Владимир Поселягин

Командир

Автор благодарит за помощь в написании книги:

главного редактора Издательского дома «Ленинград» А. В. Сидоровича; Сергея «Уксуса»; Сергея «Мозга» Павлова; Екатерину Корчагину; КристинАлису и многих других, кто искренне помогал мне на форумах ЛитОстровка и СамИздата.

От автора читателям

Хочу сразу сообщить, что это моя первая книга. Именно на ней я учился, именно она поставила меня на путь авторства.

Пролог

Все. Баста. Финита. Закончил, завершил, все сделал. Я зевнул и устало протер глаза — спать охота невмоготу. Покосившись на мобилу, только печально вздохнул — три часа ночи. С отвращением посмотрев на курсовую, лежащую на столе, которую наконец-то переписал, отложил черновик в сторону и зашарил по столу в поисках ручки — нужно поставить число и подпись. Блин, ведь только что в руках держал?! Поискав под столом, ручку я так и не обнаружил. Вообще-то со мной такое происходит регулярно, пропадают вещи, оказавшиеся у меня в руках или в пределах видимости. И это с детства, с грудного возраста, с первой пустышки. Пропадает все. От мелкой вещи вроде скрепки или кнопки — до крупной. В несколько тонн. Причем все происходит, когда я один или на меня никто не смотрит. Вершиной всего стала пропажа экскаватора соседа дяди Паши, когда он отошел обедать. Вернулся — а трактора-то и нет! Только соседский мальчишка, семилетний Мишка в песочнице играет. Сам я этого не помню, отец рассказал. Кроме меня, об этом знают только родители и, думаю, что-то подозревает младшая сестренка Ленка. По крайней мере, когда пропал новенький уазик военкома, около которого я крутился, она пару раз на меня покосилась. Папа говорит, что я «черная дыра», в меня все затягивает, да я и сам стал придерживаться такого же мнения, особенно когда начал почитывать фантастику.

Еще раз сладко зевнув и потянувшись, я расписался, поставил дату извлеченной из пенала запасной ручкой и наконец-то убрал курсовую в папку. Потом встал из-за стола, с трудом разогнулся и, сделав пару разминочных движений, пошел умываться. Вернувшись, покосился на пустую кровать соседа-одногруппника, зависшего у какой-то девчонки у нас в общаге, и, взяв мобильник, поставил будильник на восемь утра — в девять надо сдать курсовую, завтра крайний срок. Дотянул: в один день и курсовую сдаю, и экзамен. Утром меня разбудил не будильник, а сосед Леха Шерстнев. Эта рыжая сволочь, ворвавшись в комнату, с ходу врезал ногой по моей кровати и заорал:

— Миха, вставай! Мы на экзамен опаздываем! — после чего стал судорожно переодеваться.

Приоткрыв один глаз, я простонал:

— Сколько?

— Что сколько?

— Времени.

— Десять, до экзамена полчаса осталось.

— Б…я!

Вскочив, будто подброшенный пружиной, я начал одеваться. Черт, почему будильник не сработал? Взгляд на стол мне все объяснил: телефон исчез!

— Чертова дыра! Блин, четвертый мобильник!

— Ты это о чем?

— Да так, мысли вслух!

— Место займи! — крикнул вслед Леха, когда я побежал умываться.

— Шерстнев, хорошо!

— Валиев, удовлетворительно!

— Солнцев, хорошо!..

Забрав зачетку, я вышел из аудитории. В коридоре около окна кучковались мои одногруппники — решали, куда пойдем отмечать сдачу.

— Мишка, поехали в «Икею». Там кафешка хорошая и цены небольшие…

— Не, я сестре обещал. Ей стрельнуло сегодня ноут покупать, надо помочь, может, позже подойду.

— Ну мы допоздна будем, если что. Освободишься — присоединяйся!

— Лады!

Зайдя в общагу, я взял записную книжку и пошел в ближайший салон сотовой связи, где купил бэушную мобилу и симку — без телефона как без рук. Затем доехал на автобусе до торгового комплекса «Кольцо», где мы с Ленкой договорились встретиться. Подойдя к автоматическим дверям, около которых стояла пара электриков, услышал, как один из них говорит в рацию:

— Все, включай, сейчас проверим.

