Об этом сказано в повести: «На экране компьютера шёл клип на песню Гарика Сукачева, а в клипе была нарезка видеофрагментов Великой Отечественной Войны. Молодые моряки шли с оружием в руках на фронт.

— Сынок, — искренне начал Матрос, — посмотри на их светлые лица. В их глазах столько искренности, столько веры в Родину. Столько веры в победу. Посмотри, какая у всех выправка, как все они красивы, — продолжал Матрос, описывая моряков. — Вот за них я и воюю. Им отдаю дань уважения за их подвиги. Они для меня герои. Никто другой. Они построили ту страну, в которой я жил двадцать лет. А их дети и наши отцы эту страну разрушили, хоть и жили на всём готовом. Люмпены и ренегаты. А теперь руками разводят и говорят о том, что война — это плохо. А деды воевали. Деды знали, что такое честь. И мы их наследники, сынок. Нас немного, но пока жив хотя бы один из нас, мы будем бороться за правду, за честь и за свою Родину».

Повесть написана языком точным, мускулистым, образным. Автор хороший рассказчик и увлекает читателя за своими героями из Славянска в Донецк, затем на блокпосты, боевые выходы и в госпитали. Перед нами разворачивается живая реальность войны.

Литературная критика наверняка найдёт в произведении некоторые изъяны с точки зрения композиции, стиля и следования канону художественного слова. Есть в повести некоторое мальчишество. Написана она автором молодым и является его дебютным текстом, так что мы едва ли можем ожидать от него совершенства и мастерства. Однако, как сказал о повести критик Алексей Колобродов, такие тексты — сами по себе канон, за которым приходит настоящая литература.

Герман Чекмаев, 2024

Позывной «Матрос»

Пролог

До прорыва оставались считанные минуты. Нервное напряжение и жар июльского солнца высушивали глотки бойцов. Смерть медленно и неумолимо подкрадывалась к последнему оплоту «русской весны» — народному ополчению Донбасса.

На глазах у защитников Николаевки системой реактивного залпового огня «Град» был выжжен дотла соседний поселок. Еще недавно жилые районы сравнивались с землей, падали, как карточные домики. Такая же участь ждала Николаевку.

Украинская армия работала грамотно и беспристрастно, пуская в ход артиллерию, от которой было трудно укрыться даже в трехуровневых окопах. Превосходство противника было очевидным, но это не могло сломить дух людей, готовых отдать жизни за свои семьи, за свою Родину.

Нужна была перегруппировка. Это понимали как ополченцы, так и Стрелков. Вражеские танки и БТРы уже двигались в сторону укреплений, в которых осталось всего лишь несколько бойцов, прикрывающих отход своих товарищей.

Один из ополченцев с пулеметом в руках выждал нужный момент и крикнул гранатометчику: «Пора. Стреляй!» Ответом ему была тишина. Боец обернулся и увидел на месте своего товарища лишь брошенное оружие. Разочарование внезапно было прервано оглушительным залпом из БТРа, пули которого прошили кирпичную баррикаду.

Воин остался один на один с врагом. Три его товарища покинули позиции и укрылись на обочине дороги. БТР был уже в пятидесяти метрах от пулеметчика и вновь начал стрелять, разбивая перед собой баррикады. Ополченец злился на себя за бессилие перед бронетехникой противника. Он знал, что это конец и что пути назад нет.

Безысходность… Безысходность рождает героев. Все мосты были сожжены, и боец, дождавшись завершения стрельбы вражеской машины, выскочил из укрытия и поднялся в полный рост. Не было страха в глазах, воспоминания о прошлой мирной жизни остались где-то далеко; неясно, где теперь проходит грань между реальностью и нереальностью. Наяву остались лишь два противника — БТР и Человек. Собрав всю свою волю в кулак, боец надавил спуск пулемета, стреляя в упор со всей человеческой яростью.

Человек против машины… Пули рикошетили от брони, едва царапая обшивку, но человек знал, что не отпустит курок, пока из ствола не выйдет последний патрон. Холодная ярость пронизывала каждую клетку тела, затмевая в голове всё, кроме одной мысли: что дома осталась семья, к которой нужно вернуться. Последняя пуля угодила в броню. Это могло означать только одно — конец… Пулеметное дуло уже двигалось в направлении храброго бойца, который один на один вышел против вражеского БТРа. Воина, который без страха смотрел смерти в глаза. Мужчины, который восстал против системы. Советского человека с позывным «Матрос»…

Глава 1

Жизнь от смерти отделяет лишь мгновение. Шальная пуля, случайная мина, небольшой осколок разорвавшегося снаряда — и конец войны уже никогда не увидеть. Кто-то, не имея военного опыта, прощался с жизнью, готовясь к атаке, а кто-то, не зная того, попал в прицел снайпера во время высадки на блокпост.

