— Для полной поправки вашего здоровья, по мнению врачей, вам необходима неделя. По данным разведки, вы готовы лететь на фронт хоть сейчас. Ставка дает вам четыре дня на поправку здоровья и вхождения в курс дела, товарищ генерал-лейтенант, — специально подчеркнул новое звание генерала Сталин. — Все необходимые вам документы будут доставлены в госпиталь. Если возникнут вопросы или будут нужны дополнительные сведения, позвоните по телефону, который вам дадут, и все привезут. Нам очень важно, чтобы вы прибыли на фронт готовый и во всеоружии. Сейчас в Крыму затишье, экстренности с вашей отправки туда нет, так что пользуйтесь выпавшим вам моментом. После того как примете дела у товарища Козлова, осмотритесь и доложите нам свое мнение по ситуации на фронте, а также ваши предложения по её исправлению.

— Слушаюсь, товарищ Сталин.

— И вот ещё что. Вас на место Козлова просил прислать лично Мехлис, но, зная его характер, не исключаю, что у вас с ним могут возникнуть разногласия. Товарищ Мехлис честный, но довольно сложный человек. Постарайтесь найти с ним общий язык. Как представитель Ставки, он во многом сможет вам помочь, но помните, что командующий фронтом вы, а не Мехлис. И спрашивать в первую очередь Ставка будет с вас, а не с армейского комиссара 1-го ранга. Если у вас будут серьезные разногласия, звоните, мы вас поддержим, но нам нужен Крым, нам нужен свободный Севастополь. Надеюсь, что у вас все получится, товарищ Рокоссовский… — Сталин легонько, как бы напутственно, коснулся рукой плеча генерала. — Есть вопросы, пожелания?

— Начинать новое дело на новом месте всегда трудно. Хотел бы попросить у вас разрешения взять с собой несколько человек из 16-й армии. Я их хорошо знаю, они знают меня, и не хочется тратить время на притирку с новым коллективом.

— Берите всех, кого считаете нужным взять с собой в Крым. Подготовьте список, и Ставка утвердит его. Что-нибудь ещё?

— Севастополь в первую очередь морская крепость, как Кронштадт на Балтике. Поэтому хочу спросить о взаимодействии фронта с флотом. В какой мере можно рассчитывать на поддержку со стороны моряков?

Зная, как трепетно относятся адмиралы к целостности своих кораблей, Рокоссовский желал знать, будет ли подчинен Черноморский флот Крымскому фронту или будет оказывать помощь после согласования с наркомом Кузнецовым. Вопрос был важен. Мехлис уже поднимал его в разговорах по прямому проводу, но Сталин не торопился с его решением. С одной стороны, зная любовь Сталина к большим кораблям, на него наседали моряки, настаивая на сохранении их автономии. С другой стороны, он не видел среди военных того человека, которому можно было вручить такую дорогую вещь, как флот, не боясь, что он бездарно его использует.

Да, генерал Рокоссовский импонировал вождю, но этого мало, чтобы в придачу к новому званию, должности и полной свободе рук он получил ещё в подчинение и флот. Его нужно было заслужить, и Сталин принял половинчатое решение.

— Вице-адмирал Октябрьский окажет вам всестороннюю поддержку во всех ваших действиях, связанных с наступлением на Крымском полуострове, товарищ Рокоссовский. Можете об этом не беспокоиться, — заверил Верховный генерала, и тот покорно принял его решение.

— В таком случае разрешите через четыре дня отбыть на фронт, товарищ Сталин… — Красавец Рокоссовский молодцевато вытянулся перед Верховным.

— Через пять дней, — деловито уточнил Сталин, — не будем спорить с врачами и с начальством.

Он подошел к новому командующему Крымским фронтом и протянул ему руку на прощание.

— Счастливого пути, товарищ Рокоссовский. Мы очень надеемся на вас и ждем результата. Помните, что от того, в чьих руках Крым и Севастополь, очень многое зависит не только в Европе и на Балканах, но и на Кавказе, а также позиция Турции. Сейчас они являются нейтральной страной, но в случае ухудшения обстановки на Черном море могут переметнуться к Гитлеру и всадить нож нам в спину. Ещё та публика… — напутствовал Сталин своего избранника, и тот обещал вождю сделать все возможное.

Вечером того же дня в Крым к Мехлису полетела телеграмма следующего содержания: «Ваш Гинденбург утвержден на посту комфронта. Встречайте через пять дней. Ради общего дела постарайтесь поскорее найти с ним общий язык».

