Владимир Малыгин
Небо в кармане
Не вернувшимся из полета посвящается
Пролог
Крепкий парень остановился на лестничной площадке между первым и вторым этажом загородной усадьбы, потянулся и довольно улыбнулся. Как хорошо, когда ничего не болит, а молодое здоровое тело просто-напросто требует движения. Как хорошо жить!
Лестница внизу оканчивалась погруженным в полумрак длинным холлом с чистыми мраморными полами. По обе стороны от двустворчатой входной двери солнечный свет пробивался через узкие высокие окошки, безуспешно пытаясь осветить просторное помещение. С трудом дотягиваясь до первых ступенек, свет отраженными от пола солнечными пятнами бликовал на закрытых дверях нескольких подсобных помещений.
Скользкий полированный мрамор прикрывала роскошная ковровая дорожка. Высокий арочный потолок легко удерживал тяжелую хрустальную люстру, по причине светлого времени суток отключенную от электрического питания.
Левое крыло огромного княжеского дома занимали большая кухня с кладовой для продуктов и просторная столовая. Еще есть гладильная с отдельным входом.
Николай прислушался — тихо в усадьбе, пока никого из прислуги поблизости нет, можно и юность бесшабашную припомнить, немного похулиганить. Из кухни доносится, правда, какое-то звяканье, но двери-то в холл закрыты. Кухарка делом занимается. А вот что там старый дядька делает, очень интересно. Его же голос доносится? Ишь, сказочник! А ведь до сей поры вроде никаких особых отношений с пышногрудой властительницей кухонной посуды и плиты замечено не было. Или он заблуждается на этот счет? Может, завтракают? Пустой желудок предательски забурчал, заставил поморщиться. Предатель, потерпи!
Все правое крыло усадьбы занимал огромный зал для проведения торжественных встреч и балов. Там сейчас безраздельно властвует тишина, а пустые пюпитры и тяжелые стулья с гнутыми спинками спрятались за закрытыми дверями и терпеливо дожидаются оркестрантов. Десятка два точно таких же стульев, на которых так любят отдыхать после танцев дамы, сиротливо прижались к стене. Утреннее солнце легко заглядывает в помещение через большие окна, нежится на натертых паркетных полах, вихрит малочисленные частички пыли в золотистом круговороте вальсов и мазурок, чувствует себя легко и вольготно в этом пустом зале.
Хищно и предвкушающе усмехнулся, в три длинных прыжка преодолел широкий лестничный пролет, при каждом прыжке постепенно сдвигаясь к правой его стороне. Попадая таким образом на боковой обрез дорожки, где ничего не сможет помешать задуманному. Ага! Гладко было на бумаге, да забыли про овраги… Как это обычно и бывает, весьма некстати в холле распахнулась одна из дверей. Закон подлости в действии!
Да ладно бы только распахнулась, но оттуда вышла горничная со стопкой выглаженного белья в руках. И повернула к лестнице…
Стопка была большой, и бедняжка просто не могла видеть стремительно спускающегося по лестнице господина.
Но услышала! Правда, когда уже поздно было отступать.
— Ой! — девушка резко притормозила и все-таки постаралась избежать столкновения, отшатнулась назад. Мягкие туфли скользнули, горничная взмахнула руками, еще раз испуганно ойкнула…
И, не удержав стопку белья на вытянутых руках, упала.
Княжич останавливаться не стал. Да и не смог бы никоим образом. Слишком большую набрал скорость. Но не растерялся, с налета ловко перепрыгнул через ворох рассыпавшегося на мраморе белья и заскользил со свистом на полусогнутых ногах по полированному камню. Искоса глянул на распластанную на полу девицу — смотрит широко распахнутыми глазищами испуганной серны и уже пытается подняться. Значит, все хорошо, не ушиблась.
Успел еще мельком полюбоваться стройными ножками и улыбнуться девахе. Извернулся в скольжении, подмигнул и… упустил время. Оттого и не успел вовремя перепрыгнуть на ковровую дорожку, притормозить и остановиться. Хорошо хоть руки успел перед собой выставить! Так и впечатался вытянутыми вперед руками во входную дверь, с силой толкая ее от себя.
Ба-бах!
Тяжелая наборная дверь лихо распахнулась, ударила ручкой по оштукатуренной каменной стене, отскочила от нее и собралась было снова закрыться, да княжич не дал, придержал рукой, оттолкнул бедром. Потирая ушибленную о дубовые доски ладонь, выскочил на крыльцо и зажмурился после сумрака холла. Солнце уже успело подняться над дальним лесом…
* * *
— Куда, оглашенный! А позавтракать? — где-то за спиной привычно беззлобно ругался Степан, мой дядька, и поспешал следом, стараясь не отстать. И когда только успел из кухни выскочить?
