Торопливый стук в дверь каюты прервал размышления каперанга.

— Вахтенный офицер срочно просит вас подняться на мостик.

— Сейчас буду.

Залпом допив остатки кофе, Крэдок взял с полки фуражку и вышел.

— Что случилось, Харлоу?

— Есть две новости, сэр: хорошая и неизвестно какая.

— Начните с первой.

— Мы наконец нашли подходящую бухту, сэр. — Первый помощник отступил чуть назад, одновременно поворачиваясь. — Взгляните, сэр.

Открывшийся вид впечатлял даже без помощи бинокля. Круглый залив был настолько велик, что в нем без особого труда встал бы на якорь весь Флот Метрополии. И тем горше было видеть его именно сейчас. «Ну что стоило Провидению вывести нас к нему всего лишь на сутки раньше, — тоскливо подумал Крэдок. — Если бы мы успели перегрузить уголь, проклятый трамп мог бы проваливаться хоть на дно морское, хоть в саму преисподнюю!»

Впрочем, даже в их нынешнем положении обнаружение бухты являлось отменно хорошей новостью, тут Харлоу не ошибся. Возможность спокойно стать на якорь в здешних водах стоила немало — эту истину они уже успели усвоить за время своего путешествия вдоль побережья. Получить время… а затем…

— Вы сказали, две новости, — развернулся капитан к первому помощнику, — я же пока вижу лишь одну.

— Вторая видна только с марса, сэр. Точнее, — Харлоу оглянулся на окаймлявшую залив цепочку скал, — сейчас не видна вовсе, но сигнальщик клянется, что минуту назад видел там верхушки мачт. Похоже, мы не первые, кто нашел этот райский уголок, сэр.

— Мачт?! — радостно-возбужденно повторил Крэдок. — Так это же замечательно, просто потрясающе! Право же, Майкл, я не понимаю, почему вы назвали эту новость непонятно какой — на мой взгляд, в нашей нынешней ситуации она явно лучше первой. Если там и впрямь стоит какая-то парусная посудина, мы купим ее… в крайнем случае просто конфискуем — и отправим назад с донесением.

— Вижу людей на берегу! — не отрываясь от бинокля, доложил сигнальщик. — На полмили слева от устья реки шлюпка и пять, нет, семь человек.

Харлоу никак не отреагировал на это сообщение — мысли капитан-лейтенанта сейчас целиком занимала волна, ощутимо покачнувшая броненосец. Зато словами наблюдателя живо заинтересовался стоявший тут же, на мостике, майор Ричард Кармонди, командовавший морской пехотой «Бенбоу».

— Похоже, — с явным неудовольствием заметил он минутой позже, — колбасники уже считают этот берег своей собственностью. Уже разбили лагерь… странно даже, что посреди него еще нет конной статуи кайзера.

— В любом случае, — примирительно произнес Харлоу, — нам следует вознести хвалу Всевышнему за эту встречу. Теперь, по крайней мере, нам есть кого просить о помощи.

— По-вашему, нам следует говорить им о нашей проблеме?

До сегодняшнего дня Харлоу не замечал за Кармонди склонности к дурным шуткам. Но сейчас ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать: да, майор был совершенно серьезен.

— Они же не идиоты, — пожал плечами капитан-лейтенант, — и наверняка имеют глаза, справочник, и владеют простейшей арифметикой. Наш корабль не может нести запасы угля, достаточные для такого плаванья. А раз угольщика с нами нет… да и к тому же нам все равно придется просить их о помощи, а если так — какой смысл резать собачий хвост по частям?

— Какой еще хвост? — не понял майор.

— А вы не знаете эту притчу? — в свою очередь удивился Харлоу. — Это старая шотландская история… к тому же пристойная, в отличие от многих других. Шотландцы, как известно, экономны до скупости. Как-то раз один из них решил отрезать своей собаке хвост, чтобы зимой, выпуская ее на двор, быстрее закрывать дверь, сохраняя тепло в доме. Но поскольку он очень любил пса, то решил из жалости отрезать хвост не в один присест, а по дюйму зараз. Чтобы не было так больно.