Это было последнее, что я помню.

* * *

Очнулся я сразу. Открыл глаза и сперва не понял, где нахожусь. Почему вижу небо, ветки деревьев, двух парней в танкистской форме с карабинами? То, что это именно танкисты, я определил очень просто — они были в ребристых танковых шлемофонах. У отца такой в сарае висит. Когда у нас был мотоцикл, он использовал его вместо шлема. Правда, у этих почему-то отсутствовали ларингофоны, которые застегивались под подбородком. Чуть приподняв голову, огляделся: вокруг по лесу шла толпа красноармейцев вперемешку с танкистами. Некоторые несли раненых, некоторые оружие. Тут в голове что-то щелкнуло, и появился звук: бряканье амуниции, стоны, чьи-то матюги. Оглядев себя, я обнаружил, что одет точно в такой же комбинезон, как и у танкистов.

Мое пробуждение не осталось незамеченным. Один из несущих меня бойцов воскликнул с неприкрытой радостью:

— Товарищ капитан, вы очнулись!

«Чего?! Какой еще капитан? Это он кому?» — озадачился я.

— В чем дело, Карпов?

— Товарищ младший лейтенант госбезопасности, товарищ капитан очнулся!

— Да? Ну-ка опустите капитана… Товарищ капитан? Капитан Михайлов?

Носилки аккуратно положили на землю. Перед глазами появился парень лет тридцати — тридцати пяти в старинной — до сорок третьего года — военной форме с тремя кубарями в петлицах. Что мне не понравилось сразу, так это васильковый околыш его фуражки и очень уж специфический взгляд. Но еще больше не понравилось обращение.

«Михайлов? Какой еще Михайлов? Я Солнцев Михаил Геннадьевич, двадцати трех лет от роду».

В голове царил сумбур, мелькали обрывки чужих воспоминаний. То я стреляю в спину красноармейцам, отступающим в пригороде Луцка, то нахожусь на каком то стрельбище (Квенцгут, тут же услужливо подсказала вторая память), где фельдфебель в форме Вермахта и с взглядом профессионального убийцы показывал, как разбирать и собирать русский ППД. То выброска семерых диверсантов в форме командиров Красной армии в район действий 20-й советской танковой дивизии, посланных для диверсий и уничтожения командного состава.

— Товарищ капитан? — прервал мои воспоминания лейтенант.

Перед моим внутренним взором успела промелькнуть вся память того конченого ублюдка, в тело которого я попал. Литовец по национальности, Вацлав Швед с детства ненавидел русских из-за родителей, погибших в застенках ОГПУ. По крайней мере, так ему рассказал родной дядя, нашедший Шведа в харьковском детдоме и забравший его к себе. Что не помешало Вацлаву отслужить в Красной армии в танковых войсках, демобилизовавшись сержантом, командиром танка. В 38-м Швед был завербован немецкой разведкой с помощью ее активного члена — своего дяди. И до 40-го участвовал в акциях устрашения или, проще говоря, резал мирное население. Я на секунду заглянул в эти воспоминания и тут же заблокировал их. Такое не выдержит и подготовленный человек, а не только домашний мальчик вроде меня. Да я даже в армии не служил!..

Настоящая фамилия Шведа была Швядас, но когда записывали в документах, писарь то ли не расслышал, то ли неправильно записал.

— Товарищ капитан? — уже с напором спросил энкавэдэшник.

— Да-да. Я — Михайлов Александр Сергеевич, капитан, командир танкового батальона девятнадцатой танковой дивизии.

— И как же вы, товарищ капитан, попали в плен, из которого мы вас освободили? — требовательно глядя мне в глаза, поинтересовался лейтенант.

И тут к нам подбежал старшина-пограничник лет тридцати и тихо сказал то ли младшему, то ли старшему лейтенанту, я пока не разобрался в местных знаках различия:

— Товарищ младший лейтенант госбезопасности, там дорога и наши, — и замолчал, покосившись на меня.

— Что наши? Какая дорога? — повернулся лейтенант к старшине, оставив меня пока в покое.

