А пока сегодня Сашу ждал большой эвакуационный лагерь № 4 Министерства Спасения Единства, где размещались, сортировались и отправлялись к местам работы и проживания десятки тысяч немецких беженцев. И на швейной фабрике «Царица», которую он посетил сегодня с утра, уже работали много немок и не только швеями, но и на должностях специалистов. Тем более что немалую часть своей продукции фабрика, по ранее заключённому выгодному контракту, поставляла именно в рейх…

Его внимание привлёк адъютант.

— Ваше величество. Срочная шифрограмма из Константинополя.

Полный нехороших предчувствий, Александр распечатал бланк:

«Аркаим. Код «красный неопределённый»».

Саша похолодел. Покушение на отца. И жив ли он — неизвестно.

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОМЕЯ. НОВЫЙ ИЛИОН. «ИМПЕРИЯ КИНО». ХРАМ АРХАНГЕЛА ГАВРИИЛА. 2 сентября 1936 года

Маша молилась. Её горячие губы горячо шептали слова молитв.

В Храме не было никого. Не так часто можно было увидеть стоящую на коленях императрицу, да ещё и глядящую на иконы расширившимися от ужаса глазами. Но увидеть её здесь и сейчас никто не мог, кроме Его самого и Матери Его.

Маша молилась.

«Господи, Пресвятая Богородица, спасите и сохраните Мишу. Сохраните детей моих. Не за себя прошу…»

Наступало время грозных испытаний. Она чувствовала это.

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОМЕЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. БАШНЯ МУДРОСТИ. КАБИНА ЭВАКУАЦИОННОГО ЛИФТА. 2 сентября 1936 года

— Мишкин, как так получилось?

Морщась от боли, по привычке пожимаю плечами.

— Атака. Самолёт. Видимо взрыв. Тросы оборвались. Благо лифт автоматически перекосило в шахте и мы застряли…

Ольга качает головой.

— Я не об этом. Как так получилось, что человек, которого я знала много-много лет, стал вдруг другим, а??

Мы сидели рядом на полу лифта. Самого обыкновенного эвакуационного лифта. Не было тут красоты и роскоши, даже не было тут простой лавочки. Технологический аскетизм во всей красе.

Вопрос был опасным и мне не нравился.

Вопрос был неизбежным и когда-нибудь он должен был прозвучать.

Почему бы и не здесь? Почему бы и не в лифте?

Рука болела зверски. Моё лицо Оленька с трудом отмыла от крови. Левой рукой прижимаю к ране на голове её платок. Сама она выглядит ничуть не лучше. Но она спрашивает. Значит, это вопрос, что называется, «на самом краю». Два десятка лет она молчала. Но теперь вот спросила. Что я должен ей ответить?

Поди знай.

Упали мы знатно. Да, системы спасения сработали штатно и лифт перекосило в шахте. Но система была рассчитана на обрыв одного из тросов, а не всех сразу. На свободный полёт никто не рассчитывал, а потому удар при остановке был очень жёстким. Короче, мы разбились.

И в этой обстановке моя сестра задаёт мне столь неприличные вопросы.

Прикинуться идиотом? Она же не поверит. И сочтёт это личным оскорблением. Сказать ей правду я не мог. Но что тогда?

Не знаю.

— С чего бы вопрос?

Устало:

— Мишкин, не валяй дурака. Ты прекрасно понимаешь, о чём я спрашиваю.

Ну, да, понимаю. Но что я должен отвечать-то?

— Не знаю, что тебе и сказать, Оленька. Вот ты говоришь «вдруг», но сама ведь знаешь, что «вдруг» ничего не бывает. «Вдруг» можно разве что в лепешку навоза наступить или в лотерею миллион выиграть. А в остальном…

Задумчиво молчу. Оля ждёт. И явно не отцепится. А я заперт в лифте и не смогу что-то придумать «со срочным делом» и «давай потом». А спасать нас пока не слишком торопятся.

Как назло.

— В тот момент, когда умер наш благословенный папа, а Ники стал императором, я стал наследником Престола Всероссийского. Николай тогда глубоко задел мои чувства, отказав в законном моём праве на титул цесаревича. Сказать, что он обидел меня, это ничего не сказать. Много лет я был наследником, зная, что в любой момент, по воле Провидения, могу стать императором. Конечно же, я мысленно ставил себя на место Николая, когда тот принимал то или иное решение. Мягко говоря, я не был со всем согласен, но ты отлично знала Ники — он был упрям как бык и не желал никого слушать. Потом родился Алексей, и перспектива стать императором для меня отдалилась, хотя с обнаруженной у мальчика гемофилией не ушла насовсем. Могло случиться всякое…

Я вновь поморщился от боли в руке, но продолжил:

