— Потому что ты его до полусмерти избил, Дубина… — раздраженно ответил шер. — Хотя… — шер улыбнулся. — Не только три монеты, еще волшебные сапоги рассветных. А это вещь. Все знают, что рассветные неуязвимы в бою. Вот примерь их. Посмотрим, впору они тебе?

— А зачем?

— А затем, Дубина, что ты можешь зарабатывать.

— Это как? — удивился напарник. — Я в жизни никогда не работал…

— Теперь будешь работать дуэлянтом. Вызовешь богача на поединок, убьешь его — и мы заберем его вещи по праву победителя. И грабить не надо. Станем богатыми, заживем…

— Правда, что ли? — обрадованно воскликнул Дубина.

— Правда. Торговец не врал. Давай надевай сапоги.

Дубина скинул свои сапоги, понюхал приобретенные.

— Пованивают, как будто в них кошка сдохла, — проворчал он.

— Это магический запах рассвета, Дубина. Пошли пропьем серебряк и найдем первую жертву. Орудуй булавой инквизитора, она тоже волшебная.

Они зашли в первую попавшуюся по дороге харчевню на улице, заказали кувшин вина, мяса и стали есть. Вскоре у Дубины закружилась голова. Он осоловело оглядел улицу и увидел степняка в богатой одежде, с кривым мечом в посеребренных ножнах на поясе.

— Этот подойдет? — спросил он шера. Тот кивнул:

— Подойдет, Дубина. Иди заступи ему дорогу и потребуй извинений.

Дубина поднялся и, расправив плечи, направился навстречу степняку. Толкнул того плечом и возмущенно воскликнул:

— Ты чего, рожа немытая, толкаешься?

Степняк без лишних разговоров выхватил меч и одним ударом разрубил голову Дубины. Бандит упал на колени. Удивленно посмотрел в сторону шера. На шею потекла кровь, и он рухнул лицом в песок. А степняк брезгливо вытер меч о его одежду, перешагнул труп и пошел дальше.

«Эх, не успели сапоги проверить, — огорченно подумал шер. — Надо было на поединок его вызвать, Дубина». Как жил дурнем, так и подох дурнем.

Он подошел к телу и стал стаскивать с убитого товарища «волшебные» сапоги.

— Такую комбинацию ты, Дубина, просрал, — произнес на прощание шер, подобрал булаву и направился в порт…

Глава 3

Утро следующего дня выдалось ясным и ветреным. Поднявшийся ночью ветер разогнал тучи. Местное солнышко обласкало верхушки деревьев леса, и лагерь Антона ожил. По земле плыл тающий туман, вверх к макушкам деревьев потянулись дымки костров. Ароматно запахло полевой кашей.

У котла возле шалаша, где спал Антон, суетился Флапий. Он навис над кашеваром и ворчливо поучал того, как готовить вчерашний кулеш.

— Ты сальца не жалей, больше режь и не кроши малюсенькими кусочками. Большими кидай. Оно во рту растает. А так и не видно будет, клал ты сало в кашу или нет.

— Я сам знаю, что делать, дядька Флапий. Не мешайте, — огрызался заспанный молодой парень с рыжеватыми волосами и веснушками на круглом лице.

— Знает он, — недовольно проворчал Флапий. — Много знать ума не надо. Уметь надо, вот что главное. — И не выдержав, потянулся к ножу и куску сала. — Дай сюда. Покажу, как кулеш разогревать надо.

Отобрав нож, старый слуга сноровисто распластал сало и высыпал на дно разогретого на огне казана.

— Подожди, когда шкварки появятся, они вкусно хрустят, — облизнул губы Флапий. — Потом лучка порежь. Да не жалей. Пусть позолотится. А потом вторую половину сала кидай. Пошкварчит… Слышишь, как приятно уху? Вот. Теперь уже холодную кашу, вчерашнюю, накладывай. Да не всю сразу, а порциями. И мешай, чтоб не пригорело. Да ветки из костра убери, чтоб, значит, томился кулеш. Как нагреется, водицы добавь. Умеет он, умейка. — Флапий вернул нож кашевару.

— Да я бы так и сделал, — возмутился парнишка, — но вы ж, дядька Флапий, у меня нож забрали и сало.

— Еще неизвестно, что бы ты сделал, неумеха. А я, можно сказать, кулеш спас.

Из-под влажной от ночной сырости полотняной накидки вылез заспанный Антон. Потянулся и спросил:

— Что за шум, а драки нет?

— Да вот, дядька Флапий ругается… — попытался оправдаться кашевар, но подзатыльник, отпущенный стариком, заставил молодого воина пригнуть голову и замолчать.

Антон потянул носом.

— Запах от котла обалденный, — произнес он, — чую, кулеш получился добрый. Рыжая, вылазь, польешь мне на руки. Поможешь умыться.

Следом на четвереньках из импровизированного шалаша полезла растрепанная девушка в мятой исподней рубахе. Из широкого выреза рубахи Флапию и кашевару хорошо была видна ее полная грудь с большими темными сосками.

— Ты это, срамница, сиськи свои прикрой, — воскликнул Флапий, впрочем, не отрывая взгляда от открывшегося ему зрелища. Конопатый воин замер с открытым ртом и ложкой в руках и тоже пялился на девичью грудь. — А то, понимаешь, все, кто хочет, их видит, — отчитал девушку старик.