Глава II. «Охота на дроф». Расстановка фигур

Чем больше генерал Рокоссовский узнавал о положении дел на Крымском фронте, тем грустнее ему становилось от полученных знаний. Фронта, наподобие Западного фронта под командованием генерала армии Жукова, к которому он привык и с которым сроднился за четыре месяца боев, в Крыму не было.

Был командующий фронтом, безвылазно сидящий в Керчи, и были три армии, сильно потрепанные в предыдущих боях, прочно застрявшие на узком пространстве суши под названием Ак-Монайские позиции, что отделяли Керченский полуостров от остальной территории Крыма. А между ними в непрерывном движении находился заместитель наркома обороны товарищ Мехлис.

Будучи далеко не глупым человеком с обостренным чувством ответственности и различающий фальшь буквально по запаху, он не мог спокойно наблюдать за неудачами фронта, что преследовали его третий месяц подряд.

Успехи Красной Армии под Москвой и Ростовом-на-Дону наглядно говорили, что врага можно бить, бить успешно, и присланный в Крым в качестве толкача товарищ Мехлис изо всех сил старался оправдать доверие вождя.

Стремительно начавшееся наступление в Крыму имело хорошие шансы, чтобы к вышеперечисленным двум успешным контрнаступлениям добавить третье. Предпосылки к этому были, но медлительность и несогласованные действия сил десанта по преследованию противника привели к потере времени и возможности.

Не являясь военным человеком, армейский комиссар чувствовал, что силы врага ограничены, что его солдаты напуганы и нужно ещё одно небольшое усилие для одержания полной победы. Всего одно верное решение, и враг будет вынужден оставить Крым, но как Мехлис ни старался, ключ, что открывал немецкий замок, так и не был найден, хотя все время был под рукой.

После падения Феодосии панические настроения в союзных немцам румынских войсках были так сильны, что Манштейн был вынужден отправлять для их укрепления своих солдат и офицеров. Один немецкий солдат командовал десятью румынскими солдатами, унтер-офицеры командовали взводами, а младшие офицеры — ротами и батальонами. Одновременно с этим среди самих немцев была проведена суровая воспитательная работа, и в первую очередь она коснулась офицеров. Под угрозой смертной казни было запрещено оставлять позиции без приказа командования, и судьба генералов Шпонека и Гимера, отданных под суд и приговоренных к расстрелу, была очень наглядным примером.

Решительной рукой Манштейн навел железный порядок, и когда, получив подкрепление, Козлов попытался прорваться к Симферополю и Джанкою, у него ничего не получилось. Убыль солдат и офицеров была огромна. Чтобы спасти положение, Манштейн отправил на фронт всех солдат из нестроевых подразделений и офицеров штаба.

Будь управление войсками более организованно, блистательный стратег и лучший ум германской мысли попал бы в окружение, но, к сожалению, этого не случилось. Авиационная поддержка была слабой, артиллеристы плохо координировали свою работу с запросами пехоты, а она, в свою очередь, не поддерживала действий танков. Благодаря этому часть огневых точек и опорные пункт обороны противника не были подавлены. Не имевшие поддержки танки, большей частью легкие, после прорыва передовой линии обороны оказывались легкой добычей противотанковых батарей, зенитных орудий и вооруженных гранатами солдат. Поэтому они несли неоправданные потери и отходили, а когда в бой вступала сама пехота, её останавливали при помощи пулеметов и заградительного огня из пушек и минометов.

Сумей комфронта отладить их совместные действия, и фронт был бы обязательно прорван. По своим силам Крымский фронт превосходил противника, но Козлов не сумел этого сделать. Он руководил своими войсками из штаба фронта, покидая его исключительно по требованию Мехлиса или Ставки.

Не зная реальной обстановки и руководствуясь плохо проверенными данными, Козлов не сумел выполнить директиву Ставки по снятию блокады с Севастополя и освобождению Крыма от немцев. Объясняя свои неудачи малым числом гаубичной артиллерии, большими потерями в живой силе, упорным сопротивлением врага и наступившей весенней распутицей, он постоянно просил Сталина прислать ему ещё одну дивизию или бригаду, которая непременно сломает хребет «фашистскому зверю» Манштейну.

Возможно, генерал-лейтенант Козлов со временем и стал бы неплохим полководцем, наберись он боевого опыта в более спокойной обстановке, где не было ни Манштейна, ни Мехлиса. Ведь не за красивые глаза он стал генерал-лейтенантом и комфронта.

Но увы. Весною сорок второго он был в Крыму, где на него с одной стороны давил немецкий генерал-полковник пехоты, с другой — советский армейский комиссар 1-го ранга, и вкупе к этому Ставка в лице несносного Сталина требовала отчета об использовании предоставленных ему сил и средств. Ну как не загрустить военному человеку.