— Ники, как ты знаешь, был очень ревнив к своей власти. Болезненно ревнив. Всё, что я говорил, он воспринимал в штыки. Но к 1916 году ситуация становилась нетерпимой, заговор зрел за заговором, Николай ничего не желал видеть и делать, с непонятным мне фатализмом ожидая будущего. И, как ты знаешь, во многих вариантах заговоров, моя тушка воспринималась в качестве декоративной фигуры, которая должна была бы вдруг что сменить Ники на троне. Вокруг меня тогда вились многие. Я не желал свержения Николая, но и прекрасно видел, что он сам ведёт Империю в пропасть. Естественно, я много думал и прикидывал свои варианты действий вдруг что. Понятно, что для окружающих старался казаться наивным прекраснодушным дурачком, иначе бы меня просто исключили из всех раскладов и к трону бы не подпустили на пушечный выстрел. А позволить себе этого я не мог категорически. Так что, Оленька, ничего «вдруг» не случилось. Когда Ники окончательно бросил поводья событий там, в Могилёве, мне пришлось перехватить управление. А дальше ты знаешь.

Версия была так себе и на основные вопросы не отвечала, но другого объяснения у меня для Оли не было. К счастью, судя по голосам и лязгу на крыше кабины лифта, нас таки прибыли спасать и моей милой сестричке ничего не оставалось, как отложить свой допрос на потом. Но она вернётся к подобным вопросам позднее.

Я ничуть в этом не сомневался.

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОМЕЯ. НОВЫЙ ИЛИОН. ДИРЕКЦИЯ ФЕСТИВАЛЯ ИМПЕРАТОРСКОЙ НОВОИЛИОНСКОЙ КИНОАКАДЕМИИ. 2 сентября 1936 года

Слёзы текли по её щекам.

Он жив. Жив. Слава Тебе, Господи, он жив. Рука — ерунда. Она его вылечит. Главное, что Миша — жив.

Императрица стояла, прислонившись спиной к стене и сжимая в ладони бланк шифрограммы.

Жив.

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОМЕЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. БАШНЯ МУДРОСТИ. ПРЕСС-ЦЕНТР. 2 сентября 1936 года

— Я жив, дамы и господа. Можете убедиться в этом лично. Попытка обезглавить Империю и посеять смуту провалилась. Хочу заверить всех наших верных подданных, что Богом избранная власть не дрогнет, вся наша сила в Единстве, и все виновные будут наказаны по всей строгости закона. Сегодня у нас очень насыщенный день, но я готов ответить на пару вопросов, которые наверняка волнуют наше общество и весь мир.

Что ж, вид забинтованной головы царя-батюшки и правая рука в уже наложенном гипсе свидетельствовали о том, что положение более чем серьёзное. Так что сама возможность задать вопросы императору в такой ситуации была просто мечтой для любого репортёра. Другое дело, что основная моя задача сейчас состояла вовсе не в том, чтобы на что-то там отвечать, а в том, чтобы показать подданным, что царь жив и власть в Империи стабильна.

Конечно, народ сейчас возбуждён сверх всякой меры, и я просто обязан вселить в людей уверенность, одновременно с этим показав, что никакой растерянности в верхах нет.

А растерянности у меня было просто выше крыши. Или кто-то полагает, что я бы всё это допустил, если бы знал о готовящихся ударах? И, конечно же, умные люди, в том числе и среди элит Империи, прекрасно это понимают. Поэтому я должен быть не просто бодрячком, но и очень злым бодрячком. Спокойным, уверенным в себе и одновременно злым человеком. Тем самым, который не злопамятный, но у которого память хорошая.

Головы и погоны полетят. Это однозначно, и сомнений в этом не должно быть ни у кого.

— Ваши вопросы, дамы и господа.

Первый желающий.

— Ваше Всевеличие! Семён Недачин, ТАРР. Были ли другие покушения на членов Августейшей Семьи сегодня?

Киваю.

— Да, были. Все члены Августейшей Семьи живы, а ответ не заставит себя ждать. Над нами горит башня. Множество погибших. За каждого верного нашего подданного свершится акт возмездия.

— Ваше Всевеличие! Женевьева Табуи, парижская редакция лондонской газеты «Sunday Refere». По просочившимся в нашу редакцию сведениям, стрелявшая в императрицу Викторию оказалась полячкой. Как вы можете прокомментировать данную информацию?

— Уверен, что французское следствие разберётся, и мы все вскоре узнаем всю подноготную этого дела. Пока я не могу комментировать ваши сведения, из какого источника они не были бы получены. Следующий вопрос.

— Ваше Всевеличие! Александра Ильина, журнал «Женское слово», Константинополь. Считаете ли вы взрыв на открытии кинофестиваля в Новом Илионе покушением на её величество? И как вы намерены реагировать, если это так?

Конечно, сестра Есенина не могла не вставить свои пять копеек в общую информационную свалку. Как всегда, как и её чудный братец, она остра на язык. Распустились тут без меня, как говаривал в фильме Иван Васильевич. Иной раз мне кажется, что со свободой прессы я как-то переборщил. Ведь, на секундочку, «Женское слово» — официальный печатный орган ведомств императрицы Марии. И тут Ильина задаёт явно провокационный вопрос о том, что я буду делать.