Таня выпятила нижнюю губу, демонстрируя возмущение и солидарность с подругой, энергично закивала головой.

Пока шёл этот немой обмен впечатлениями, Эдуард Николаевич обошёл сидящего на кресле инвалида сзади, закрыл за ним дверь и обратился к учительнице:

— Извините за внезапное вмешательство, Седа Магометовна, я хочу представить классу нового ученика — Рудольфа Новикова. Он только что перевёлся в нашу школу. Надеюсь, Седа Магометовна, что вы возьмёте Рудика под свою опёку. А вы, ребята, — повернулся он к классу, — будете ему хорошими товарищами, поможете во всём.

Седа с удивлением взглянула на директора. Слова вроде бы звучали правильные, именно те, что говорят в таких случаях, но тон, которым он их произносил, был очень сухой, предельно формальный.

Погребной поймал её взгляд.

— Седа Магометовна, — сказал он, — зайдите ко мне после урока, мы побеседуем поподробней. Потом посмотрел куда-то в сторону, поверх голов, и так же сухо добавил: — Ну, Рудик, надеюсь, ты обретёшь здесь друзей и будешь хорошо учиться.

С этими словами Эдуард Николаевич, не дожидаясь ответа новичка, повернулся и вышел из класса.


— Добро пожаловать в нашу школу, Рудик! — приветливо улыбаясь, сказала Седа.

— Спасибо, — в гробовой тишине отозвался инвалид.

Голос у него оказался низкий, какой-то скрипящий, будто разговаривал не живой человек, а плохо смазанный механизм.

Седа оглядывала класс, прикидывала, где разместить нового ученика с его громоздким креслом. Решила, что лучше всего впереди, за левой партой.

— Алина, — обратилась она к Трушиной, — тебе не трудно подвинуться, чтобы Рудик мог расположиться рядом?

Алина невозмутимо подвинулась, ни малейшего интереса к новому соседу не проявила.

Рудик нажал единственной рукой на какой-то рычажок, ловко развернулся на своём кресле и после нескольких тырканий взад-вперёд в конце концов занял место рядом с ней. Правда, при этом основательно загромоздил проход, поскольку сидел теперь слегка сбоку (между столами кресло не влезло бы), но это был наилучший выход.

Олег Дикий, нахмурившись, следил за манипуляциями новичка. Всё это ему совсем не понравилось. Ещё больше не понравилось, когда он увидел, что Алина вдруг повернула голову и почему-то улыбнулась калеке.

— Ну что ж, продолжим, — сказала Седа, когда всё наконец успокоилось. — Почти три четверти известных в природе элементов составляют металлы…

Рудик единственной рукой достал тетрадь из висевшей через плечо сумки, положил её на стол, открыл и быстро начал конспектировать.

Класс с любопытством поглядывал на него. То и дело бросал неприязненные взгляды в его сторону Олег. Периодически косилась на новичка и сидевшая рядом Алина.

Эдуард Николаевич Погребной, морщась, шёл по пустому коридору. Всего несколько лет, как открылась школа, а уже вокруг грязные, исписанные стены, поцарапанные шкафы. Часть повешенных в прошлом году ламп дневного освещения работает плохо, мигает, а некоторые и вообще уже не работают. Всё это из-за того, что в город понаехало всякой черножопой швали, понакупали домов, квартир!

Всю страну скупили на корню!

Странно, повсюду обязательно какая-нибудь пакость. В Америке — негры, во Франции — арабы, в Германии — турки (в Америке и во Франции Эдуард Николаевич не был, но в Германию в турпоездку ездил, так что знал доподлинно!), а тут эти, носатые!

Между прочим, школа хоть и большая, но не резиновая, мест не хватает! А он обязан принимать всех кого ни попадя, за просто так. Прав Балабин, в большинстве своём все они выблядки. Или ублюдки, один чёрт! Особенно эти чурки-хачики!

От них, кстати, и запах какой-то другой, острый, неприятный!

Потому что готовят они всё время какое-то говно! Вот от них вонь и идёт.


Эдуард Николаевич невольно потянул носом. (Он был чрезвычайно чувствителен к запахам.) Печально вздохнул.

Ничего тут не поделаешь, развалили страну!

Вот если б удалось сделать из школы частный лицей, совсем другая получилась бы история. Да и деньги, разумеется, совсем иные. Но он над этим работает, ведёт кое с кем в области переговоры. И похоже, что лёд тронулся, идея частного лицея явно понравилась. На прошлой неделе ему намекнули, что в самое ближайшее время возможны некоторые благоприятные изменения в его судьбе.


Неожиданно из-за угла выскочил ученик, кажется десятиклассник. Увидел директора, резко остановился, вылупил бессмысленные глаза.

Эдуард Николаевич всмотрелся, опознал прогульщика, грозно нахмурился:

— Ты, Сычёв, куда это разогнался? А ну марш в класс!

Пойманный на месте преступления Сычёв шмыгнул носом, ни слова не говоря, развернулся и поплёлся обратно.