— Теперь понятно, — кивнул майор с таким видом, словно Харлоу незаметно скормил ему лимонную дольку.

— Выбора у нас все равно нет, — помолчав, сказал капитан-лейтенант. — Мы не можем вернуться обратно… и не можем остаться здесь на сколь-нибудь значительное время. Нам и так придется урезать пайки в ожидании спасателей. И молиться, чтобы помощь пришла вовремя.

— Можно заняться охотой, — Кармонди, похоже, был рад увести разговор в сторону от ставшей тягостной для обоих офицеров темы, — думаю, многие на «Бенбоу» не откажутся размять ноги, заодно подстрелив десяток-другой оленей.

— Осталось узнать, водятся ли здесь олени, — усмехнулся Харлоу. — Вы ведь не были на палубе вчера, когда Додсон подстрелил-таки одну из местных чаек? К сожалению, мы не успели ее подцепить, но пока она барахталась в волнах, я успел навести бинокль. Зрелище, скажу вам, было не из приятных и уж точно не из тех, что пробуждают аппетит. К тому же, — добавил капитан-лейтенант, — здешние берега выглядят на редкость непривлекательно. Словно даже растения обходят их стороной.

— Мы уже встречали плавающие бревна, — возразил майор, — и не один раз. Здесь есть леса, ну а в них…

Договорить майору помешал вскрик сигнальщика. Буквально впечатавшись лицом в бинокль, тот указывал на берег к северу от броненосца, в противоположной стороне от немецкого лагеря.

Харлоу прищурился.

Нет, это были не олени. Определенно не олени.

Четыре… нет, пять буро-зеленых зверей шагали вереницей по буро-зеленой равнине, почти сливаясь по цвету с ползучим кустарником, будто чудовища нарядились в новомодную армейскую форму цвета хаки. Вряд ли это была маскировка: трудно на голой равнине не заметить существо ростом со слона.

Правда, и на слонов они не очень походили. Скорее на помесь крокодила с кенгуру, решил ошеломленный Харлоу, и то не слишком. Юношеские воспоминания всплыли в памяти: гипсовые фигуры среди зелени. Гибкие фигуры титанов не очень походили на изваяния в парке у Хрустального дворца, на что стоило бы попенять мистеру Хокинсу, но по берегу залива, на глазах у всего экипажа «Бенбоу», шли настоящие, ничуть не вымершие, живые, безо всякого сомнения…

— Это еще что за чертовня? — прохрипел Кармонди.

— Динозавры, — ответил Харлоу приглушенно. — Как живу и дышу — это динозавры, майор.

— Так что же… — Кармонди скрипнул зубами. Морские змеи и зубастые чайки не вызывали у офицера морской пехоты реакции столь бурной: должно быть, потому, что проходили по Нептунову ведомству, а у морского бога в рундуке какой только дряни не водится.

— Похоже, что Грань и правда ведет в прошлое, — промолвил Харлоу, не сводя глаз с удаляющихся чудовищ. — В допотопное прошлое, когда динозавры правили Землей. И теперь, после того как мы в этом убедились… здешние берега стали мне нравиться еще меньше.

Головной ящер приподнялся на задних лапах, отчего стал похож не на кенгуру даже, а на зеленого поджарого тушканчика, и затрубил. Над спокойными водами вулканической бухты пронесся гулкий вой, будто зверь взял ноту на трубе из собственных ноздрей. Остальные откликнулись по очереди, не сбиваясь с шага.

— И с охотой нам не повезло, — заключил капитан-лейтенант.

— Почему? — Кармонди тоже провожал взглядом уходящих динозавров.

— Мы же не французы какие-нибудь, чтобы питаться огромными лягушками.

Вот теперь майор обернулся к Харлоу. Возмущению на его лице позавидовала бы старая дева, получившая непристойное предложение от пьяного бродяги.

— И отказаться от такой добычи?!

С немецкой канлодки вползающую в залив бронированную тушу разглядывал почти весь экипаж. Причем если среди матросов преобладало удивление, отчасти разбавленное опасением — слишком уж грозно выглядел британец в сравнении с их кораблем, — то на мостике среди офицеров главной эмоцией являлось изумление.