— Дорога проселочная, за дорогой лес, нужно пересечь двести пятьдесят метров открытой местности, но там наших окруженцев несколько сотен. Товарищ полковник велел вас позвать.

— За мной! — приказал энкавэдэшник и, подхватив хорошо мне знакомый по любимой стрелялке немецкий карабин «Маузер Kar.98k», который я до этого не заметил, скрылся вместе со старшиной.

— Как вы, товарищ капитан? Хотите воды? — спросил у меня Карпов и, отстегнув, подал фляжку.

Я попытался открутить крышку, но из-за нервного перенапряжения руки дрожали как с похмелья.

— Давайте помогу, товарищ капитан. — Забрав у меня фляжку, боец открутил колпачок и поднес ее к моим губам.

Выбивая дробь зубами по горлышку, я сделал несколько судорожных глотков, затем шумно вздохнул и спросил у Карпова, разглядев у него на петлицах треугольники («Старший сержант», — тут же подсказала память Шведа):

— Сержант, где мы?

— Где-то в районе Смоленска, товарищ капитан.

— Помоги подняться.

Карпов и второй танкист, оставшийся неизвестным, поддерживая, довели меня до ближайшего дерева, на которое я оперся спиной. Я сделал вид, что пережидаю, когда пройдет головокружение. На самом деле тело Шведа мне плохо подчинялось. Диверсант был невысокого роста, где-то около метра семидесяти при семидесяти двух килограммах, тогда как мой рост составлял метр восемьдесят четыре, а вес — сто шесть кэгэ. Моторика движений совсем другая. Поэтому я стал двигать конечностями, крутить головой, туловищем и делать другие разминочные движения. Проведя рукой по животу, нащупал мощный пресс. Ого! Даже привычного намека на брюшко нет! И вообще отличий от моего рыхлого растренированного тела много.

Чувствуя небывалый подъем и ни на кого не обращая внимания, стал делать приседания. Десять — нормально, двадцать… даже одышки нет. Тридцать — ну ничего себе! После сорока в голове начало шуметь, перед глазами задвоилось, и я стал заваливаться на бок, делая вид, что вот-вот потеряю сознание. Подобное поведение объясняется просто — заданием Шведа было под видом капитана Михайлова попасть в одну из групп окруженцев, обнаруженную воздушной разведкой, втереться в доверие к старшему комсоставу и с их помощью занять штабную должность. Делая вид, что из-за тяжелой контузии не может служить в боевых частях, выйти из окружения, пройти фильтр НКВД, затаиться и нести обычную службу штабиста, ничем не выделяясь, пока с ним не свяжутся.

Попасть к окруженцам оказалось просто: Шведа немного побили, чтоб появились синяки, а потом профессионально вырубили.

На одном из хуторов остановился немецкий грузовик, из которого с грохотом посыпались немцы и стали разбегаться по территории. Четверо вломились в дом, остальные занялись обыском хозяйственных построек. Из кабины вылез молодой офицер и, махнув рукой трем солдатам, оставшимся у грузовика, направился к дому. Один из немцев залез в кузов и стал сбрасывать под смех остальных связанные тела, одетые в форму командиров Красной армии… Внедрение разрабатывали аналитики Абвера. Когда было выявлено, где находятся окруженцы из 20-й танковой, разыграли небольшой спектакль.

Нужно торопиться! Пошарив у пояса, не обнаружил ни ремня, ни кобуры. Блин! Меня же из плена освободили, какое оружие? Шведа я уже считал собой, наши личности полностью слились, только заблокировал память с его развлечениями, оставив те воспоминания, что могут пригодиться. Его личность практически исчезла, оставив только воспоминания. Службу в армии оставил почти всю. До этого танки только в инете видел, когда читал про попаданцев, да технику на Площади Победы в Казани, а тут, прокрутив чужую память, узнал, что знаком со всеми «бэтэшками», Т-26, Т-28 и немного трофейным польским 7ТР. Уже неплохо.

Вот ведь никогда бы не подумал, что это произойдет именно со мной! Сколько ни читал про это, а все равно никак не могу поверить в перемещение!..