Потому и дверь пришлось придержать, чтобы его тяжелой створкой на выходе не прибило. Все-таки возраст у него уже того, к рубежу жизни подходит. Беречь искренне заботящегося обо мне человека нужно. Столько сил в меня вложил. И здоровья, что уж говорить…
Дядька протрусил мимо поднимающейся с пола и торопливо поправляющей платье горничной, укоризненно покачал головой. Ей или мне, я так и не понял. Да и не до того мне было.
— Ну? Чего ты так долго? — наконец-то отпустил дверь. Та с грохотом за ним захлопнулась. Заработал в свою сторону еще один укоризненный взгляд и не обратил на него никакого внимания. Пустое! Сколько раз отцу предлагал поменять пружину на более слабую, а? Уже и не упомню, сколько. Так ведь нет, князь не желает, чтобы по дому гуляли сквозняки, а тепло в зимнюю пору свободно уходило из дома.
Замер на месте, стараясь унять нервную дрожь. Хорошо быть молодым и здоровым! Тело просто требовало двигательной активности.
Набрал прохладного утреннего воздуха в грудь, от души набрал, так что даже тесно и больно легким стало. Плавно выдохнул, степенно и неторопливо шагнул на первую ступеньку, счастливо рассмеялся и все-таки не удержался, лихо сбежал с крыльца на утоптанный двор, крепкие дубовые плахи даже не скрипнули под ногами. С предпоследней ступени просто спрыгнул, звучно притопнув подошвами мягких сапожек по утрамбованной земле. Земле, которая даже в затяжные дожди не раскисала. Лишь становилась скользкой, словно лед зимой. Впрочем, с этим давно научились бороться — были везде прокопаны небольшие дренажные канавки. Маленькие, неглубокие, в пядь где-то. По ним лишняя влага и уходила со двора. За зиму эти канавки, само собой, замывало, поэтому каждую весну их прокапывали вновь и потом весь год тщательно следили за их состоянием. Еще бы! Кому охота по грязи плавать? Да, а чтобы ноги не разъезжались, двор засыпали соломенной трухой. Так было не скользко.
Шагнул вперед, остановился на мгновение, жадным взглядом пожирая стоящий передо мною аппарат. Наконец-то я сделал это! Сколько бессонных ночей потратил, сколько нервов пережег, сколько денег… Денег, да-а… Много их ушло на эту мою причуду, спасибо мачехе с папенькой, поверившим в меня и поддержавших мои начинания. «Причудой» не я ее называю, так по всей округе соседи шушукаются. Кто-то вполголоса за спиной, чтобы я не услышал, а кто-то и в полный голос. Но все равно так, чтобы я не услышал. А то ведь можно и огрести! Были уже прецеденты…
Здесь уже можно унюхать запахи лака, резины, металла и бензина. Да не запахи, а для увлеченного творческим и любимым делом человека правильнее будет сказать — ароматы. Понимающий человек в этом утверждении меня полностью поддержит.
Втянул в себя эти ароматы, красота! Даже зажмурился от удовольствия.
Чуть в стороне толпилась любопытная прислуга. Стоят как раз под кухонными окнами. А над ними в открытом окне та самая повариха, как картинка, нарисовалась. Лицо круглое, от жаркой плиты щеки красные, брови темные вразлет, русые волосы под платок убраны, глаза голубые, как небо чистое. Повезло нам с искусницей! Готовит просто великолепно. Все хорошо, а женщину жалко. Вдова она уже второй год. Муж как раз на японской погиб. Так что, может, и ничего, что дядька на кухне стал чаще пропадать? Да и не такой уж он и старый. Это мне по молодости лет так кажется. Молодости свойственно ошибаться и преувеличивать…
Изредка из толпы доносились обрывки разговоров мужиков, охи и ахи баб, осторожные вопросы ребятни. Всем было любопытно. Еще бы, последние полгода я каждый день пропадал в огромном каретном сарае, специально отстроенном ударными темпами именно для этой цели. Прежний, что до сей поры исправно служил семье, оказался слишком мал размерами для новой барской причуды.
И не только новый каретный сарай был построен; из города то и дело везли какие-то замысловатые железки, рулоны тканей, вонючую, как барин говорил, резину. Один из хозяйских автомобилей, страшно сказать, разобрали на детали!
А еще во-о-он там, за садом, чуть раньше каретного сарая, барин повелел поставить лабораторию. Чудное слово! С первого раза никто из нанятой прислуги не смог правильно выговорить. И со второго тоже. А вот с двадцатого, да. Так и научились новым словам и при случае козыряли перед деревенскими неучами своей грамотностью, новыми знаниями и кичились приобщенностью к хозяйским странностям.
Из-за дома вальяжно вырулил петух, огляделся на предмет опасности. Наклонил набок голову, тряхнул роскошным малиновым гребнем, захлопал крыльями и закукарекал, подзывая к себе гарем. В который уже раз умудрился выбраться из птичьего дворика, разбойник.