— Я же говорил вам, что это «адмирал»! — обер-лейтенант Лотар фон Горен торжествующе взмахнул «Джейном». В этот момент щуплый офицер был очень похож на студента-первокурсника, зубами вырвавшего у экзаменатора высший бал. — Вот, смотрите!

— Приходится поверить, — вздохнул капитан. — И вам, и собственным глазам. Хотя, признаюсь, с большим трудом. Очень, знаете ли, трудно представить, как это оказалось здесь, а не у скупщика стального лома.

— Я слышал, что британцы вывели ряд кораблей из резерва, — заметил штурман «Ильтиса» лейтенант Хафнер, — чтобы восполнить потери от цунами.

— «Восполнять потери» этот горшок мог бы и на портсмутском рейде, — буркнул Нергер. — В крайнем случае в Сингапуре. Но здесь…

— Может, он случайно сюда попал, по ошибке? — неожиданно хихикнул фон Горен. — В конце концов, если один Разлом лег посреди Тихого океана, почему бы еще одному не пройти, скажем, точно по меридиану Гринвича?

Натужной шутке не улыбнулся никто из стоявших на мостике, да и сам артиллерист несколькими мгновениями позже осознал: если его предположение окажется правдой — это будет новость из разряда тех, которые лучше не получать никогда. Окажись, что за первым Разломом последовал второй… сколько их всего будет? Доколе неведомая рука будет нарезать планету на ломтики? На что станет похож мир, когда она наконец остановится?.. Если он вообще останется в целости, а не разлетится на части.

— Полагаю, этот корабль все же попал сюда обычным путем, — нарушил тишину штурман. — То есть, — тут же поправился он, — тем же, что и мы, — слово «обычный» тут вряд ли применимо. Вспомните появление Разлома и последовавшие за этим катаклизмы. Не думаю, что этот корабль, — Отто махнул перчаткой в сторону осторожно пробирающегося по проливу броненосца, — способен обогнать цунами. Скорее всего, это действительно экспедиция, аналогичная нашей.

— Но кто посылает в экспедицию броненосец? — изумился старший механик. — У него ведь расход угля, — с неподдельным возмущением, почти ужасом, добавил он, — впятеро больше нашего!

— Британцы! — Капитан «Ильтиса» произнес это насмешливо, хотя человеку, хорошо знающему Нергера, наверняка был бы слышен и отголосок зависти. — У короля угля много.

— Зато теперь этим новоявленным Кукам предстоит встать в очередь, — хихикнул фон Горен. — За нами и русскими. Наверняка это будет большим ударом для гордых сынов Альбиона — они-то не привыкли быть первыми с конца.

— Не привыкли, — подтвердил штурман. — К тому же… у них есть одно весьма подходящее к случаю выражение: последний по счету, но не по важности. А важности этим джентльменам не занимать — с их-то калибрами.

— В любом случае, — решительно произнес Нергер, — мы пришли сюда раньше их, и этот факт неоспорим. Особенно если майор Форбек поторопится с обустройством лагеря на суше.

…В отличие от капитана Нергера, майору Форбеку было не с кем устраивать совещания. Занятые сооружением лагеря матросы под командованием боцмана Штромма, — которые во главе с самим боцманом глазели на входящий в бухту корабль, — подходили для этого мало. Как и бродивший вокруг периметра — в сопровождении четырех моряков и со строжайшим приказом не удаляться более чем на пятьдесят метров — приват-доцент Беренс, который удостоил английский броненосец лишь мимолетного взгляда и вновь с головой ушел в изучение своих оживших окаменелостей. Впрочем, боцмана и доцента Форбек все же подозвал, но лишь после короткого раздумья и только затем, чтобы ознакомить с принятым решением.

— Мы сворачиваемся. Те палатки, что уже установили, бросаем здесь, а все остальное тащим дальше, за холмы.

— Герр майор, вы сказали «бросаем»? — Штромм явно не поверил услышанному.

— Да, именно так я и сказал. — подтвердил Форбек. — Оставляем их здесь.

