Что ещё? Про хранилище сказал, не пополнял и не тратил особо, дал возможность свободно качаться, пусть место копиться для самолёта. Вещь всё-таки нужная. По немцам. Того эсэсовца из пассажиров самолёта, повесили по приговору суда. Как военного преступника. Полком командовал, моторизованным. Оказалось, столько преступлений на нём и его солдатах, включая геноцид мирного населения на оккупированной территории, даже не раздумывали. С остальными работали. Впрочем, сроки все получили. Это всё шло через прессу, открыто, громкое дело. Пиарил себя Союз и Красную Армию в лучшем виде выставлял. Я это дело вполне понимал, и был согласен. Не раз выступал свидетелем на процессах. Ещё было несколько попыток вербовки в военную разведку и вот к Судоплатову, но я всё вежливо, и твёрдо отклонял. Там вход копейка, а выхода нет вообще. Объяснял просто, армия и служба это не моё. Осознал и понял, как война закончить, сразу на гражданку, а со службы кто меня отпустит? Сам уйду, так дезертиром объявят. Лучше эту порочную практику сразу исключить. Дослужу до конца войны и в отставку.

В общем, не хотя, но приняли. Хотя военная разведка чуть не приказом хотели меня перевести. Да что хотели, они этот приказ мне и показали, на что я вежливо ответил, что служба в военной разведке дело сугубо добровольное, а я им не являюсь. Да в клин войду, на все приказы положив с прибором. Да, военный суд, да трибунал, которые я, к слову, не боюсь, но кто виноват будет, они, что с силой заставили меня служить там, где я не хочу, или я? Совсем даже не доброволец. И свои речи, о родине и долге могут в задницу заснуть. Так и сказал. Приказ убрали, отбился, но врагов в этой структуре приобрёл. От Судоплатова, сделали заброс на службу к ним, но настывать не стали, нормально приняли отказ, уже в курсе как военная разведка облажалась. В принципе всё. Большую часть времени я проводил в разных ведомствах, опросы, и тому подобное. Сейчас шумиха в прессе стоит, как немцы обращаются с заключёнными в Заксенхаузене. Я всё описал и выступал свидетелем на суде, он уже был, ещё международный предстоит, и это тоже выложили в открытую прессу.

Утром пообщался с матушкой на завтраке. Та молочную пшённую кашу сделала, как я любил. Да, ожидаемо отказалась, но сестрица тут может и поживёт, поэтому запасной комплект ключей возьмёт, я предупрежу домоправителя. За мной машина пришла, так что увезли к зданию, где ведомство Судоплатова расположилось. Тот меня сам встретил, глаза красные, мешки под глазами, явно не спал всю ночь, но довольным был, жуть, вот и ошарашил сообщением:

— Это по тебе группа ликвидации работала. Личный приказ Гитлера, как личного врага фюрера. Всех почти взяли, даже спящих агентов, один в нашем наркомате окопался. Столько информации сдал противнику, гад. Следователи работают. Только один из немцев говорит, что их группа не одна, там разные ведомства работают. К нам ты отказался уходить, поэтому сейчас едешь за направлением на фронт, в боевую часть, я уже созвонился, ждут, и на фронт. Нечего тебе тут делать, много у нас работы, не всех успели взять. В два часа дня у тебя выступление на радио, его никто отменять не будет, мы подстрахуем со стороны, чтобы тебя там не подловили, а после выступления, чтобы духу твоего в столице не было. Это приказ сверху.

Не скажу, что меня расстроила информация, я даже испытал некоторое облегчение от того, что вся эта бодяга наконец закончиться. Лучше на фронт, чем тут.

— Мне бы билет до Ярославля. Матушку отправить.

— Сейчас сделаю, — кивнул тот. — Машину ту же возьмёшь. Как закончишь, ко мне, пообщаемся.

Тот действительно позвонил на нужный вокзал, дал мои данные. Так что зайду и заберу билет, будут ждать. После этого на выход, та же «эмка» с шофёром, только в этом раз за нами следовала машина с бойцами охраны. Мне о ней не говорили, вычислил сам сканером. Это свои, одного знаю. Сначала на вокзал, потом в кадровый отдел главного управления Красной Армии. Там на час задержался. Обо мне действительно предупредили, всё готово было. Но как же я удивился, когда получил приказ с назначением на новое место службы. Это не та дивизия где служил дед, о нет, меня поставили командовать отдельным танковым батальоном. Всё что нужно получил, даже продаттестат на дорогу, все бумаги, тут дело знали туго, и сразу на вокзал, узнал, когда попутный поезд, что на Воронеж шёл. Да, меня на Брянский фронт, что там стоит, направили. В десять вечера попутный эшелон с техникой проходит, туда и посадят. После этого домой, где сообщил матушке, что меня отправляют на фронт, сегодня отбытие, получил билет для неё, отходит через два часа. Так что помог ей собраться, два вещмешка с подарками, плюс еда и чай в дорогу, отвёз на машине на вокзал, там мы дождались подачи поезда, и усадил в вагон, место в купе было. Так и отправил, махая рукой вслед. После этого к Судоплатову. Как раз время к обеду подходило, и прежде чем в служебную столовую направились, у меня были талоны на питание в ней, пообщались. Тот хмурился, когда читал приказ по направлению на службу, и сообщил:

— Кто-то на тебя серьёзно взъелся, раз такое назначение организовал.