Директор недовольно смотрел ему вслед.

— А ну-ка, вернись! — приказал он.

Сычёв всё так же безмолвно повернул обратно. Подошёл, встал, глядя в сторону.

— Ты чего это ходишь с такими спущенными штанами! — возмущённо заговорил Погребной. — Вон, аж трусы видны! И штаны какие-то широкие, на три размера больше чем надо! Что, фильмов насмотрелся? Мы, Сычёв, не в Америке живём! Да и там только негры-бандюки так одеваются, нормальный парень никогда в жизни так ходить не будет.

— А чё, хачики вон ходят! — обиженно процедил прогульщик.

— Кто? — громыхнул директор. — А ну говори!

— Ну чё, Асланяны из одиннадцатого «А», — совсем струхнул Сычёв. — Им чё, хачикам, всё можно?

— Ах вот как! — вконец разозлился Эдуард Николаевич. — Тебе, значит, эти чурки всё покоя не дают! А ну пройдём ко мне в кабинет! Давай, давай быстро!

Сычёв опять горестно зашмыгал носом и поплёлся по коридору, подгоняемый взбешённым директором.

А в одиннадцатом «А» продолжался до смерти всем надоевший, бесконечно тянущийся урок физики. Класс гудел как пчелиный улей, все бурно обсуждали появление нового необычного ученика.

— …они также имеют способность очень быстро расплавляться при воздействии на них высоких температур, — звучал над гулом монотонный голос Седы. — Например, алюминий расплавляется при температуре 1540 градусов Цельсия, или 2800 градусов по Фаренгейту.

Неожиданно новичок поднял свою единственную руку.

Седа с удивлением взглянула на него, прервалась:

— Пожалуйста, Рудик, слушаю тебя.

— Седа Магометовна, — медленно заговорил инвалид своим низким скрипучим голосом, — я прошу прощения, но мне кажется, что вы оговорились. Это железо расплавляется при такой температуре, а алюминий расплавляется при температуре 660 градусов Цельсия, или 1200 по Фаренгейту.

Класс поражённо притих.

Ловко поддел Седу инвалид!

Ромка Заблудший даже вытащил из кармана мокрую, пахнущую спермой руку, с любопытством воззрился на учительницу.

Класс с интересом ждал, как вывернется физичка.


Седа и в самом деле испытывала сильное смущение.

Неужели так ошиблась?!

Она быстро оглядела класс. Со всех сторон на неё смотрели насмешливые глаза. Признаться в ошибке было совершенно невозможно.

— К сожалению, у нас нет времени сейчас рассматривать характеристики всех металлов и температуры их плавления, — сказала Седа. Понимала, что плетёт какой-то бред, но ничего лучше в голову не приходило. — Кроме того, мы должны успеть пройти новый материал. Так что давайте все вопросы и обсуждения на потом. А сейчас записывайте!..

Класс, даже не пытаясь прятать усмешки, склонился над тетрадями.


Спустя полчаса наконец раздался долгожданный звонок. Пустой школьный коридор мгновенно заполнился орущими, несущимися в разные стороны учениками.

Рудик Новиков выкатился из класса, под мышкой сжимал тетрадь с конспектом. Был поневоле со всех сторон окружён плотной толпой ребят, пытавшихся обойти, обогнать его.

Кто-то, протискиваясь, неловко толкнул кресло, и от этого толчка Рудик выронил тетрадь, которую как раз собирался засунуть обратно в сумку. Беспомощно заёрзал на сиденье, пытался дотянуться до лежащей на полу тетради. Подскочившая сзади Алина нагнулась, подняла её и сама положила ему в сумку.

— Спасибо, — с благодарностью проскрипел Рудик.

— Не за что, — пожала она плечами.

Наблюдавший эту сцену Олег Дикий не выдержал, быстро подошёл, обнял Алину за плечи, увлёк в сторону.

Рудик успел увидеть, что лицо его при этом опять (как тогда, на пляже!) было искажено плохо скрытой гримасой отвращения.

— Не бери в голову! — внезапно раздался голос у него над ухом.

Рудик резко повернулся.

Рядом стоял Ромка Заблудший, с восхищением рассматривал его кресло.

— Я же не заразный! — простодушно сказал Рудик. — Чего он так кривится?

— Я тебе говорю, не бери в голову. Дикарь в гробу всех видел, понял? Он делает только то, что хочет. Для него мы все хуже говна! Он реальный придурок. А эта его Алина воще крезанутая, больная на всю голову, психопатка. Говорят, её папаша трахнул, а потом в психушку засунул. Так что неадекват у неё. Да у нас в классе все такие, привыкай! — захихикал Ромка. — Кстати, Ромка. Заблудший.

Новичок удивлённо поднял брови.

— Не, ты не понял, — ухмыльнулся Ромка. — Это фамилия у меня такая. А погоняло — Заблуда.

— Понятно, — кивнул инвалид. — Рудик!

— Кресло у тебя охренительное, никакая тачка не нужна! — не выдержал Ромка. — Круто!