Владимир Сухинин

Не зная отдыха и сна

Не зная отдыха и сна,
Вся жизнь тревогою полна.
Все устремления твои,
Как сон несбыточной мечты.
Не убежишь ты от врагов.
Смирись! Ведь твой удел таков.

Ария слепого провидца.

Лигирийский императорский театр

ПРОЛОГ

Дрожит, трясется земля, стонет под копытами боевых быков. На севере Великой степи собираются орки для последнего боя между собой. Часть племен, что пошли за духом мщения Худжгархом, встали у последней черты в ожидании свершения воли Отца всех орков. Нет дороги назад. Они или умрут, или победят.

К ним движется орда кочевых племен, что остались верны учению шаманов, чтобы покарать еретиков, смыть кровью позор отступников и очистить дух орков от заразы самозванца.

Птицы примолкли. Звери ушли с пути орды. Затихла степь. Даже вольный ветерок испугался, спрятался и не шевелил буйные верхушки степного редколесья.

Восемь племен шло на войну со свидетелями Худжгарха. Пять тысяч крепких бывалых воинов. А за ними, они это знали, двигались оседлые орки. Восемь тысяч бойцов.

Все живое уходило с их пути. Племена спешно снимались с мест кочевий, бросали то, что не могли забрать с собой, и расходились в стороны, теряясь в безбрежной степи родами, семьями, распадались рода и семьи, растекаясь и исчезая по оврагам, по лесам вместе с животными. Подальше от пути движения безжалостной орды.

На стоянке основного лагеря орков шел совет походных вождей сторонников Отца. Лица вождей были сумрачны. В воздухе витал дух раздора, несогласия и откровенной вражды. Не так проходил поход, как они задумывали. Верховный шаман проявил небывалую жестокость к своим сородичам. Уничтожал всех несогласных, и его боялись. Очень боялись, скрывая свой страх за непроницаемыми личинами.

После долгого молчания и скудной трапезы в тишине раздался голос одного из вождей:

— Что говорят разведчики, мураза? — Это задал вопрос старый орк Срынь — вождь племени куачу, обращаясь к великому походному вождю Груму. Именно в его стойбище недавно появился облеченный большой силой шаман. Срынь помолчал, ожидая, и, не дождавшись ответа, потер истершиеся со временем клыки. — Мы идем уже седмицу, а встречаем лишь потухшие костры и брошенные гнилые шкуры. Где еда для воинов? Где воины оседлых, что должны были прийти с обозом?

Главный походный вождь Грум Бык, не скрывая злобы, переглянулся с шаманом — верховным пророком Отца. Оглядел собравшихся. Вопрос был задан, надо отвечать. Вокруг — внимательные и хмурые лица других вождей. Он знал их мысли. Такие же думы не раз посещали и его голову.

— Разведчики сообщили… — начал он тяжело и медленно, словно не языком ворочал, а бревном. Каждое его слово падало камнем на сердца сидящих в шатре вождей. Не все были согласны с политикой тотального уничтожения непокорных. Подспудно страх и недовольство подступали к сердцам бывалых воинов, и они прятали, не давали волю своим чувствам. — Сообщили… что все племена, которые кочевали здесь, снялись со своих мест. Они или ушли под защиту отступников, или рассеялись по степи. Оседлые наши братья неожиданно повернули обратно, — еще более неохотно продолжил он.

— Почему? — вновь спросил вождь племени куачу.

— Мы точно не знаем… Видимо, восстали племена на их пути, и продвижение стало невозможно. Их не будет, братья… — Взгляд верховного вождя зло блеснул и словно плеть ударил по лицам сидящих. Те под его взглядом опустили голову, пряча взгляды.

— Справедливый суд будем творить мы сами… Видимо, Отцу всех орков было неугодно, чтобы против горстки отступников собралось столько воинов, и он повернул их домой. Но я рад этому. — Грум оскалился и подался телом вперед. — Нам достанется больше славы. — Он ударил кулаком по колену. — Мы упьемся кровью предателей…

— Хорошо бы не умереть до этого с голоду, — произнес кто-то из сидящих здесь вождей.

— А почему не отправляешь фуражные отряды для сбора провианта? — не унимался Срынь.

Верховный недовольно глянул на вопрошавшего: тот задевал болезненную тему. Но отвечать все равно надо.

— Я отправлял отряды на поиски скота… — Он помолчал. Не хотелось говорить о неприятном. — Их уничтожили. В степи вокруг нас движутся сотни воинов. Если они видят маленький отряд, то расправляются с ним. Если я отправляю большой отряд в полтысячи, они рассеиваются. Мы доставляем скот, который можем найти, но я понимаю, что его мало. Поэтому нужно быстро двигаться навстречу врагу. Там есть еда и женщины.

