Владимир Сухинин

Скорпион его величества

Как ночь рождает тьму,
И как огонь к теплу нас манит.
Смирись! Прими свою судьбу
И Скорпиона знак, что остро жалит.

Ария императора.

Лигирийский императорский театр

Пролог

Десять всадников на быках приблизились к лагерю свидетелей Худжгарха. Один из них поднял руку и остановился. Остальные, следуя команде, натянули поводья, сдерживая боевых лорхов, и тоже остановились. Поднявший руку внимательно всмотрелся. Перед ним был не воинский лагерь, а нагромождение фургонов, расставленных в полном беспорядке. Он скорее напоминал табор беженцев от войны. Не было обычных разъездов, которые должны были уйти на полдня от лагеря и вести разведку. Часовых на своих постах тоже не было, сам лагерь стал вдвое меньше, и было понятно, что часть орков покинули его. Лагерь свидетелей был запущен и представлял жалкое зрелище. Не воинский лагерь, а стойбище козлопасов, подумал Грыз. Более оскорбительного прозвища для воинов не существовало. Когда видели орка в плохом снаряжении и с оружием, которому он не уделял должного внимания, то его презрительно называли козлопасом. Коз пасли самые никудышные рабы, которым не доверяли ничего другого, они были вечно голодные, грязные и оборванные.

Было видно, что в середине лагеря собралась большая толпа и слушала очередного проповедника. Грыз помнил, как не так давно такие проповедники вещали от имени Худжгарха и смущали умы орков. Они появлялись толпами, как грибы после дождя, и пытались учить и вести за собой толпу. На тот момент последователи Худжгарха были как стадо лорхов, без вожака. Нечто подобное происходило и сейчас.

Грыз снова дал отмашку, и отряд шагом двинулся дальше. Орк брезгливо поморщился, когда увидел под ногами неубранный навоз от лорхов. «Неужели сюда собрались только самые недостойные?» — подумал он. Он пригляделся к бунчукам племен. Техколо, самарард, чивчаки и еще десяток таких же достойных уважения племен. Но грязь под ногами и спящие под повозками орки, безразличные ко всему, у Грыза вызывали протест. Он недоумевал, как за такой короткий срок воинский лагерь в походе — а именно таким он оставлял его — превратился в стоянку пастухов, обросшую нечистотами. Он ехал вдоль шатров, у которых и там и сям сидели орки и курили какую-то траву. Некоторые были неподвижны как статуи, уставившись пустыми глазами перед собой.

У первого встречного орка, который лениво шел мимо, не замечая приезжих, он спросил:

— Что делают эти воины? — Грыз пригнулся к луке седла и указал плетью на куривших.

Орк посмотрел на сидящих, следом так же лениво перевел взгляд на Грыза.

— Они познают истину, заблудший. — Тон и выражение лица орка не давали повода сомневаться, что он относится к Грызу и сопровождающим его воинам с презрением, что было само по себе странно. Грыза хорошо запомнили все последователи, его авторитет был непререкаемым, а отсутствовал он всего ничего.

— Ты меня знаешь? — на всякий случай спросил он орка. Может, он из новых и не видел предводителя последователей Худжгарха.

— Ты Грыз заблудший, — усмехнулся все так же с ленцой орк. — Чего тебе надо?

— А где Шаргныз, которого я оставлял за себя? — спросил Грыз.

Орк зло посмотрел на своего бывшего предводителя.

— Этот неверный убит, — ответил он и, презрительно сплюнув под копыта его лорха, пошел дальше.

— Неверный? — удивленно повторил Грыз и приказал: — Быть готовыми к нападению! Странные дела творятся нынче здесь. Поехали, послушаем этого проповедника. — И он ударом пяток подстегнул быка.

Толпа стояла плотно и благоговейно слушала, как вещал с телеги невысокий худощавый орк. Телегу окружил десяток воинов, которые не подпускали толпу близко к говорившему. Орк хорошо поставленным голосом просвещал слушателей:

— И увидел тот, имя которому Отец наш, что орки ослабли духом, стали мягкие, как души женщин, и вознегодовал. Послал он Меч свой карающий для вразумления детей своих. Чтобы кровью укрепить сердца их, чтобы телами братьев своих выстелили они дорогу храбрости и мужества к сердцам верных. Как имя этому Мечу? — заорал проповедник и приложил руку к уху.

Толпа разноголосо прокричала:

— Худжга-арх!

— Не слышу! — повторил проповедник, и толпа уже сплоченнее и громче заорала:

— Худжга-арх!

— Кто он? — так же громко прокричал, вопрошая, проповедник.

Грыз оглядел собравшихся, их глаза горели фанатичным огнем, и они, по всему было видно, верили тому, что говорил худой орк, стоявший на телеге.

— Он — Меч, карающий неверных! — в один голос ответила заведенная толпа.

— Воздадим же ал-лая нашему господину! За то, что он вспомнил о нас и послал вразумление! — снова во все горло заорал тщедушный проповедник, и крик его громом разнесся по лагерю.

