Влада Мишина

Скрижаль Исет

Последний суд

Пролог



В пятнадцатом сепате Та-Кемет — Унуте — царил покой.

Большую часть жителей составляли учёные, писари, жрецы и иные ищущие знаний смертные. Они не чувствовали никаких изменений мира, окунувшись в собственные великие думы. Ремесленники и земледельцы, обеспечивающие жизнь сепату, тоже не тратили время на обращение к интуиции — они продолжали трудиться, не зная, что привычному существованию вот-вот придёт конец.

Но не все в Унуте были слепы. И земную обитель Тота наполняла звенящая тишина, в которой так отчётливо ощущалась тревога.

— Почему ты остановился? — верный сфинкс сошёл со своего места, по-кошачьи кладя голову на стол бога.

Перед Тотом лежал новый папирус, пока ещё чистый.

— Мы подходим к тёмной части той нити, что я избрал.

— Так опиши другую.

— Поздно. Папирусы исписаны. Быть может, в ином мире, в иных нитях они тоже уже существуют. Возможно, их держат в руках, читают, ждут.

Бог упёрся лбом в сцепленные руки.

«Зря он избрал такой юный облик, — думал сфинкс. — Когда он мучится от собственных деяний, то выглядит совсем мальчишкой. Не Трижды Великим уж точно…»

— Я хочу увидеть её, — прошептал Тот, зажмурившись. — Она всегда помогает мне вспомнить, почему всё происходит так, как должно.

— Перенесись в Дуат. Думаю, она не будет против ненадолго оставить без присмотра весы и поговорить с супругом.

Сфинкс знал Тота уже целую вечность. Он видел его задумчивым, печальным, встревоженным, даже капризным, но никогда — злым. А сейчас бог мудрости с нескрываемой яростью ударил кулаком по столу, раскалывая его пополам.

Цветные искры силы окутали помещение. Они исчезли столь же внезапно, как появились, но сфинкс успел ощутить их жар.

— Что ты творишь?! — он отшатнулся, готовый выпрыгнуть обратно в коридор.

Бог встал из-за ставшего бесполезным стола и отвернулся, скрывая лицо от сфинкса.

— Я буду делать то, что должен. Я знал, как всё будет с самого начала. Все нити вели к этому, — его отрывистые, полные горечи слова звучали глухо. — История аментет, что обрела чувства, истории богов, моя история… Всё это важно. Они могут окончиться сотнями разных исходов, влияя на весь мир. Но…

Трижды Великий замолчал.

— Но — что?.. — не выдержал сфинкс.

— Есть в этих нитях то, что неизбежно.

Страж Тота не был особенно чутким существом, но он слишком хорошо знал ту боль, что звучала в словах бога.

— Неужели с Маат что-то случится? — с затаённым страхом спросил он.

— Нет, — солгал Тот.

Он давно смирился с теми знаниями, что были ему даны. Давно перестал вглядываться в варианты собственного будущего. Но Маат… Богиня была для него исключением во всём.

«Я ведь обещал себе быть с ней то время, что нам отмерено, — думал Тот, отряхивая от щепок папирус, на котором ему предстояло писать. — Просто мне всегда казалось, что этого времени будет больше».

Сфинкс всё-таки решился задать последний вопрос, прежде чем оставить Трижды Великого наедине с его бременем:

— Вы с ней ещё увидитесь?

— Да, — кивнул Тот. — Один раз.

Улыбнувшись, слишком ровно и спокойно, он добавил:

— Аментет в Дуате. Пора записать следующий шаг её истории.

«А кто запишет твою, владыка Тот?» — думал сфинкс, вновь застывая статуей у входа в покои бога.


Четвёртый папирус

Дыхание судьбы

Я думала, что ненавижу песок,

Но он преподнёс мне ценный урок.

Глава I

Дуат

Её тело было его упрёком —

Его личная вечная рваная рана.

И во сне самом душно-глубоком

Его дикая ярость была песчана.

ТА-ДЕШРЕТ. ДВОРЕЦ СЕЛКЕТ

Богиням не пристало испытывать страх. Но Бастет сковывал леденящий ужас. Её руки и ноги были оплетены алыми цепями.

«Я не чувствую силы… — думала она, с трудом открывая глаза. — Почему мне больно?!»

Попытавшись пошевелиться, она поняла, что конечности онемели, и теперь их начинали пронизывать резкие уколы боли. Словно богиня была простой смертной.

— Доброе утро, радость, — глубокий женский голос проник через звон, всё ещё раздающийся в ушах Бастет.

Она окинула взглядом место, где оказалась.

То был огромный пустынный зал, пол которого покрывали песчаные барханы, то и дело меняющие своё расположение под порывами горячего ветра. Полуразрушенные ступени — единственное, что не заметал песок — вели к чёрному трону, собранному из сотен скорпионов. Взглянув на него, Бастет прикрыла глаза — их ослепила желтая вспышка света, исторгнувшаяся из бесконечно высокого разлома в стене за троном.