Матрос понимал, что у него всего лишь одна жизнь и один шанс. Права на ошибку не было, но как раз в этот момент дуло пулемета повернулось в его сторону.

Время остановилось. Все вокруг перестало иметь значение. Дрожь в ногах сменилась удивительным спокойствием, а сознание никогда еще не было столь ясным. Даже если бы боец мог выпрыгнуть из укрытия на несколько метров вправо или влево, это не спасло бы его: пулемет БТРа настиг бы в одно мгновение прицельным выстрелом.

Раздалась очередь. Звук был невообразимо страшным, особенно для того, кто слышал его впервые. Но все произошло так быстро, что боец не успел испугаться. Его взгляд упал на небольшое углубление теплотрассы. Оно могло бы стать для него спасением. Громкий взрыв, от которого сердце ушло в пятки, рывок — и Матрос мгновенно очутился в спасительном окопчике. В мирной жизни он наверняка бы переломал себе обе руки, но сейчас инстинкт выживания затмевал разум, в экстремальной ситуации проявились необыкновенные способности. Матрос, очутившись в неожиданном убежище, посмотрел через отверстие теплотрассы на пулемет БТРа, направленный на него.

Только бы не кинули гранату…

Боец осознавал, что жить, возможно, оставалось недолго. От этой мысли на коже выступил холодный пот. Хотелось исчезнуть, испариться, оказаться где угодно, но только не здесь. Было страшно… И вдруг внутри, где-то за грудиной родилась отчаянная мысль: «Заберу с собой столько, сколько смогу!»

Прошла всего минута, может, две, но Матросу казалось, что он пролежал с пальцем на курке больше часа.

Боец прислушивался к каждому звуку, но шум колес постепенно удалялся, слышался уже вдали. Никто не подошел проверить, жив он или нет. Колонна техники прошла мимо. Ополченец понимал, что уже можно выбираться из укрытия, но тело было слишком тяжелым, чтобы сделать хотя бы малейшее движение.

— Матрос, ты живой? — с удивлением и радостью выкрикнул один из бойцов, который успел спрятаться на обочине.

Удивление товарища было понятным: на месте, где еще пару минут назад стояла баррикада, остались лишь пыль и кирпичная крошка.

«Удача», — подумал Матрос и спросил:

— А Дизель где?

— Вон он, у обочины.

— Матрос! Живой! — кричал напарник.

— Нужно отходить. Где командир?

— Мачете на другой позиции.

Времени оставалось мало, и, не теряя ни минуты, трое бойцов выдвинулись на позиции командира. Матрос не хотел отступать, как и каждый, кто тут находился, но обстоятельства складывались не в их пользу.

«Внуки победителей Великой Отечественной войны — и должны отступать!..» — терзала Матроса тяжелая мысль.

Он так глубоко погрузился в себя, что не заметил подбежавшего командира. На лице того отражалась неподдельная тревога.

— Вы трое, берите тех пятерых, что за мной, и идите на возвышенность. Туда колонна техники движется. Гранатометы не сработали, придется бить их пулеметами.

«Снова», — подумал Матрос.

Меньше десятка бойцов выстроились по флангу в окопах вдоль дороги. Окопы были вырыты таким образом, что для орудий бронетехники ополченцы были вне зоны досягаемости, но при этом могли вести прицельный огонь.

Тревога… Бездонная тревога наполняла сердца восставших. В тот вечер царили полнейший хаос и неорганизованность. Кроме стрелкового оружия, которого и так было мало, ополченцы не могли противопоставить украинской армии ровным счетом ничего.

Николаевка была почти потеряна. Бойцам был отдан приказ отступать на высоту к своим сразу же после того, как отстреляют последние патроны по колонне.

Матрос перезарядил пулемет и приготовился к еще одной обороне. Это было безумием, но еще большим безумием было бы ничего не предпринимать.

Колонна уже заходила на трассу. Шквальный огонь, словно проливной дождь, зазвенел об металл. Вражеские пулеметы стреляли по бойцам сопротивления, но пули пролетали выше над головами, издавая страшный свист.

Каждый удерживал свой курок из последних сил. Пули царапали броню и рикошетили, словно мяч от стены. Бессилие… Бессилие и обреченность охватывали защитников, которые видели, что враг уже повсюду. Бессилие и обреченность шептали им, что это конец. И лишь голос совести, голос прадедов, отстоявших свою землю, из глубины веков кричал им: «Нет, это не конец, это только начало…»

Колонна прошла, почти не тронутая снарядами, а бойцы отправились на высоту, чтобы попытаться дать отпор войскам киевского режима.