Владимир Алеников

Странники терпенья

Вступительное слово

«Странники терпенья» — последняя на данный момент книга Владимира Аленикова. В ней известный кинорежиссёр, сценарист и писатель подводит своеобразные итоги своим поискам, делится с читателем открытиями, добытыми потом и опытом.

О чём же этот небольшой по объёму роман? Прежде всего — о любви. О любви мужчины к женщине и женщины к мужчине, о любви художника к своему делу, о любви к творчеству и искусству.

Острая личная драма — обязательный элемент в любом произведении Владимира Аленикова — на сей раз развёртывается на фоне размышлений о том, совместимы ли гений и злодейство. Ответ автора на этот вечный вопрос — утвердительный, и в качестве иллюстрации он делает то, что у него так хорошо получается: рассказывает нам очередную историю.

Речь в ней идёт о талантливом и успешном российском фотографе Андрее Берге, который, ища новых источников для вдохновения и творчества, встречает в Москве совсем ещё юную девушку из провинции, Марину Сокольскую. Между ними завязываются отношения художника и натурщицы, учителя и ученицы, которые развиваются и переходят в сложную, но крепкую связь. Что происходит с Андреем и Мариной в дальнейшем, читатель узнает сам, а мне осталось поделиться собственными впечатлениями и обратить ваше внимание на некоторые особенности этой необычной книги.

Жанр «Странников терпенья», наверное, проще всего определить как триллер. Все конфликты, коллизии и перипетии в романе возникают из-за людей — разрешаются ими же, без какого-либо сверхъестественного вмешательства. Но во время чтения меня не покидало стойкое ощущение, что некая высшая сила на этих станицах всё же присутствует. Не сразу, но я понял, что это — искусство. Владимир Алеников, будучи настоящим художником, постоянно возвращается к извечной проблеме: где проходит граница между искусством и жизнью и способно ли первое изменить вторую? Печальной действительности эпохи застоя противостоит своим лиризмом первый фильм режиссёра — «Сад», советской школе и пионерлагерям — «Приключения» и «Каникулы Петрова и Васечкина», национальной розни и жестокости — «Война Принцессы». Примеры можно множить, но суть остаётся прежней: Владимир Алеников верит в преображающую силу искусства. В «Странниках терпенья» показана обратная сторона творчества: художник может сам перепутать настоящую жизнь и вымышленную реальность.

Появление этой книги в наши дни тоже далеко не случайно. Писатель устами главного героя не только делится своим огромным творческим опытом, но и говорит об опасностях, угрожающих сегодня подлинному искусству со стороны жёстких условий рынка и государственной идеологии. Размывание границ ведёт к потере ориентиров, смешиванию добра со злом, к утечке смысла жизни. Наш современный мир, воспроизведённый в «Странниках терпенья», узнаваем буквально в каждой мелочи, начиная от айфонов и заканчивая работой полиции. Благодаря этой сверхсовременности и сверхнасыщенности деталями перед глазами читателя всё время стоит картинка происходящего, словно он смотрит кино, от которого невозможно оторваться, а точное и экспрессивное описание фотографий Андрея Берга позволяет как будто побывать на выставке его фоторабот.

Что есть во всех книгах Владимира Аленикова — и «Странники терпенья» очередной тому яркий пример — это саспенс. С первой же страницы романа автор предлагает нам уникальную возможность целиком погрузиться в жизнь своих героев и провести в их обществе незабываемую неделю. Писательское мастерство Владимира Аленикова проявляется по-разному: и в напряжённом действии, и в сценически живых диалогах, и в размышлениях об искусстве, которыми пропитана ткань всей книги — впервые герои встречаются на мастер-классе выдающегося мима современности (в котором, возможно, кто-то узнает Марселя Марсо, а кто-то — Славу Полунина), вместе смотрят классику мирового кино, а главное, вместе идут по извилистому и трудному пути творчества. Именно на нём, создавая новые и талантливые произведения искусства — и рискуя жизнью, — они и становятся «странниками терпенья».

Наверное, каждому художнику необходимо время от времени делать остановку и ставить очередную мету на пройденном пути. «Странники терпенья» — именно такая книга. Впечатление достоверности и убедительности происходящего на страницах ещё раз говорит нам о выдающимся таланте Владимира Аленикова, и мы с радостью выбираем его в качестве проводника на неторных тропах кино и литературы.

...

Владимир Максаков, писатель, историк

Часть первая. Андрей

Среда

1

Сначала из черноты возник звук.

И-У! И-У! И-У! И-У!

Неясный, раздражающий, скрипучий звук деревянного настила. Доски ритмично отзывались этим саднящим поскрипыванием на чьи-то лёгкие шаги.

Потом появились ноги, детские ноги в белых носочках, обутые в коричневые пыльные сандалии с узорчатыми дырочками на мыске.

