— Подумай о детях, дорогая, — поддержала маркиза Кэтрин. — Танкред не пощадит их, если ты что-нибудь попытаешься ему сделать. Он и так уже искоса поглядывает на Сеймуса, и, смею заметить, это весьма дурной знак.

— Хранн Милосердный! Синена Заступница! Сеймус! — Безутешная Софи снова ударилась в рыдания. — Мой бедный, несчастный Сеймус! А Лили? Кэти, милая! Ей же уже пятнадцать! Даже подумать страшно! Ровно столько же, сколько было и мне, когда…

— Хватит реветь, дуреха. Зачем лить слезы, если ты все равно ничего не сделаешь? — Леди Кэтрин даже зажала плачущей родственнице рот своей тонкой ладонью. Но слова ее вовсе не успокоили Софи — они показались ей ужасными. Должно быть, от той безжалостности в ее голосе, а может, и из-за их правдивости. — Если Танкред уже решил что-то, то так и будет, уж поверь мне, и ты ему никак не воспротивишься. Так зачем мучить себя понапрасну. Нужно смириться и жить дальше…

— Ну и черства же у тебя душа, Кэти! — Софи гневно сорвала ее руку со своего лица и отстранилась.

На миг показалось, будто что-то так ужалило Кэтрин, что она вздрогнула всем телом. В первую секунду ее глаза подернулись яростью, смешанной с болью, но в следующее мгновение эта неожиданная вспышка исчезла. Леди вновь представляла собой образец непоколебимости и каменного спокойствия.

— Пусть так, милая Софи, — согласилась она, и голос ее был столь же жестким, как удары по щекам плашмя холодным клинком. — Но при этом я прекрасно отдаю себе отчет в происходящем и умею себя сдерживать. И не бегаю ночами по коридорам в отличие от тебя, непрестанно зовущей своего покойного Патрика.

Софи не ответила, взгляд ее теперь был направлен куда-то мимо обвинительницы. То ли она глядела на дверь за ее спиной, то ли сквозь нее. Глаза вдовы опустели, а лицо утратило любой признак эмоций. Она вновь ушла в себя, погрузившись внутрь собственного сознания, точно в глубокий пруд. Ее внезапные вспышки отчуждения стали уже привычными для всех жителей Бренхолла. И это была одна из причин, почему безумную кузину барона никто не воспринимал всерьез. Даже родные дети относились к ней снисходительно. «А что с мамой?» — спрашивали они. «Мама больна», — отвечали им.

— Ну вот, опять, — мрачно констатировала леди Кэтрин и подошла к золовке.

Маркиз поднялся и помог ей уложить Софи на кровать. Самое верное сейчас было оставить бедняжку на какое-то время в ее комнате. Вскоре она снова придет в себя, будто ничего и не случилось.

— Кэти, поглядите, какая красивая птица за окном. — Забинтованной рукой Сегренальд указал на бьющуюся в прикрытые витражные створки птаху. — Совсем как ласточка, но перышки такие синие, будто кусочек неба погожим летним днем. Да это же мартлет!

— Мартлет? — удивилась Кэтрин. Конечно же, она сама не раз читала детям высокопарные старые баллады о храбрых рыцарях, прекрасных дамах и волшебных птицах без лапок, которые спят прямо посреди облаков, не опускаясь на ветки, как прочие птахи, и появляются там, где вскоре должен пролиться дождь. Но вот увидеть такое чудо воочию… — Мартлет — к дождю… — Она вспомнила старинную поговорку.

— Не только. — Голубые глаза маркиза сверкнули какой-то бессильной яростью, но в то же время и странной, безумной надеждой. — Еще он приносит беды… беды хозяину дома, над которым кружит…

* * *

Танкред Бремер спускался все ниже и ниже в гнетущую полутьму узкой винтовой лестницы дозорной башни. Длинная мантия время от времени цеплялась за торчащие кривые плиты, мешая идти, тогда Огненный Змей ругался вполголоса, чихвостя криворуких зодчих, возводивших это сооружение, но проклятия барона не могли бы вызвать у неведомых строителей даже слабенький насморк — башню заложили еще при прадеде Танкреда, князе Эрике. Это походящее на огромное веретено каменное строение призвано было исполнять дозорные функции — на самой его вершине располагалась вместительная смотровая площадка, где постоянно караулили двое стражников, наблюдая за окрестностями замка в увеличительные смотровые трубы. Также там находился колокол набата. Поскольку объект был стратегически важный, у входа в башню всегда стояла охрана, и посторонних внутрь не пускали.