Толпа подхватила этот крик и, подняв руки, заорала:

— Ал-лая! Ал-лая!

— Дети неразумные, — продолжил проповедник, — я поведу вас к величию и бессмертию! Это трудный путь, он требует самопожертвования, и только самые верные достигнут его. А все сомневающиеся, слабые станут хворостом для костра святой мести. Вы хотите стать таким хворостом? — снова усилив голос, вопросил проповедник.

И толпа, впавшая в экстаз, в едином порыве закричала:

— Не-эт!

Орк вытащил из поясной сумки горсть самокруток и кинул их в толпу.

— Дым просвещения поможет избранным познать правильный и единственно верный путь, — сопроводил он бросок словами.

По толпе прошло судорожное движение, и разлетевшиеся самокрутки расхватали, отталкивая друг друга, счастливчики. Орк между тем продолжал завывать, подняв руки к небу:

— Открой мне знания, господин мой!

Грыз перекинул ногу через седло и, поудобнее усевшись, подтянул колено к груди. Посмотрел на небо и снова обратил взгляд на застывшего проповедника.

— Жулик, — негромко сказал он.

Толпа примолкла, и его тихие слова были хорошо слышны в установившейся после драки за самокрутки тишине. На него с негодованием стали оборачиваться ближайшие слушатели.

— Ал-лая! — вдруг завопил проповедник во все горло, и толпа, ожидавшая какого-то чуда, вздрогнула.

Грыз внимательно оглядел лица слушателей. На них было выражение восторга, но глаза были пусты.

— Мне открылось небо! — опустил руки проповедник.

Грыз перевел взгляд на него.

— Ал-лая! — заревел тот.

И толпа в едином порыве бешено заорала:

— Ал-лая! Ал-лая!

Дождавшись, когда крики смолкнут, проповедник продолжил:

— И голос с небес мне сказал: «Иди к детям заблудшим моим и научи их любить меня. Кто будет любить брата, жену, или мать, или дитя свое больше меня, тот недостоин меня!» И вот я пришел испытать вас, не сам пришел, господин наш послал меня. — Он оглядел горящим взором собравшихся. — Есть ли среди вас те, кто хочет показать свою веру?

— Есть, учитель! — ответил громко кто-то, и, расталкивая толпу, к телеге пробился старый орк, таща за собой связанного юношу.

— Это младший сын мой, — дернул он веревку, и молодой орк упал на колени. — Неверующий он, меня соблазняет, чтобы ушел я и бросил господина нашего. Я хочу принести его в жертву.

— Вот достойный пример для подражания, братья! — показал на пожилого пальцем проповедник. — Воздадим господину нашему ал-лая и поддержим брата на пути его праведном.

Толпа заревела, повторяя:

— Ал-лая! Ал-лая! Ал-лая!

Грыз, смотревший до этого с ироничной улыбкой на представление худого, понял, что шутки закончились. Здесь под личиной свидетеля Худжгарха стоял самозванец и творил невообразимое. Что могло случиться с орками, что они потащили на жертвенник своих детей? И он, перекрикивая шум толпы, заорал:

— Стоя-ать!

Орки, окружившие телегу, оглянулись, и их крики смолкли. Они удивленно воззрились на Грыза, который в гневе смотрел на них.

— Остановитесь, орки, разве вы не видите, что вас обманывают! Это не свидетель Худжгарха, он его и не видел никогда.

Но толпа в ответ зароптала. Орк, стоявший на телеге, взмахнул рукой:

— Тише, братья, здесь у нас заблудший. Он не познал еще истину и не видел силу, дарованную Худжгархом, нам, его верным последователям. Если ты смел, воин, то выйди и сразись с одним из нас. — Он показал на орков, охранявших телегу. — Пусть победа достанется тому, кто прав, — вкрадчиво сказал проповедник. Довольный, он свысока смотрел на собравшихся. — Мы поступаем по нашим освященным творцом обычаям. Не так ли, братья?

— Так, учитель! — снова завопила толпа.

Грыз окинул быстрым, цепким взглядом собравшихся. Возбужденные орки с пустыми глазами обступили отряд Грыза и готовы были разорвать их. По всему было видно, этот проповедник применяет какую-то мерзкую волшбу.

— Я лучше призову молнию с неба, откуда к тебе пришел голос, незнакомец, и посмотрим, ответит ли оно мне. — Он оскалил клыки, вытянул руку и крикнул: — Молния, все разом!

И десяток молний ударили по телеге с неба. Часть из них попала в проповедника, а часть прошлась по его охране. Сверкнул щит. Орк упал, но тут же, шатаясь, поднялся. От него шел дым и пахло паленой шерстью. Молнии пробили защиту, но, ослабленные, только оглушили проповедника. Он стоял покачиваясь, и все, кто были вокруг повозки, увидели, что вместо орка-учителя поднялся серый демон. Его хвост бешено стегал по телеге. Он помутневшими глазами оглядел толпу, тычущую в него пальцами, посмотрел на свои руки и, вдруг поняв, что разоблачен, ловко извернулся, спрыгнул с телеги и опрометью, длинными скачками бросился бежать.