— Но, герр майор… — Боцман, прослуживший на канонерке без малого пятнадцать лет, похоже, испытал шок — настолько сильный, что даже решился возразить офицеру. — Это же казенное имущество! А здесь кругом эти адские твари шныряют… и русские!

— Русский лагерь на другом берегу ручья, — отмахнулся от него майор. — И ваши палатки нужны им еще меньше, чем динозаврам. Давайте-давайте, действуйте — я хочу, чтобы мы убрались отсюда как можно быстрее. И вы тоже! — Последняя фраза относилась уже к приват-доценту.

— Но, — начал Беренс, — я не совсем понимаю. Вы же сами выбрали это место для лагеря!

— Совершенно верно, — кивнул майор. — Но в тот момент я не размышлял над тем, насколько хорошую мишень для корабельных пушек он будет представлять.

К чести приват-доцента, он хоть и не сразу, а после полуминутной задумчивости, самостоятельно, без подсказки догадался, для чьих пушек могут стать целью их палатки.

— Вы в самом деле считаете, — задушенным шепотом просипел он, — что англичане могут напасть на нас?

— Могут, — серьезно подтвердил Форбек. — Не скажу, что это произойдет обязательно… но если произойдет, я предпочту находиться вне досягаемости калибров этого чертового сундука из кладовки еще Ее покойного величества королевы Виктории.

— Но… мой бог, зачем им это?

— А вы не догадываетесь? Да вот за этим! — Майор вскинул руки, будто охватывая исполинский кратер. — Новая земля, огромный остров, а может, и целый континент, а эта прекрасная бухта — единственный приличный порт на несколько дней пути в обе стороны. Очень может быть, что на всем этом чертовом побережье нет другой столь же удобной бухты. И единственная помеха, которая сейчас мешает джентльменам под «Юнион Джеком» объявить все эти земли собственностью британской короны, — наш малыш «Ильтис»… да еще и русские, но на их лагерь и одного «чемодана» хватит.

— Однако… — растерянно пробормотал Беренс, — не могут же они, в самом деле…

— Англичане — и «не могут»? — рассмеялся Форбек. — Расскажите это датчанам, чей флот Нельсон утопил прямо посреди копенгагенской бухты. Или испанцам… вы ведь наверняка не знаете, как именно британцам достался Гибралтар? После неудавшегося штурма они потребовали у гарнизона крепости сдаться, угрожая в противном случае уничтожить всех жителей города… начиная с тех, кто укрылся в окрестных монастырях.

— Нет, конечно, я понимаю, что в прошлом происходили всякие… вещи. Но сейчас! Мы все-таки живем в двадцатом веке.

— Конкретно мы сейчас живем непонятно в каком веке, — сняв шлем, Форбек аккуратно промокнул платком вспотевший лоб. — Если теория вашего коллеги, доктора Хеске, и впрямь верна, — а все, что мы пока видели, говорит в ее пользу! — то мы сейчас в черт-те скольких миллионах лет от двадцатого века. Это во-первых. А во-вторых — разве в двадцатом веке у людей выросли нимбы над головами или хотя бы крылья?

— Значит, красная полоса вдоль крыла… — Дмитрий Мушкетов дописал строку, отставил непроливайку и только после этого позволил себе поднять голову. Ему очень неловко было пялить глаза на свою собеседницу, но пересилить себя до конца он никак не мог. С каждой новой беседой асванг Тала привлекала его все больше. Можно было даже сказать — привораживала.

«Асванг» означало «ведьма» — bruja, как говорил Поэртена, хотя, по мнению наслушавшегося самых диких баек геолога, правильнее было бы выражаться «ламия». К сожалению, кроме русских офицеров, никто на борту «Манджура» не был знаком с греческой мифологией. Даже довольно образованный для моряка Рэндольф. Асванг перекидывались в чудовищ по ночам, пожирали внутренности нерожденных детей и вообще служили для филиппинцев универсальным пугалом.

Геолог Мушкетов не верил в нечистую силу — ни в кобольдов, ни в горных духов, ни тем более в ламий. Но понять невежественных и суеверных азиатов, как ему казалось, мог. Тала и впрямь была очень странной.