При этом мало кто догадывался, что у башни есть и еще одно предназначение, тайное. Здесь была тюрьма. Самая таинственная из темниц Бренхолла, о ее существовании знали лишь немногие посвященные, а об узниках, сидящих в ней, — лишь только Танкред Бремер да его личный слуга Харнет. Даже братья нынешнего барона ведать не ведали о том, кто заточен в подземельях под дозорной башней Бренхолла. С давних пор это было владение Танкреда, его персональная вотчина. Ходили слухи, что Огненный Змей хранит здесь свои самые важные колдовские секреты, и любой, кто посмеет войти в святая святых, будет мгновенно испепелен чудовищной силы охранным заклятием, которое Танкред наложил на вход в подземелье. Впрочем, среди этих намеренно распущенных и непомерно раздутых слухов была некоторая доля правды — смертельно опасное заклятие там действительно было.

Наконец долгий спуск в темноту завершился, барон прошествовал по узкому пологому коридору. Факелы, развешенные в специальных кольцах, тут же сами собой вспыхнули и зачадили, едва Огненный Змей оказался рядом. В какой-то миг Танкред остановился напротив одной из массивных железных дверей, что были расположены по обеим сторонам коридора.

— Carpere. — Как только слова заклятия слетели с губ, нужная дверь осветилась изнутри — из узкой щели над порогом просочилось багровое сияние. — Carpere Clave.

Раздался щелчок, ему воспоследовал скрежет незримых засовов, и подземелье наполнилось жутким плачущим визгом металла, поцеловавшего металл. Через мгновение дверь начала открываться. Теперь оставалось самое сложное, то, что было заготовлено для излишне любопытных заезжих магов, если бы один из них отважился сунуться, куда не просят.

— Carpere Clave. — Волшебник слегка придержал дыхание, подготавливая финальное заклятие. — Afferre mortem de visitator molestus! [«Причиняю смерть незваному гостю». Перевод с тайного магического наречия.] Магическое свечение тут же исчезло. Танкред толкнул дверь, и та с легкостью распахнулась. Затхлый воздух каземата сопровождался вонью тления — подземелье дышало смертью, словно старый откопанный гроб. Лицо барона скривилось от отвращения. Из камеры на него взглянула непроглядная тьма, яростно горящая парой зловещих янтарно-желтых глаз.

— Ты пришшшел…

— Пришел. — Барон сделал быстрый пасс, словно перебирая пальцами подол легкой текучей драпировки, и зажег перед собой на ладони огненный шар.

Магическое пламя сбросило завесу тьмы, явив взору огромную пятиконечную звезду-печать, заключенную в три круга с извилистыми символами утерянного языка в ключевых точках и сопряжениях линий. Это была печать-ловушка, призванная удерживать внутри сгорбленную человеческую фигуру, сжавшуюся на самом ее краю в дальнем углу подземелья. Черные волосы наливались смолью и были столь длинны, что узник мог бы закутаться в них, словно в плащ. Он казался высохшим, словно обтянутый серой сморщенной кожей скелет, и только взгляд, исполненный злобы, ярости и неукротимого голода, был по-прежнему полон жизни.

— Сотня и пять десятков кромешных ночей… И столько же холодных черных дней ты не приходил… — Мягкий, как бархатная подушка, и совсем не вяжущийся с внешним видом говорившего голос ни в чем не упрекал, просто констатировал данность. — Зачем сегодня я стал тебе нужен?

— А разве нужен сыну повод, чтобы повидать отца? — усмехнулся Танкред.

В ответ желтые глаза подернулись красной пленкой, а в голосе узника зазвучала ненависть; уродливые костлявые пальцы сжались в кулаки:

— Какой ты мне сын? Какой сын может так поступать со своим отцом?!

— Ты сам выбрал себе такую жизнь, разве нет? — Барон прищурился. — Ведь именно это теперь тебя больше всего угнетает?

— Что ты знаешь об угнетении, глупец? Что ты знаешь о жизни?.. Я думал, что выбирал жизнь, а выбрал смерть… Вечную смерть, проклятую вечность смерти… Скажи мне, почему, когда ты приходил раньше, ты не говорил ни слова? Отчего сейчас снизошел? Что изменилось?

Носферату поднялся, расправив худые плечи. На нем был полуистлевший и посеревший от времени камзол старого покроя. Даже в таком жалком и ничтожном состоянии вампир излучал холодную угрозу, рассеивая кругом ужас, и Танкред невольно поежился, тяготясь присутствием нежити в двух шагах от себя.