— Товарищ капитан, ну нельзя же так, вы же контужены! — запричитал боец с санитарной сумкой, перевязывающий до этого раненного в голову сержанта-зенитчика, и сунул мне под нос ватку.

В голове сразу же просветлело, и я, судорожно пытаясь вздохнуть, силился разглядеть сквозь слезы, брызнувшие из глаз, где этот гадский медик, чтоб порвать его как Тузик грелку, но ловко увернувшийся санитар уже подавал мне небольшую тряпочку:

— Вот, вытритесь, товарищ капитан.

Протерев лицо, я попытался унять пожар, полыхающий у меня в носу. Наверное, все волосы там сгорели! Вытирая продолжающие течь слезы, слушал жужжание санитара, что делать контуженым можно, а что нет. Уф, вернув тряпицу бойцу, отправил его осматривать других раненых. Вдалеке слышалась канонада, на которую я раньше как-то не обращал внимания, а потом с востока донесся гул авиационных моторов. Девятка «Юнкерсов» неторопливо шла на километровой высоте. За последним тянулся шлейф дыма, но было незаметно, чтобы он отставал. Проводив «лаптежников» взглядом, один из бойцов — невысокий, с ранней сединой — сказал:

— Вот и нас такие же бомбили, от всего полка едва батальон наберется. — В его голосе слышалась неприкрытая ненависть.

Интересно, который час? Судя по солнцу, около десяти утра. Спросил у сидящих вокруг. У бойцов часов не оказалось.

— Десять часов тридцать семь минут, товарищ капитан, — сообщил круглолицый младший лейтенант-минометчик, баюкая раненую руку.

И тут сработала память Шведа.

— Карпов, мне нужно оружие, НЕМЕДЛЕННО! — От моего тихого крика оба танкиста и сидящие рядом красноармейцы вздрогнули.

«Ого, наследство Шведа проснулось! У меня никогда командного голоса не было».

— Товарищ капитан, товарищ младший лейтенант приказал оружие вам не давать, пока он не разрешит, — сказал Карпов и покосился в сторону. Обернувшись, я увидел курносого пограничника лет девятнадцати с ППД, внимательно за мной наблюдающего.

«М-да, пока не пройду проверки, буду под наблюдением».

Присев и облокотившись о дерево, стал вспоминать, как Шведа освобождали из плена.

Двое из пяти красных командиров были настоящими, для правдоподобности. Где их захватили, мне не известно. Остальные — профессиональные диверсанты из полка «Бранденбург», причем с одним — обер-ефрейтором Клаусом Шнитке — Швед был хорошо знаком. План состоял в том, чтоб на глазах у русской разведки сделать вид, что озверевшие от потерь немецкие солдаты собрались казнить захваченных русских командиров на одном из хуторов. Первыми должны были уничтожить настоящих, после чего русская разведка, увидев эти зверства, по предположениям абверовских стратегов, должна была атаковать и отбить остальных пленных. Немцы же при атаке организованно отступают, оставив планшет с удостоверениями, и, отстреливаясь, уходят с минимальными потерями. Но наши и тут преподнесли неприятный сюрприз. Оказалось, что несколько пограничников сумели скрытно попасть в одну из хозяйственных построек. Причем снайперская группа обер-лейтенанта Гауэрта, обеспечивающая огневое прикрытие, их не засекла, и это сыграло решающую роль в бою. Поэтому, когда одного из пленных, старшего лейтенанта-артиллериста, облили бензином, пограничники неожиданно атаковали. Так что внедрение, можно сказать, прошло успешно, если бы не большие потери среди личного состава солдат СС, обеспечивающих спектакль.

— Голиков, дай винтовку посмотреть, — услышал я справа. Повернув голову, увидел здоровенного бойца со шрамом на подбородке, протирающего немецкую снайперку.

— Мал еще, — ответил шрамолицый молодому танкисту в изорванном комбинезоне.

Не узнать эту винтовку я не мог — наградная обер-лейтенанта Гауэрта. Значит, и эта сволочь от наказания не ушла! Шведу он хвастал, что подстрелил более двадцати пяти советских командиров и даже одного генерала…

Но вернемся к проблемам: кроме меня тут еще два диверсанта; и их надо уничтожить, только как?

