— Сандалики не потеряй, толстожопый! — глумливо прикрикнул татуированный.

Старик дернулся, но позволил Максу увести себя.

— Ничего, ничего, Владимир Сергеич, — Жак Фреско протянул пострадавшему мокрое полотенце. — Этот дуб еще пошумит… Пошумим еще напоследок, а?

Конфликт быстро утрясли. Татуированный под хор возмущенной общественности извинился через губу, и деды удалились.

— Недоноски. Не голодали ни разу в жизни по нормальному, — бурчал Сергеич, прижимая компресс. — Рашка… Страны-то своей толком не знают. У нас десятилетия, когда страна не голодала, по пальцам пересчитать можно! Родились, сучата, в двухтысячные, от сиськи не оторвались, смартфонами увешались до жопы — и туда же, лезут, суки, судьбу страны решать…

— Верно, верно ты говоришь, Володя, — скорбно покачал головой Семен Михайлович. — Не знают своей страны!

— Пулеметы Гатлинга, млять, с рукояткой поставить в переулках, собрать малолетних тварей… — прикрикнул неугомонный дед. Молодежь высунулась в коридор, и Сергеич направил на них воображаемый ствол орудия.

— Собрать вас всех на площади, и покосить, сук! — дед закрутил невидимой рукояткой древнего пулемета.

Старики немного покручинились всеобщим падением нравов. Колыбельный стук колес убаюкивал, и Семен Михайлович начал клевать носом. Макс задвинул стол и достал матрас попутчика с третьей полки. Старик благодарно хлопал сонными глазами.

Вечерело. Плацкартный сон походил на обморок. Макс из последних сил вытащил из-под себя смотанную простыню, укрылся с головой и рухнул в беспамятство.

Проснулся мгновенно. Скрежетали колеса, поезд трясло. С верхних полок сыпались матрасы и чемоданы, слышался звон разбитого стекла, раздавался звонкий мат и крики. Макс от испуга схватился за поручень. Состав дернулся и встал. Ночной полог сдернули, в дрожащий полумрак вагона хлынул яркий солнечный свет.

— Что за блядство? — раздался рев Сергеича. Отодвинув занавеску, толстяк уставился в окно. Вечерние чахлые перелески и поля сменила утренняя зелень луга. Макс спрыгнул с койки, едва не разбив колено о поручень. Со сна мотало, от резких движений перед глазами плыли оранжевые круги. Плохо соображая, он поплелся через весь вагон в туалет, ополоснуться холодной водой.

— Здорово!

— Сейчас мобы повалят, ништяков себе выбьем!

— Добра налутаем!

Первым ожил, как и полагается, молодежный отсек. Макс тряхнул головой и прошел мимо.

— Что за херь? — послышался голос татуированного.

— Другой мир! Здесь все другое! У нас вечер, тут утро…

— И мобильный не ловит!

— О! Я про такое в книжках читал. Про попаданцев!

— Так мы теперь попаданцы, что ли?

«Пропаданцы», — потер переносицу Макс.

Татуированный отвесил нескладному парнишке подзатыльник:

— Впопуданец… Ты чего, книжки читаешь, задрот?

Все было неправильно. Совсем неправильно. Лопотали пьяные мужички, собирала с полу разбросанные журналы приметная старушка… Макс ввалился в туалет и набрал в ладони воды. Плеснул на лицо. Еще. И еще. Поелозил мокрыми ладонями. Полегчало, глаза наконец раскрылись.

Макс глянул на себя в зеркало. На щеке виднелся след от подушки. Он намочил затылок и вышел.

Увы, но ему не причудилось. Проводница отсутствовала, как и многие из пассажиров. Простыни еще хранили тепло тел, а вот сами тела… Не стоит об этом. Не сейчас. Гомон из купе татуированного и любителей игр не прекращался.

— Паря! — Макса прихватили за рукав. Встряхнули. Он узнал недавнего матерщинника… Как его? Миша!?

— Чего тебе? — отдернул руку Максим.

— Что за херня творится? Где мы?

— Я знаю? — Макс брезгливо оглядел похмельные рожи алкашей. Сизые носы-сливы, тоскливый взгляд.

«Почему эти не пропали? Почему бабулька с журналами осталась?»

Макс двинулся дальше, заглядывая в отсеки. Пусто, пусто, пусто. Татуированный, галдящая молодежь… Главарь с выбитыми рунами на лице пристально оглядел проходящего мимо Макса, и тот ускорился. Еще молодежь. Еще.

— Не, расклад топчик… — авторитетно заявили впереди.

— Чего? — не выдержал Макс.

— Местность удобная! — повернулся один из пацанов.

— Самое то, — поддакнули ему.

— Карта неплохая, — закивал другой.

— Удобно для развития. Ресурсы есть. Лес, вода, — пояснил рослый главный геймер и протянул Максу руку. — Толик.

— Троллик! — заржали вокруг.

— Троллина!

— Известный Тролль!

— Макс! — он сжал ладонь.

«Бред. Бред… Сплю я, что ли?»

— Максим! Вернулся, слава Богу! — улыбнулся Семен Михайлович. Вместе с Сергеичем они сидели у окна. Макс плюхнулся рядом.