— Ха-ха-ха! Ты все еще боишься меня, сын… Даже такого, каким ты меня сделал…

— Ты сам себя таким сделал!!! — Слова яростными плевками сорвались с губ Танкреда, сын не пытался оправдать себя за отца, это было истинной правдой.

— Почему ты не убил меня тогда, двадцать лет назад? Почему, Тан? — На один миг Танкреду показалось, что с ним и впрямь говорит отец. — Почему держишь здесь? Зачем?.. Хотя я все же догадываюсь зачем… Если бы только Джон знал…

— Ты сам мог сказать ему это, — воспоминания причиняли боль, как и всегда, — но сказал мне. Почему?

— Я боялся… Боялся, что он узнает… кем стал его отец… Что перестанет гордиться мной…

— И потому выбрал меня. Бесчестного и беспринципного в твоем понимании. Ведь так?

Вампир тяжело вздохнул, выпуская из сморщенных иссушенных легких пыльный воздух:

— Так. Только ты мог понять меня, понять, почему я на это пошел…

— Нет. И не думай, что сможешь обмануть меня. Неужто ты забыл, что во мне течет твоя кровь? Неужто полагал, что у меня, твоей наивной жертвы, было недостаточно времени, чтобы разгадать все детали заговора, в котором мне отвели незавидную роль? Ты рассчитывал использовать меня, именно я был тем, кому было уготовлено место на алтаре, чья кровь должна была пролиться во имя твоих зловещих планов, упырь! Я все знаю… Так что даже не думай меня обмануть.

Тщедушная фигура дернулась, как от удара плетью, и сжалась на краю пентаграммы, не в силах высунуть руку даже на дюйм за нее, чтобы хотя бы опереться на стену.

— Не говори так!

Но барон уже не мог остановиться:

— Ты всегда считал меня никчемным, я был для тебя обузой, и вот, когда ты задумал свою дурацкую месть Лоранам, именно мной ты решил за нее расплатиться! Чтобы не переплатить! Ты бы исполнил свой мерзкий план и ушел, а моя голова осталась бы там, выставленной напоказ, наколотой на пику в проклятом Гортене! А Джон стал бы править Теалом, свободным и сильным. — Вампир забился в самый угол печати, прикрываясь руками под напором этих ужасных слов. — Но все пошло не так, как тебе хотелось, и нынче судьбе стало угодно, чтобы я, а не Джон, встал во главе Теала и поднял знамя восстания! Да, Джон мертв, и не думай, что это я его убил, я никогда не опущусь до твоей подлости, отец. Он доблестно погиб, сражаясь за наше дело. А я ему не препятствовал. Понял?!

Последние слова просто сломали тщедушное тело, из горла вырвался звериный рык, и чудовище сделало обреченный бросок в сторону мага. Танкред с легкостью отразил эту нелепую атаку, прошептав всего одно короткое слово заклятия. Вампира швырнуло о каменный пол, послышался хруст ломающихся костей. Ему вторили жалкие стоны.

— Ненавижу тебя! — сплюнул в сторону бывшего отца Танкред. — Ты будешь вечно страдать, как заслужил! А я не дам тебе покоя, Сэмюель!

С этими словами он подошел ближе и, вытащив ритуальный кинжал, вогнал его в самый центр начертанной на полу печати. Клинок со странной легкостью вошел в ледяной камень полуистершейся плиты, пригвоздив к ней тень отца Танкреда. Слова заклятия замкнули ловушку — вампир дернулся, будто пронзенный насквозь, затем медленно поднялся и склонился перед своим хозяином.

— Я слушаю тебя, Ветер-в-Ночи… Приказывай…

— Найди мне того, кто скрывается в замке. Того, кто обронил вот это. — Танкред достал из-за пояса и протянул вампиру обрывок веревки. — Найди и убей.