Вираг одной рукой запахнула вырез и вылезла на свет.

— А вы бы, дядька, отвернулись, чего пялитесь не на свое?

— А чего не смотреть, коли показывают? — смеясь, ответил Флапий. — Женские прелести, они завсегда приятно ласкают глаз.

— Вы бы у Франси смотрели прелести, а от моих глаза вылезут, — отбрила старика Рыжая и, покачивая бедрами, туго обтянутыми кожаными штанами, направилась к бочке с водой. Флапий крикнул ей вслед:

— А чего я там не видел? У Франси-то. — И себе под нос буркнул: — Ее сморщенные висюльки? — И сам же ответил: — Все видал. Насмотрелся, как красота увядала. — Кинул взгляд на застывшего кашевара и дал ему подзатыльник. — Чего вылупился на сосуд греха? Кашу вари.

Антон в их перебранку не вмешивался. Сбегал в нужник, построенный метрах в двадцати от места привала. Там была вырытая яма, огороженная ветками. Сделав свои дела, быстро вернулся. Умылся, пальцем повозил по зубам, прополоскал рот и вытерся полотенцем.

— Милорд, посторожите, — тихо попросила Рыжая. — Я по нужде хочу.

— Так иди, тут волков нет, — вытирая уши, ответил Антон.

— Боюсь одна. Подглядывать будут.

— Кто, Рыжая? Все заняты. И туман по колено…

— Все равно посторожите, — умоляюще глядя на Антона, попросила девушка.

— Ладно, пойдем, боязливая горянка, — снисходительно усмехнулся Антон и сопроводил девушку к нужнику.

— Уши закройте пальцами, — попросила из-за загородки Вираг.

— А это еще зачем? — удивился Антон. Потом спохватился и засмеялся. — А-а! Я сейчас отойду, не бойся. — Он отошел на десяток шагов и закрыл уши. Вскоре подошла Вираг и стала заправлять исподнюю рубаху в штаны.

— Пошли, я тебе на руки полью, — позвал ее Антон и направился к бочке.

— Зачем? — удивилась девушка.

— Затем, что после нужника нужно мыть руки.

— Так я их не испачкала, вот смотрите, — и повертела ладони перед Антоном. — У меня тряпочки с собой. И это… — она замялась. — Можно мне в обозе ехать?

— В обозе? Что случилось? — не понял ее сконфуженного вида Антон.

— У меня это… — девушка зарделась. — Женское… Началось…

— А-а-а, месячные. Ну, поезжай. И знаешь что, ты вместе с Флапием сегодня отправишься домой. И не спорь, — Антон поднял руку, останавливая начавшееся было извержение просьб. Он наклонился к девушке и тихо произнес: — Мне надо, чтобы с обозами был человек, которому я доверяю. Ты проследишь за старым и доложишь Франси о том, как мы тут воюем. Передашь мое распоряжение, чтобы она перебрала трофеи и хорошо их спрятала. Сломанное отдала Торвалу починить. Пусть еще поможет восстановиться Ксиле. Поняла?

Девушка стрельнула глазами в сторону старого Флапия и кивнула.

— Поняла, милорд.

— Тогда пошли руки мыть.

— Зачем?

— Затем, что все болезни от грязных рук. Надо, Рыжая, соблюдать гигиену.

Он пошел первым, а Вираг поплелась за ним следом. По дороге прошипела:

— Ну, прямо имперец, да и только. Руки мой, о штаны не вытирай…

— Ты что-то сказала? — обернулся Антон.

Вираг испуганно вздрогнула.

— Нет, милорд. Это я про себя…

— Ну, про себя можно, — кивнул Антон. — Про меня нельзя…

Через пару часов два обоза тронулись обратно в земли Антона. Сопровождал их отряд наемников, метателей дротиков и новая дружина сэра Жимайло из полутора десятков воинов. Множество возов, груженных продовольствием и трофеями, потянулись из леса по извилистой размокшей дороге на юг. А Антон с дружиной и обозом для барона не спеша двинулся на север.

До замка рыцаря Ошбрака было примерно двадцать льга, и Антон планировал за два дня пройти это расстояние. Без обоза он мог быть у замка уже к вечеру. Но нагруженный трофеями и обремененный обозом, он не спешил. Воинской славы Антон не искал. Ему было безразлично, сколько побед он одержал, главное — это выполнить поставленную задачу. А слава героя всегда найдет, так говорил замполит батальона, в котором он проходил срочную службу, и Антон в это свято верил.

День тянулся бесконечной лентой разбитых дорог, лесов, речек и болот. От однообразия пейзажа Антон, сидя в седле, дремал. Когда наступил вечер, он даже обрадовался.

Ночевать остановились в рощице, на крутом берегу довольно широкой, локтей двадцать, речки Медведицы. Ночевал Антон в возу, укрытый шкурой медведя, на мешках с овсом. К вечеру небо затянуло тучами, и стал накрапывать дождь.

Утром, с хмурым рассветом, быстро перекусили сухим хлебом с салом, запили водой из реки и тронулись вдоль речки в сторону брода.