— Приготовится к движению, — негромко передавали командиры. Бойцы вставали, оправляли гимнастерки, проверяли оружие, поднимали носилки с ранеными. Тут и там раздавались позвякивания и стоны.

— Тихо, не шуметь, выдвигаемся.

— Товарищ капитан, ложитесь на носилки, — попросил Карпов.

— Нет, сержант. Я в норме, только голова немного кружится. Ты лучше положи того бойца с простреленным плечом, у него лицо бледное, вот-вот свалится. Боец, как тебя?

— Красноармеец Кульков, товарищ капитан.

— Ложись на носилки, это приказ.

— Хорошо, товарищ капитан.

Со стороны дороги, куда убежали энкавэдэшник и пограничник, вдруг началась стрельба, хлестко били «Мосинки», трещали немецкие МП, где-то строчил «Максим», ему вторили несколько МГ, хлопали немецкие карабины, но все меньше и меньше. Вот несколько раз отметился ППД. Ну понятное дело, в окружении патронов не найдешь, вот и приходится экономить и пользоваться трофейным оружием. Забухали ручные гранаты… У этого козла Шведа оказался великолепный слух. По крайней мере, мне прекрасно удавалось по звуку различать любой вид оружия.

— Вперед, вперед, не задерживаемся! — разноголосо закричали командиры, и вся масса войск пришла в движение.

Интересно, их тут сколько? Я стал вертеть головой. На глазок прикинул — только на виду никак не меньше двух сотен.

Карпов со своим напарником понесли носилки с Кульковым, а я пристроился за ними, крутя головой почти на триста шестьдесят градусов. Мне стало интересно ВСЕ! Когда еще такое увидишь? Тело Шведа слушалось все лучше и лучше. Пограничник с ППД шел недалеко, не теряя меня из виду.

«Любопытно, а других так же охраняют? И вообще, где они?» — Ответов на эти вопросы пока не было.

Вот показался просвет среди деревьев, выстрелы уже минуту как прекратились. Мы вышли на дорогу.

— Быстрее, быстрее! — махал рукой с ТТ какой-то майор со стрелковыми эмблемами. Я огляделся, лежащий на боку немецкий грузовик, похожий на полуторку, разбитые и горящие машины, несколько бойцов толкали в лес мотоцикл. Везде вповалку тела в немецкой и советской форме. Вот лежит сержант-грузин, сдавив руками горло немецкого унтер-офицера, и в боку сержанта кинжал, зажатый в руке унтера. Тут и там ходили бойцы, склоняясь то над немцем, то над нашим.

«Документы собирают и оружие, — подумал я, — раненых, похоже, уже унесли».

Заметив, что отстаю от Карпова, ускорил шаг. И тут в стороне увидел убитого немецкого офицера с перерубленным пулеметной очередью почти пополам телом. Повернувшись, поспешил к нему. Пистолет на ремне — вот что мне было нужно. Вблизи в нос ударил тяжелый запах крови и разорванных внутренностей. Нисколько не смущаясь, я наклонился и расстегнул ремень с орлом на пряжке. Правда, эту тевтонскую курицу не было видно из-за крови, но я знал, что она там есть. Перевернув тело, освободил ремень и, выпрямившись, наткнулся на взгляд погранца.

Этот взгляд говорил: «Даже не думай!»

Тряхнув головой, я достал парабеллум. С кобуры капала кровь, но пистолет был чистым. Сунув его в карман комбинезона, стал искать запасной магазин. В кармашке кобуры его не было. Пришлось обшаривать покойника. Магазины — целых два, причем оба снаряженные — обнаружились в карманах галифе.

— Товарищ капитан, — позвал погранец, — уходить надо, замыкающие уже идут.

— Да, идем. — И мы бросились догонять наших.

— Карпов, воды не одолжишь? Кровь с кобуры надо смыть. — Мне уже надоело ремень на вытянутых руках нести. К сожалению, водоемы на пути не попадались.

— Вот, товарищ капитан, возьмите мою, — протянул мне фляжку бледный Кульков, — почти полная.