Но если это шутка, то какая-то очень уж несмешная. В чем вообще прикол? Вест похитила взрослого мужика возле пустого склада, привезла в сгоревший дом, приковала цепями к стене… как она справилась? Как ей сил хватило? А главное, ради чего это? Может, она и правда ожидала, что Римма убьет его?

— Да ну, нет, невозможно, — пробормотала себе под нос Римма.

Она попыталась дозвониться до сестры, но та, конечно же, не отвечала. Поняла, что сделала гадость, и затаилась! Вест всегда так поступала, с самого детства, глупо ожидать, что она вдруг изменится. Римме и самой пока не хотелось с ней встречаться.

Она припарковала машину на полупустой стоянке возле отеля, постаралась побыстрее миновать ярко освещенный холл, чтобы никто не видел ее заплаканные глаза и растекшуюся тушь. Она держалась, потому что должна была держаться, и только в тишине своего маленького уютного номера она позволила себе разрыдаться.

Иногда слабость нужна так же, как и сила. Нельзя быть непробиваемой круглые сутки, семь дней в неделю. Мир бывает разным — и злым, и добрым. Иногда он осыпает подарками, иногда — бьет, причем безжалостно. Боль и злость накапливаются, и их нужно выпускать, чтобы они не отравляли душу изнутри. Ее тетка часто об этом говорила, и Римма верила ей.

Поэтому она и плакала — об этой дурацкой встрече в подвале сгоревшего дома, о несостоявшемся примирении с сестрой, о сорвавшемся дне рождения. Не такого ожидаешь от возвращения в родной город! Ну так что же? Судьба не всегда ведет себя так, как нам хочется.

Нравится ей это или нет, ей сегодня исполнилось тридцать — новая глава открыта, жизнь продолжается. Римма снова и снова прокручивала эту мысль, мирилась с ней, принимала. Подумаешь, плохой день рождения! Будут и другие, получше, и не обязательно, чтобы цифра была красивая.

Она набрала ванну с пеной. Римма не слишком любила отельные ванны и душевые, но эта выглядела новой, а день выдался слишком тяжелым, чтобы отказывать себе в таком удовольствии. Она позволила ароматной пене очистить ее кожу, а шампуню — вымыть запах дыма из ее волос. Трудный день закончился, она его пережила, она со всем справилась — это ли не достижение?

А Данил все-таки вырос красивым… Отстранившись от обиды, она не могла не признать этого. В шестнадцать лет многое в нем уже угадывалось, но он все равно был подростком, чуть нескладным, угловатым. Сегодня же она увидела перед собой молодого, взрослого мужчину. Он стал высоким — намного выше ее, хотя и ей, не раз проходившей по подиуму, не приходилось жаловаться на рост. От природы он относился к тем, кому дозволено жаловаться на широкую кость, и если бы он не следил за собой, то без труда набрал бы лишний вес. Но он следил, и это обеспечило ему могучую фигуру, медвежьи массивную и сильную. Он стал смуглее, начал носить аккуратную бороду — от этой моды, видно, никуда не уйти. А глаза у него были совсем как тогда, в шестнадцать лет: темные, искристые, чем-то похожие на угли костра.

Была бы она счастлива с ним? Да, пожалуй, была бы. Но сложилось так, что он принадлежит кому-то другому, а ее даже не помнит. Она была недостаточно важна, чтобы первый в ее жизни мужчина ее запомнил… Да к черту все! Римма уже решила, что останется тут на денек, на случай, если полиция все-таки захочет с ней поговорить, а потом уедет навсегда.

От этого решения стало спокойно на душе, плакать больше не хотелось, и она как раз собиралась вылезать из ванной, когда зазвонил ее мобильный телефон. Номер был незнакомый — и она понятия не имела, кто это может быть. Для полиции, вроде, поздновато… Хотя, может, Данил там поднял такой шум, что они мигом принялись за дело! На всякий случай Римма решила ответить.

— Алло?

— В одном черном-черном доме есть черный-черный подвал… а в этом черном-черном подвале висит человек, который должен был умереть сегодня.

Голос был тихий, вкрадчивый, но настолько знакомый, что бояться его ну никак не получалось.

— Вест, какого лешего ты устроила?!

— И тебе привет, сестренка.

— Не «приветкай» мне тут! — поморщилась Римма. — Что происходит? Я думала, мы с тобой поговорим, как взрослые люди. Ты — моя сестра, ты сама попросила меня приехать, я из-за тебя не отпраздновала день рождения с мамой и папой!

Она надеялась добиться от Вест хоть какого-то раскаяния… Да что там раскаяния — хотя бы понимания того, что она натворила! Они не дети, они больше не могут спрятаться за спинами родителей. Есть законы, которые нельзя нарушать даже чудикам вроде Вест!

Однако в голосе сестры не было и тени раскаяния. Когда она снова заговорила, Римма мгновенно поняла, что Вест злится.

