— Сандалики не потеряй, толстожопый! — глумливо прикрикнул татуированный.
Старик дернулся, но позволил Максу увести себя.
— Ничего, ничего, Владимир Сергеич, — Жак Фреско протянул пострадавшему мокрое полотенце. — Этот дуб еще пошумит… Пошумим еще напоследок, а?
Конфликт быстро утрясли. Татуированный под хор возмущенной общественности извинился через губу, и деды удалились.
— Недоноски. Не голодали ни разу в жизни по нормальному, — бурчал Сергеич, прижимая компресс. — Рашка… Страны-то своей толком не знают. У нас десятилетия, когда страна не голодала, по пальцам пересчитать можно! Родились, сучата, в двухтысячные, от сиськи не оторвались, смартфонами увешались до жопы — и туда же, лезут, суки, судьбу страны решать…
— Верно, верно ты говоришь, Володя, — скорбно покачал головой Семен Михайлович. — Не знают своей страны!
— Пулеметы Гатлинга, млять, с рукояткой поставить в переулках, собрать малолетних тварей… — прикрикнул неугомонный дед. Молодежь высунулась в коридор, и Сергеич направил на них воображаемый ствол орудия.
— Собрать вас всех на площади, и покосить, сук! — дед закрутил невидимой рукояткой древнего пулемета.
Старики немного покручинились всеобщим падением нравов. Колыбельный стук колес убаюкивал, и Семен Михайлович начал клевать носом. Макс задвинул стол и достал матрас попутчика с третьей полки. Старик благодарно хлопал сонными глазами.
Вечерело. Плацкартный сон походил на обморок. Макс из последних сил вытащил из-под себя смотанную простыню, укрылся с головой и рухнул в беспамятство.
Проснулся мгновенно. Скрежетали колеса, поезд трясло. С верхних полок сыпались матрасы и чемоданы, слышался звон разбитого стекла, раздавался звонкий мат и крики. Макс от испуга схватился за поручень. Состав дернулся и встал. Ночной полог сдернули, в дрожащий полумрак вагона хлынул яркий солнечный свет.
— Что за блядство? — раздался рев Сергеича. Отодвинув занавеску, толстяк уставился в окно. Вечерние чахлые перелески и поля сменила утренняя зелень луга. Макс спрыгнул с койки, едва не разбив колено о поручень. Со сна мотало, от резких движений перед глазами плыли оранжевые круги. Плохо соображая, он поплелся через весь вагон в туалет, ополоснуться холодной водой.
— Здорово!
— Сейчас мобы повалят, ништяков себе выбьем!
— Добра налутаем!
Первым ожил, как и полагается, молодежный отсек. Макс тряхнул головой и прошел мимо.
— Что за херь? — послышался голос татуированного.
— Другой мир! Здесь все другое! У нас вечер, тут утро…
— И мобильный не ловит!
— О! Я про такое в книжках читал. Про попаданцев!
— Так мы теперь попаданцы, что ли?
«Пропаданцы», — потер переносицу Макс.
Татуированный отвесил нескладному парнишке подзатыльник:
— Впопуданец… Ты чего, книжки читаешь, задрот?
Все было неправильно. Совсем неправильно. Лопотали пьяные мужички, собирала с полу разбросанные журналы приметная старушка… Макс ввалился в туалет и набрал в ладони воды. Плеснул на лицо. Еще. И еще. Поелозил мокрыми ладонями. Полегчало, глаза наконец раскрылись.
Макс глянул на себя в зеркало. На щеке виднелся след от подушки. Он намочил затылок и вышел.
Увы, но ему не причудилось. Проводница отсутствовала, как и многие из пассажиров. Простыни еще хранили тепло тел, а вот сами тела… Не стоит об этом. Не сейчас. Гомон из купе татуированного и любителей игр не прекращался.
— Паря! — Макса прихватили за рукав. Встряхнули. Он узнал недавнего матерщинника… Как его? Миша!?
— Чего тебе? — отдернул руку Максим.
— Что за херня творится? Где мы?
— Я знаю? — Макс брезгливо оглядел похмельные рожи алкашей. Сизые носы-сливы, тоскливый взгляд.
«Почему эти не пропали? Почему бабулька с журналами осталась?»
Макс двинулся дальше, заглядывая в отсеки. Пусто, пусто, пусто. Татуированный, галдящая молодежь… Главарь с выбитыми рунами на лице пристально оглядел проходящего мимо Макса, и тот ускорился. Еще молодежь. Еще.
— Не, расклад топчик… — авторитетно заявили впереди.
— Чего? — не выдержал Макс.
— Местность удобная! — повернулся один из пацанов.
— Самое то, — поддакнули ему.
— Карта неплохая, — закивал другой.
— Удобно для развития. Ресурсы есть. Лес, вода, — пояснил рослый главный геймер и протянул Максу руку. — Толик.
— Троллик! — заржали вокруг.
— Троллина!
— Известный Тролль!
— Макс! — он сжал ладонь.
«Бред. Бред… Сплю я, что ли?»
— Максим! Вернулся, слава Богу! — улыбнулся Семен Михайлович. Вместе с Сергеичем они сидели у окна. Макс плюхнулся рядом.
