Я испугался только сильнее, когда заметил, что замок всё это время был открыт! Этот обманщик мог просто войти, если бы дёрнул ручку и понял, что дверь не заперта. Внутренний голос сам по себе нарёк его «оборотнем». Было подозрение, что внешность безобидного парня — всего лишь «овечья шкура», под которой скрывается что-то потустороннее. Теперь-то я закрылся на все замки. Вот досталась мне квартира с нечистой силой в довесок. Или это линза глазка кривая? Так исказила человека? Я вернулся в комнату и вспомнил про записку на столе.