— Видал? — Сергеич мотнул подбородком на пустую кровать, где еще недавно ворочался недовольный сосед. — Пропал! И остальные тоже!

— Пропаданцы… — пробубнел Макс и уставился в окно.

Высокая щебеночная насыпь оканчивалась узкой прослойкой желтого песка, за границей которого начинался кочковатый луг. Травинки пробивались через прошлогодние сухие былины.

— По крайней мере, здесь тоже весна… — пробормотал Максим, оглядывая дальний лес, сбрызнутый робкой зеленью ранней листвы. Вдалеке, за крутым урезом, угадывалась невидимая река, а рядом, на холме, подпирали небо невиданные исполины. Деревья были так огромны, что холм, просторный луг, темнеющий лес рядом с ними казались притихшими детишками.

Что за порода? Дуб, вяз, липа? Макс сощурился, всматриваясь, но тщетно: слишком далеко. Обычно такие великаны — одиночки и не растут рядышком … Побарабанив по столу, Максим встал и подошел к противоположному окну.

Совсем иной пейзаж. Лес по краям поляны сменился редким перелеском, а затем и вовсе сошел на нет. Перед Максом, насколько хватало глазу, лежала бескрайняя степь, покрытая богатым оживающим ковром разнотравья. Макс поскреб затылок. По-видимому, луг по другую сторону насыпи был языком степи, протянувшимся к реке.

— Я пройдусь по составу, — произнес Макс. Ему всегда лучше думалось во время движения. — Гляну, остался ли кто еще…

— Нож дать с собой? — подорвался Сергеич. — У меня есть… А то — мало ли?

Макс махнул рукой. У него и у самого в багаже лежал и хороший нож, и топор. И ножовка, и много чего еще.

Молодой человек с сожалением глянул на оставленный набор красок на столе в соседнем купе. На лежанке сиротливо пристроилась бабочка-летучий змей. Аппетитной мамочки и след простыл. А вот с ней он бы попал… Попал и пропал с удовольствием.

Макс толкнул от себя дверь и двинулся в соседний вагон. Тишина и пустота. Изредка встречались испуганные девчушки и парни. Иногда наталкивался и на стариков — те радовались, тормошили Максима, вопрошали, возмущались.

Макс всех посылал. Посылал в родной восьмой вагон: рядом находился ресторан, который Максим выбрал местом для совещания. Нужно как следует обмозговать непростую ситуацию.

Последним вагоном оказался СВ, редкий зверь на маршруте Зейск — Зуйск. Красная ковровая дорожка, тонкий аромат парфюма. Одна из дверей в середине коридора приоткрыта.

Его встретил цепкий взгляд из-под очков. Купе СВ, часы, элегантная одежда подсказывали: пассажир не из бедных. Назвать незнакомца стариком язык не поворачивался. Пожилой человек, не слабый еще, знающий себе цену. Подтянутый, загорелый. Короткий ежик волос на голове, седая аккуратная бородка. Рукопожатие крепкое.

— Юрий Владимирович. Я уж испугался, что один во всем поезде, — чуть улыбнулся незнакомец. В глазах ни капли страха или растерянности, хоть и по некоторой помятости заметно, что он только что проснулся.

— Максим, — представился Макс и вдруг заметил на груди собеседника бинокль.

— Можно? — приняв оптику, он подкрутил колесики настройки.

Исполины на холме предстали во всем великолепии. Оценить их истинный размер непривычному к биноклю Максу по-прежнему не получилось, но главное он увидел. Сомнения сменились уверенностью. Перевел взгляд на стену леса. Поводил биноклем… То же самое.

— И все-таки это не Земля, — прошептал Макс.

Юрий Владимирович заломил бровь, и Максим пояснил.

— Нет таких деревьев у нас… Я еще тешил себя… Лжетсуга или метасеквойя… Генерал Шерман какой-нибудь в Штатах. Но нет. И в лесу рядом не вижу ни одного знакомого.

— Связи нет, — слегка кивнул собеседник. — Ни единого спутника. Радио не работает. У машинистов тишина.

— Значит, все-таки пропаданцы, — поджал губы Макс и встряхнулся. — Приходите в четвертый вагон. Там ресторан рядом, совещание проведем, обмозгуем.

Юрий Владимирович катнул желваками.

— Буду. Рожу лица умою и приду.

Макс кивнул и отправился назад. К тому времени все ранее встреченные им пассажиры уже покинули свои места. Родной вагон встретил гомоном и грозой.

— Завали хлебало, старый пень! Бессмертный что ли? Если это и впрямь новый мир — тебе хана, толстожопый! Твое время прошло! Залезь в угол, мухомор, и не отсвечивай!

Татуированный навис над Сергеичем, сжимая кулаки. Упрямый толстяк близоруко уставился на противника. Макс чертыхнулся и кинулся между ними.

— Ну нельзя же так, — бросил он амбалу.

— Можно! — весело гаркнул татуированный. — Теперь — можно!

— Семен Михалыч, идем в ресторан! Покумекаем, как дальше жить, — сделав вид, что не услышал, обратился к попутчику Макс.