Этот разлом вибрировал силой. В нём виднелись исполинские силуэты таких странных форм, что даже богиня за всю свою вечность не видела ничего подобного.

Не обращая внимания на ужас, искрививший лицо Бастет, ей с трона спокойно улыбалась высокая темноволосая женщина.

— Так и будем молчать?

Наконец пленнице удалось сфокусировать на ней взгляд.

— Селкет… Почему? — богиня попыталась встать, разорвать алые путы, но смогла лишь остаться на коленях.

Над залом пронёсся мягкий женский смех. Он шелестел, как песок, скользящий по полу.

— Прости меня, прелестная радость. Я не хотела, чтобы наша новая встреча происходила именно так.

Бастет чувствовала жжение в глазах. Богине радости нельзя было плакать от горя. Но как сдержаться, если позади остался целый сепат, так жестоко разрушенный в день светлого праздника? Как не горевать, если в памяти так свежи были крики людей, которых богиня клялась защищать?

Нет… Она не могла не плакать. Слишком жестоко расправились чудища Та-Дешрет с полным радости и удовольствий сепатом.

— Зачем ты это сделала?! Почему ты разрушила Бат? — закричала богиня.

— Это было необходимо, — ответ был спокойным, почти ленивым.

— Осирис! Царь наш! — Бастет воззвала к единственному, кто, по её мнению, мог прийти на помощь.

Крик сотряс стены зала, не выходя за их пределы ни божественным посланием, ни даже простой молитвой. Больше она ничего не могла сделать.

Селкет наблюдала за ней со спокойной отстраненностью. о

— Не терзай себя, радость. Лучше скажи, тебе больно?

Бастет зарычала, как львица, смотрящая на убийцу своих детей и не способная отомстить.

— Отвечай, — повторила Селкет, и её глаза засветились ржаво-красным цветом. — Почему тебе больно?

Цепи сдавили пленённую богиню, вырывая из её горла новый яростный крик:

— Ты убила их!

— Да… — губы богини скорпионов растянулись в улыбке. — Боль потери — это хорошо. С ней ты должна меня понять.

Селкет кивнула, словно соглашаясь со своими мыслями.

— Подаришь мне радость? — она подалась вперёд.

Бастет инстинктивно отшатнулась, чувствуя, как цепи натянулись вновь.

Но Селкет не поднялась с трона. Она замерла, снова скрываясь за светом своей силы.

— Рано. Ты нужен мне там…

«Она говорит не со мной», — поняла Бастет, видя, как за ржаво-красным сиянием закатились глаза богини.

— Найди её, — приказала Селкет незримому собеседнику. — Да… В пасть стражей. В небытие.

Магия погасла, и мрачная богиня вновь улыбнулась. Эта улыбка не касалась её глаз, оставаясь лишь неестественным изгибом на губах.

— А теперь, радость, я расскажу тебе кое-что. И дам выбор: принять меня или кануть туда, откуда даже боги не возвращаются.

— После того, что ты сделала, я никогда тебя не приму! — выплюнула Бастет.

— В отличие от Царя, которого ты так яростно пыталась призвать, я предпочитаю давать выбор. Поэтому — воля твоя. Не примешь, так принимай тьму.

Новый крик богини радости отразился от стен песчаного зала. То был крик боли и отчаяния. А вторил ему глубокий шелестящий смех — то ли из горла Селкет, то ли из разлома за её спиной.


ТА-КЕМЕТ. ТАЙНЫЙ ВЫХОД ИЗ БАТА

Атсу бежал навстречу Ифе, как жаждущий к оазису в пустыне.

Он ни на мгновение не позволял себе усомниться в том, что она пережила нападение чудовищ на Бат, и его вера была вознаграждена. Девушка стояла у арки, оплетённой зеленью, — тайного выхода из сепата. Она улыбалась, глядя на вора и грешного бога, бегущих к ней.

Атсу ощутил короткий толчок в бок от Сета, но даже не обратил на него внимания, спеша обнять аментет, спеша почувствовать, что она действительно жива. Однако грешный бог опередил его.

Сет обнял Ифе… странно. Это больше походило на резкий толчок, чем объятия.

На мгновение Атсу отвлёкся — в конце запылённой пустынной улицы послышался крик Кейфла:

— Ифе! Атсу!

Каратель и принц тоже приближались. Как и вор, они видели Сета, упавшего на колени с телом в руках.

«Что?..» Атсу заметил рукоять своего кинжала. Коснулся перевязи на поясе, запоздало понимая, что раз он торчал под рёбрами Ифе, то там его быть не могло. «Нет… Этого не может быть».

Кейфл подбежал к нему первым.

— Живые! Слава хека… — принц замер.

Он был умным юношей. Слишком умным. И тренированный ум не дал ему шанса постепенно осознать увиденное, лишь сразу убил истиной.

— Ифе.

«Моя Ифе…» — руки Кейфла пробрала дрожь.