Отчасти общение с нею подрывало мировоззренческие устои молодого ученого. Годы учебы в Горном институте сформировали в нем интеллигентское убеждение, будто образование отражает ум, и даже экспедиция по реке Лене, в которой он принимал участие студентом, лет пять тому назад, не столкнула его с людьми, которые могли бы это ложное мнение подорвать. Бесфамильная Тала стала для него живым, потрясающим примером того, как глубокий природный ум может сочетаться с ошеломляющим невежеством.

Рассудок филиппинки, жадный до всякого знания, впитывал все, до чего мог дотянуться, черпая сведения из подслушанных бесед, оговорок, обрывков. В отсутствие систематического образования усвоенное складывалось, как могло, в уже существующую картину мира: мира, где пароходы безо всякого труда сосуществовали с демонами, а формальная логика едва пробивалась из-под нагромождения нелепиц и суеверий. Результаты потрясали. В один момент Мушкетов едва не бросил затею расспросить Талу о повадках виденных ею доисторических существ, когда в процессе расспросов выяснилось, что слово «тикбаланг», которым филиппинцы называли гигантских травоядных ящеров, означало демона в виде человеко-коня. С длинными ногами, как наивно пояснила женщина.

— Но почему демона?! — не выдержал геолог.

— Если оно похоже на тикбаланг, — рассудительно ответила Тала, — и ведет себя как тикбаланг, оно и есть тикбаланг.

— Да, — не отставал Мушкетов, — но как можно знать, что зверь похож на демона, если ты демона никогда не видел?

Филиппинка пожала плечами: это вообще был ее любимый жест.

— Но я знаю, какой из себя тикбаланг. Это он и есть.

Идея «порочного круга» пока оставалась для нее недостижимой. Впрочем, Мушкетов не оставлял надежды: ему за день удалось втолковать Тале принцип исключенного третьего.

— Иногда нет полосы, — добавила филиппинка, будто очнувшись. — Одни есть, другие нет. — Она помолчала. — Разводят котлы.

Перед мысленным взором геолога предстала устрашающая картина огромных птиц — он так и не видел живьем загадочных птиц-бесов, и его воображению они представлялись чем-то вроде рукастых страусов — кидающих уголь в топку. Потом он сообразил, что хочет сказать Тала. В трюме «Манджура» заработали паровые машины.

Мушкетов уже собирался задать следующий вопрос, когда ему пришло в голову, что в решении капитана идти под парами есть что-то несуразное. Запасы угля в ямах невелики: их едва должно было хватить на то, чтобы пересечь на машинном ходу пояс бурь, протянувшийся вдоль Разлома. Если их приходится тратить до срока, рискуя отдаться на милость ветров в самый рискованный момент, значит, случилось нечто из ряда вон выходящее.

— Надо бы узнать почему, — проговорил он, поднимаясь на ноги.

Ему все еще было неловко, что расспрашивать филиппинку приходится в каюте, вдали от чужих глаз. Но отыскать на борту место удобное и в то же время не слишком уединенное, где можно побеседовать в пристойной обстановке, было невозможно. Не то чтобы молодого человека сковывали нормы приличия, но все же — что подумают люди?

— Я с тобой, — отозвалась Тала голосом, не терпящим возражений.

Мушкетов ничего не ответил.

Искать долго не пришлось: едва выбравшись на палубу, геолог едва не уткнулся носом в спину капитана, вполголоса распекавшего вахтенного офицера.

— …И чтобы впредь такого не повторялось! — Колчак стремительно обернулся: — Чего вы хотели, Дмитрий Иванович?

— Я вам не помешал, Александр Васильевич? — Геолог от волнения пригладил волосы. — Хотел спросить: отчего машины запущены?

— А вот об этом мы как раз с Александром Михайловичем спорили. — Капитан уголком губ указал на вахтенного. — Барометр падает.

Мушкетов машинально глянул в небо. Редкие облака почти сливались с сизой бездной над головами. Все время хотелось поежиться в ожидании дождя, будто вот-вот посыплются за шиворот мелкие холодные капли, хотя погода оставалась ясной.