— Я пригласила тебя сюда, чтобы сделать тебе подарок. И я его сделала! Не моя вина, что ты оказалась слишком глупа, слаба и нерешительна! Я надеялась, что ты изменилась, а ты все то же ничтожество, что и четырнадцать лет назад.

— Ты в своем уме?! — возмутилась Римма. — Ты еще скажи, что я должна была убить его!

— Да.

— Веста!

— Ты должна была его убить, — настаивала старшая сестра. — Именно тем кинжалом, который я тебе оставила!

— Ты себя хоть слышишь со стороны? Ты понимаешь, что несешь?

— Я-то все понимаю, а ты, похоже, не поймешь никогда.

— Мы говорим о похищении и убийстве человека!

— Все верно, и это убийство освободило бы тебя.

— Освободило… меня? — поразилась Римма. — Освободило от чего? Я свободна!

— Да неужели?

— Представь себе!

— Посмотри на свою жизнь, — жестко велела Вест.

— А что не так с моей жизнью? У меня есть карьера, я неплохо зарабатываю, купила и квартиру, и машину…

— Достаточно! Я не об этом тебе говорю, совсем не об этом. Ты одна — и была одна эти годы, и будешь дальше. А все из-за него!

Тут уж Римме нечего было возразить. Разрушенная первая любовь не только научила ее быть сильной, она запугала Римму. Обожженная болью предательства, она так и не научилась доверять и открываться до конца. Она пыталась начать новые отношения и даже начинала. Однако между ней и очередным мужчиной мечты всегда была пропасть ее прошлого: то он не похож на Данила, то слишком похож.

Ее звали замуж, и она хотела согласиться — но снова и снова отказывалась. Она не понимала, почему так происходит. Она начинала паниковать, но ее тетка, которой она доверяла даже больше, чем родной матери, оставалась спокойна. Она убеждала Римму, что нужно любить, по-настоящему, а все сорвавшиеся попытки ничего не значат, если нет любви.

Но это было ее проблемой, не связанной с Данилом!

— Ты не имела права так поступать с ним, — вздохнула Римма.

— А он имел право так поступать с тобой?

— Это в прошлом.

— Не надейся! Ты любила его, ты отдала ему сердце и душу, а он, забрав, не вернул тебе ничего.

— Вест, тебе не кажется, что ты драматизируешь? Это была просто подростковая любовь!

— Он стал твоим первым!

— А вот это я даже не намерена обсуждать.

— У таких, как мы, нет права на ошибку, — многозначительно произнесла Вест.

— Таких, как мы, — это каких же?

— Наделенных силой.

— Даже не начинай!

Эта история была известной в их семье — печально известной. Их с Вестой бабушка чуть ли не с младенчества твердила им, что все женщины в их роду наделены особой силой. Отец пытался пресекать такие разговоры, но за всем ведь не уследишь.

Когда Римма была совсем маленькой, она воспринимала рассказы бабушки как сказку. Разве это не чудесно: быть особенной, искать загадочных существ в лесной чаще, таить в себе неповторимую силу? Но, повзрослев, она отгородилась от тех баек предсказуемым скептицизмом. А Вест — нет, она старалась узнать о мистике, оккультизме и тайных ритуалах как можно больше.

И все равно Римме казалось, что сестра перерастет это, сумеет правильно расставить приоритеты. Оказалось — нет.

— Когда ведьма влюбляется, ей не так просто разорвать эту связь, — твердила Вест. — Пока он жив, ты не будешь счастливой.

— Ты что, пьяная там? Как ты могла предположить, что я кого-то убью? А тем более Данила!

— Он разбил тебе сердце!

— Выключи своего внутреннего Шекспира, а? Все, что со мной случилось, — мое личное дело. Не нужно меня защищать, я со всем справлюсь, тридцать лет, вот, кое-как исполнилось!

— Ни с чем ты не справишься, потому что ты понятия не имеешь, с чем имеешь дело.

— Дай угадаю: с магией?

Вест разозлилась еще больше:

— Вот, ты ко всему относишься с насмешкой! Этим ты гневишь высшие силы, которыми мы должны управлять. Ты обязана им больше, чем я.

— Я? — удивилась Римма. — За что это? Не помню никаких магических кредитов, которые я должна отдавать!

— Ты обязана им, потому что от природы тебе достались огромные способности. Твой дар больше моего, а ты им не пользуешься!

— Веста-а-а… Что мне сделать, чтобы ты прекратила?

— Ты губишь свою жизнь! Убив Данила, ты выиграла бы во всем: избавилась от тоски, открыла свои магические способности и через жертву крови стала бы настоящей ведьмой…

— Хватит! — жестко прервала ее Римма. — Мне все труднее весело смеяться и делать вид, что это просто тупая шутка!

— А не надо, потому что это не шутка! Это касается не только тебя, меня тоже.