— Еда и женщины! — передразнил Грума Срынь. — Мои воины едят своих лорхов. На чем мы будем сражаться? Зачем нужно было уничтожать племя чинриз? Зачем нужно было насильно принуждать остальных орков идти с нами?

— Такова воля нашего Отца, — сверкнув исступленно очами, вступил в разговор верховный шаман Шир Арык. Все видели в его глазах горящий огонь фанатизма, но, зная его силу, промолчали. — Мы пришли искоренять ересь и сделаем это, даже если придется ополовинить степь. Вы все это хорошо знаете. Как известно, лучше вырезать половину стада, чем допустить гибель всех лорхов от чумы. Надо искоренить заразу ереси на корню, прежде чем она захватит всех наших сородичей. Все должны видеть, что Отец не прощает отступников… Все! — Его взгляд скользил по лицам вождей. Он видел, они прятали глаза. «Трусы!» — с ненавистью подумал шаман. — К чему эти пустые разговоры? — успокоившись, произнес он. — Идите и сражайтесь, как велит обычай, а Отец явит вам свою славу. Неужели вы не видите? Он испытывает вашу веру. Не будьте малодушными. — Шаман вновь оглядел присутствующих вождей, ища несогласных.

Хоть и не были вожди согласны с такой постановкой вопроса ведения войны, но спорить не стали. Шаман показал себя жестоким и беспощадным не только с чужими, но и со своими орками.

— Значит, пойдем быстрее, — вздохнул Срынь. — Скорее бы все это закончилось.

Постепенно вожди один за одним покинули шатер.

Грум почесал объемистый живот. Посмотрел вслед последнему уходящему вождю.

— Шир, если ты не явишь славу нашего Отца, то они один за другим разбегутся. Скоро поход на империю… и никто не будет гоняться по степи за отступниками.

Верховный шаман зло зыркнул на вождя:

— Не будет похода на империю, Грум. Отцу это неугодно. Покараем отступников и свергнем великого… Им станешь ты…

Грум удивленно часто-часто заморгал.

Степь. Лагерь свидетелей Худжгарха

Грыз повел свои войска следом за вышедшими на войну кочевыми племенами. Он проводил оседлых, не нападая, на три дня пути и убедился, что те не повернут обратно. Оседлые спешно, как могли, возвращались к себе на юг.

Его воины, обученные и освоившие новую тактику быстрых налетов и отступлений, вылавливали разведчиков, отставших орков и безжалостно истребляли.

Грыз знал, что там, на севере, в трех местах остались лишь старики и женщины с детьми. Но он также знал, что старые бойцы не посрамят, встанут на защиту своих племен и, если надо, полягут, но продержатся до его подхода. Он принял решение возвращаться. Первыми ушли три разведывательные сотни, ведомые его сыном. Остальные воины двинулись с обозом, оставшимся от оседлых. Грыз решил не бросать животных и провиант. Сделал это с дальним прицелом — раздать племенам, пострадавшим от последователей Отца. Пусть видят, насколько свидетели Худжгарха отличаются от грабителей, идущих под стягом Отца.

Гонцы ждали повелений, чтобы отправиться в путь и сообщить свидетелям Худжгарха, куда направится орда. Или она разделится, чтобы расправиться с противником по частям, или выберет один маршрут. Но противник медлил, он неторопливо продвигался вперед с долгими остановками, словно не мог принять решение. Грыз понимал замысел их военачальника — дождаться подмоги со стороны оседлых орков, но это было ему лишь на руку.

Верхние планы бытия. Замок Беоты

А где-то вверху, в небесных планах бытия, возлежала на ложе, пребывая в великом раздражении, Беота. Черные прислужницы обмахивали ее опахалами и буквально тряслись от страха, страшась гнева госпожи.

«Как это у него получается? — размышляла сестра Рока. — Сам пропадает неизвестно где, а город его строится и крепнет. Там живут одни сумасшедшие, не знающие законов вселенной. И им на всех наплевать. Прогнали Рока сами, без Высокого. Сколько благодати они потратили на войну! Всю! Идиоты! Могли договориться с братом на вассалитет, и дело с концом. А теперь иди и бери их голыми руками. Так нет, я не могу. Этот чертов договор…»

Додумать она не успела. Гору сотряс удар и скинул ее на пол. Стоя голая на карачках, в неприглядном виде, она удивленно моргала, не в силах что-либо сделать или произнести. Она пораженно хлопала ресницами, не понимая сути происходящего. У нее просто ни с того ни с сего исчезла огромная часть благодати. А гора резко уменьшилась.

Наконец Беота опомнилась.

— Кто? — заревела она как раненая медведица. — Кто посмел? — Богиня вскочила, полная ярости и негодования. Заметалась, не зная, что предпринять, и тут же перед ней появилась статуя.

— Тобой нарушен договор, — проговорила она и исчезла. В воздухе кружился листок пергамента, опускаясь на пол.