— Военная разведка, — пожал я плечами, и тут же уточнил. — А что не так-то?

— Не понимаешь? — покачал головой Судоплатов, и встал из-за стола. — Тебе через полтора часа выступать, идём поедим и увезут. Я звонил предупредил что к началу эфира ты будешь.

Пока шли, да и в столовой, там нам быстро раскидали тарелки, у меня талон на питание взяли, тот и пояснил:

— Ты взводный, да ещё память потерял почти всю. Двухмесячного боевого опыта тоже лишился. Ну кто тебя поставит командовать батальоном? Только в одно случае. Если ожидается громкий провал тебя как командира подразделения. Кто-то в верхах, возможно даже ты его не знаешь. По идее тебя по линии штабных командиров поднатаскать и так до конца войны.

— А чего там сложного? — не понял я. — Подобрать грамотную команда, дальше даю задачу, разработать операцию, и выбираю лучшую. Я же командир, стою в стороне и делаю уверенный вид, и командую. Разберусь. Да и почему нельзя?!

Судоплатов оторвавшись от первого блюда, несколько секунд пристально на меня смотрел, после чего мягко улыбнулся и кивнул:

— Тебе можно, вижу ты понял смысл как быть военачальником. Если это так, то тебя ждёт большое будущее.

— Вот ещё. Войне конец и в отставку.

— Ну да.

Больше Судоплатов к этой теме не возвращался. Видимо в моих ответах увидел то, что было нужно, так что мы попрощались, вряд ли увидимся ещё, и я поехал на той же «эмке», к зданию радиовещания на Тверской. Пока ехали, я размышлял над назначением. Я действительно не видел проблем с назначением. Конечно неизвестно, что за часть, какой опыт, чем вооружены. Вроде там лёгкие машины, это «Т-26»? Или их уже все выбили? На месте узнаю, прибыв в Воронеж. Батальон там на окраине стоит. Я же не буду на танке кататься. Не буду же? Вот и я не знаю. Вроде комбаты уже просто командуют подразделениями. Выясню на месте, в этом я честно скажу, плаваю. Личная защита при мне, надеюсь защитит. И вообще рано паниковать, увижу, что за часть, там видно будет. А пока поглядывал по сторонам, на данные сканера. Пока засаду не фиксируют, я по оружию ориентируюсь, но вокруг много оно у кого, даже у меня в кобуре табельный «ТТ». Снайперских винтовок в округе на километр нет, обычные и карабины есть, но в мою сторону не направлены. Никто с таким оружием на чердаке не засел. К слову, петлицы у меня до сих пор малиновые, стрелковые. Прибуду в часть сменю, но пока так. Сейчас эфир, что я воспринимаю спокойно, волнения особо нет. Ну подумаешь выступить нужно. Речь же написана должна быть. Потом домой, вещи матушка собрала. Чемодан и вещмешок, припасы в дорогу, долгого хранения, и можно на вокзал, пока машину имею. А то заберут, временно же выделили, спасибо Судоплатову. Авто из гаража его конторы. А вот его людей я вычислил, на трёх авто были, причём одно уже ждало недалеко у здания радиовещания, а опера в гражданке прогуливались рядом.

Машина притёрлась к бордюру у края проезжей части, я сам открыл дверь, покинув салон, и хлопнув ею, на ходу надевая фуражку, без неё в машине сидел, двинул ко входу, козырнув двум командирам. Те на меня с интересом взглянули проходя мимо. Узнали. Да, меня теперь все узнают, по улице пройти невозможно, тут же окружают, и вопросами заваливают. Да, слава она такая. Это ладно, никто не остановил, засады тоже не было, хотя о дне эфира и времени, было сообщено за пять дней. Меня уже ждали, до эфира пятнадцать минут, обычно часа за два прибывают, там идёт накачка, объясняют правила, дают почитать текст. Так что со мной работали в сжатом формате, пока я читал свою речь, никакой свободы слова, описывали что можно и что нельзя. Как-то всё так быстро пролетело, ничего не запомнил, хотя бумаги с речью, какие ответы должны звучать, оставили, буду по ним ориентироваться. Вот так и завели в зал, как раз время эфира, едва успел пожать руку диктору, и устроится на стуле, перед своим микрофоном, как редактор за окном стал делать обратный отсчёт пальцами, до начала эфира. Дальше диктор взял слово, сообщил для чего мы тут все собрались, меня представил, я поздоровался, краткая моя биография, и вот прозвучал первый вопрос. Я в руке держал шесть листов, где вопросы и ответы записаны. Первый лист, с первыми вопросами.