Сразу добавился ещё один непонятный звук:

ТУНК! ТУНК! ТУНК! ТУНК!

Вскоре прояснился и он — в выкрашенную масляной терракотовой краской стенку мерно ударялся ярко-оранжевый, размером с абрикос, резиновый мячик.

Андрей открыл глаза, поморщился. Звуки исчезли мгновенно, вместе с изображением, оставив какой-то неясный, раздражающий сознание осадок. Кроме этого, мешала изжога, не проходившая уже третий день. Андрей решительно мотнул головой, как бы отбрасывая от себя всё неприятное, потянулся, взглянул на часы — и тут же, сообразив, что проспал, рывком вскочил с кровати. Сунул ноги в мягкие замшевые тапки и поспешил в ванную.

Из зеркала на него глянуло слегка заспанное, небритое, но при этом (что он с удовлетворением отметил!), безусловно, не лишенное шарма лицо сорокатрёхлетнего мужчины (ну, положим, выглядит он максимум на тридцать пять, больше не дашь!). Длинные светлые волосы в сочетании с пронзительно голубыми глазами и тонким носом создавали ощущение возвышенной одухотворённости, а хорошо очерченный подбородок с ямочкой делал его лицо особенно выразительным. Такое лицо могло принадлежать либо художнику, либо музыканту.

На худой конец фотографу!

Андрей несколько секунд внимательно всматривался в своё отражение, потом внезапно рванулся обратно в спальню, где на столике лежал его любимый NICON, с которым он никогда не расставался.

Схватив аппарат, он вернулся в ванную и, задержавшись только на мгновение, быстро сделал несколько снимков. Потом укрупнил, чуть сдвинулся влево и щёлкнул ещё пару-тройку раз.

Чёрт его знает, этот утренний автопортрет может и пригодится…

Спутанные волосы, лёгкая небритость, утренний естественный свет, контражур, что-то в этом есть… Может, это как раз то, чего ему не хватает для выставки. Хотя он уже давно отобрал два десятка работ для этого венецианского биеннале, но всё тянул с отправкой, саднило ощущение, что изюминки в новой серии «Блики» так и нет.

Ладно, сейчас некогда, потом разберёмся.

Он отложил аппарат и полез под душ. Ещё через десять минут он уже стоял в джинсах, застёгивал свежую, кремового цвета, в продольную полоску сорочку. Рубашки Андрей всегда покупал на размер-два больше, чем нужно, и никогда их не заправлял. Ему нравилось, что они свободны в талии. С одной стороны, подчёркивается фигура, с другой — возникает определённый художественный облик. С фотоаппаратом в руках он вышел в залитый светом коридор, заспешил к лестнице.

Всё вокруг радовало глаз, улучшало настроение. По обеим сторонам на стенах висели работы его любимых мастеров — Энди Уорхола, Хельмута Ньютона, Беттины Реймс и других. На почётном месте, сразу за дверью, ведущей в студию, перед лестницей, красовалась «Нагая с листьями» Хидеки Фуджии. Андрей забежал в комнату, взял кейс, сунул туда аппарат, затем подошёл к большому, в полстены, окну, посмотрел вниз, во двор. Чарли уже проснулся, носился вокруг бассейна, с разбега бросался на траву, катался по ней, устраивал себе воздушные ванны. Погода в эти дни стояла отменная, для московского мая просто редкостная, жара почти июльская, даже купальный сезон открылся на две недели раньше времени. Global warming, глобальное потепление, — ничего не поделаешь.

Андрей понаблюдал за радостным Чарли, усмехнулся, с удовольствием окинул быстрым взглядом свои владения. Уже пятый год он живёт здесь, и всё не может привыкнуть, как ему посчастливилось с этим домом. Надо же, чтобы в центре Москвы жить как на даче.

Совершенно уникальное место!

Когда первый раз о нём услышал, даже не поверил. Специально поехал, чтобы убедиться, что не соврали. И убедился. Прямо у метро «Сокол» действительно расположился так называемый Посёлок художников, целый район двух-и трёхэтажных деревянных домов, то ли дачи, то ли особняки, называй как хочешь. Тишь, благодать, приятные лица вокруг. Райское место, короче говоря, лучше не бывает. Он как увидел, так сразу и решил, что жить хочет только здесь. Но, правда, пришлось почти три года ждать, никто из посёлка выезжать не собирался, дураков нету. А участки все давным-давно разобраны, их небось ещё при Сталине распределили. Но потом неожиданно свезло — вдова художника Ермолаева решила продать свой дом на улице Врубеля. К детям решила уехать, в Германию, на ПМЖ. Тут Андрей своего не упустил, всё мгновенно сделал, благо деньги на эту покупку давно уже были отложены, после продажи материнской квартиры ещё остались. Правда, отложенных на всё не хватило, доложил изрядно. К тому же ещё и свою двушку пришлось продать, куда деваться.