— Видал? — Сергеич мотнул подбородком на пустую кровать, где еще недавно ворочался недовольный сосед. — Пропал! И остальные тоже!
— Пропаданцы… — пробубнел Макс и уставился в окно.
Высокая щебеночная насыпь оканчивалась узкой прослойкой желтого песка, за границей которого начинался кочковатый луг. Травинки пробивались через прошлогодние сухие былины.
— По крайней мере, здесь тоже весна… — пробормотал Максим, оглядывая дальний лес, сбрызнутый робкой зеленью ранней листвы. Вдалеке, за крутым урезом, угадывалась невидимая река, а рядом, на холме, подпирали небо невиданные исполины. Деревья были так огромны, что холм, просторный луг, темнеющий лес рядом с ними казались притихшими детишками.
Что за порода? Дуб, вяз, липа? Макс сощурился, всматриваясь, но тщетно: слишком далеко. Обычно такие великаны — одиночки и не растут рядышком … Побарабанив по столу, Максим встал и подошел к противоположному окну.
Совсем иной пейзаж. Лес по краям поляны сменился редким перелеском, а затем и вовсе сошел на нет. Перед Максом, насколько хватало глазу, лежала бескрайняя степь, покрытая богатым оживающим ковром разнотравья. Макс поскреб затылок. По-видимому, луг по другую сторону насыпи был языком степи, протянувшимся к реке.
— Я пройдусь по составу, — произнес Макс. Ему всегда лучше думалось во время движения. — Гляну, остался ли кто еще…
— Нож дать с собой? — подорвался Сергеич. — У меня есть… А то — мало ли?
Макс махнул рукой. У него и у самого в багаже лежал и хороший нож, и топор. И ножовка, и много чего еще.
Молодой человек с сожалением глянул на оставленный набор красок на столе в соседнем купе. На лежанке сиротливо пристроилась бабочка-летучий змей. Аппетитной мамочки и след простыл. А вот с ней он бы попал… Попал и пропал с удовольствием.
Макс толкнул от себя дверь и двинулся в соседний вагон. Тишина и пустота. Изредка встречались испуганные девчушки и парни. Иногда наталкивался и на стариков — те радовались, тормошили Максима, вопрошали, возмущались.
Макс всех посылал. Посылал в родной восьмой вагон: рядом находился ресторан, который Максим выбрал местом для совещания. Нужно как следует обмозговать непростую ситуацию.
Последним вагоном оказался СВ, редкий зверь на маршруте Зейск — Зуйск. Красная ковровая дорожка, тонкий аромат парфюма. Одна из дверей в середине коридора приоткрыта.
Его встретил цепкий взгляд из-под очков. Купе СВ, часы, элегантная одежда подсказывали: пассажир не из бедных. Назвать незнакомца стариком язык не поворачивался. Пожилой человек, не слабый еще, знающий себе цену. Подтянутый, загорелый. Короткий ежик волос на голове, седая аккуратная бородка. Рукопожатие крепкое.
— Юрий Владимирович. Я уж испугался, что один во всем поезде, — чуть улыбнулся незнакомец. В глазах ни капли страха или растерянности, хоть и по некоторой помятости заметно, что он только что проснулся.
— Максим, — представился Макс и вдруг заметил на груди собеседника бинокль.
— Можно? — приняв оптику, он подкрутил колесики настройки.
Исполины на холме предстали во всем великолепии. Оценить их истинный размер непривычному к биноклю Максу по-прежнему не получилось, но главное он увидел. Сомнения сменились уверенностью. Перевел взгляд на стену леса. Поводил биноклем… То же самое.
— И все-таки это не Земля, — прошептал Макс.
Юрий Владимирович заломил бровь, и Максим пояснил.
— Нет таких деревьев у нас… Я еще тешил себя… Лжетсуга или метасеквойя… Генерал Шерман какой-нибудь в Штатах. Но нет. И в лесу рядом не вижу ни одного знакомого.
— Связи нет, — слегка кивнул собеседник. — Ни единого спутника. Радио не работает. У машинистов тишина.
— Значит, все-таки пропаданцы, — поджал губы Макс и встряхнулся. — Приходите в четвертый вагон. Там ресторан рядом, совещание проведем, обмозгуем.
Юрий Владимирович катнул желваками.
— Буду. Рожу лица умою и приду.
Макс кивнул и отправился назад. К тому времени все ранее встреченные им пассажиры уже покинули свои места. Родной вагон встретил гомоном и грозой.
— Завали хлебало, старый пень! Бессмертный что ли? Если это и впрямь новый мир — тебе хана, толстожопый! Твое время прошло! Залезь в угол, мухомор, и не отсвечивай!
Татуированный навис над Сергеичем, сжимая кулаки. Упрямый толстяк близоруко уставился на противника. Макс чертыхнулся и кинулся между ними.
— Ну нельзя же так, — бросил он амбалу.
— Можно! — весело гаркнул татуированный. — Теперь — можно!
— Семен Михалыч, идем в ресторан! Покумекаем, как дальше жить, — сделав вид, что не услышал, обратился к попутчику Макс.