Худая серая тварь молча подхватила предмет, обнюхала его и завыла, оглашая подземелье криком вечной тоски и боли…

Дарил осторожно крался вдоль длинного коридора, прислушиваясь к окружающим звукам и собственному дыханию. К счастью, в ночной тиши не было слышно неуклюжих шагов баронских патрулей и мягкой поступи агентов тайной стражи Бремеров. Но вместе с тем это было и странно, учитывая то, что ему довелось пережить днем, когда весь замок превратился в развороченный улей. Его искали везде, во всех углах, всех комнатах и переходах, везде, где только можно было представить, даже в тюремных камерах и канализационных колодцах. И непременно нашли бы, не будь он агентом Первой Дюжины. Он мастерски обманул их, обвел вокруг пальца, как беспомощных котят, даже сам принял активное участие в собственных поисках. Некоторое время никто ничего даже не подозревал, и он в составе спонтанной поисковой группы из замковой стражи обшаривал многочисленные подвалы Бренхолла, затем один из агентов решил все-таки уточнить, кто он такой, сопроводив в укромное место. Зря. С тех пор Дарил выдавал себя уже за агента тайной стражи Бремеров, а незадачливый дознаватель отправился в нишу за портьерой в коридоре третьего этажа с перерезанным горлом. Его тело нашли только под вечер, но к тому времени Грам уже успел обосноваться в таком укромном углу, где искать его было все равно что разыскивать черного ворона в ночном небе. Место это было библиотекой Бренхолла. Он великолепно провел время, копаясь в пыльных фолиантах под неусыпной охраной четырех балбесов, расположившихся у ее входа. Конечно, откуда им было знать, что входить в зал библиотеки можно не только через дверь… Грам сомневался, что даже сами бароны Бремеры ведали об этом секретном ходе, настолько он оказался заброшенным, когда ему удалось его обнаружить и воспользоваться им по назначению.

Таким образом, он переждал день, успешно избежав поимки, — самое опасное время, и теперь, воспользовавшись глубокой ночью, что уже опустилась на Бренхолл, Дарил рассчитывал найти способ выбраться из превратившегося в ловушку баронского замка.

Задание свое он блестяще выполнил, раздобыв важные сведения о тайных переговорах барона с эльфами, которые надумали стравить короля Ронстрада и Эс-Кайнта Конкра. Теперь следовало донести эти знания до нужных людей — его связной, господин Сплетня, будет ждать в условленном месте, на перекрестке трех дорог, у старого указателя «Броды. Семнадцатая миля». А после нужно будет отправиться в Реггер, правитель которого, граф Сноббери, хоть и болван редкостный, но при этом верный вассал короля. Его имя упоминалось в разговоре Танкреда с этим… саэграном Остроклювом, а значит, и его требуется предупредить о грозящей опасности. Но для начала необходимо было каким-то способом покинуть замок.

Кто-то может сказать, что выйти откуда-то всегда проще, чем войти. Но если учесть, что входил ты никем не замеченный и знать о тебе никто не знал, а вот на выходе караулят уже персонально тебя, то задача совсем не покажется вам такой легкой. Именно поэтому Дарил ничуть не расслаблялся, постепенно пробираясь по внутренним помещениям замка к его внешней стене. По его расчетам, именно здесь, в окрестностях северных врат, было проще перелезть наружу и вплавь пересечь окружавший замок ров. Главное — точно рассчитать расстояние и время. Стражи у ворот, само собой, предостаточно, да вот следят они наверняка в основном за самими воротами, а те, кто призван смотреть на стены (Дарил не сомневался, что замок оцеплен), просматривают лишь свой участок, а как раз за воротами не следят. Главное будет попасть именно в этот узкий стык наблюдения…

Строя далекоидущие планы, шпион свернул за очередной угол и только тут ощутил неладное. У Дарила было прекрасное чутье, он узнавал слежку в момент, что называется, «спиной чуял», но на этот раз сигнал об опасности пришел слишком поздно. Спина похолодела, от неожиданности Грам споткнулся и тут же, повинуясь инстинкту, перекувыркнулся вперед и вскочил на ноги. И вовремя!

Кто-то бросился на него сзади, настолько быстрый, что превосходной реакции тайного агента едва хватило, чтобы увернуться. Дарил молниеносно выхватил нож из-за голенища, нанеся удар в пустоту. Но неведомого противника уже не было там, где мелькнула серая тень. Дарил резко развернулся, одновременно полоснув ножом окружающую тьму. На этот раз удар пришелся в цель, но легче от этого не стало. Вместо того чтобы упасть на пол с перерезанным горлом, противник бросился на него, обхватив руками за плечи и потянув его вниз. Из разрубленного горла врага фонтаном хлестала кровь, но чудовищной силы мышцы сдавили Грама так, что тот не мог пошевелить ни правой, ни левой рукой. Кровь противника брызнула в лицо, попадая в рот и застилая глаза. Одновременно перед взором Дарила встала бледная, абсолютно лишенная морщин нечеловеческая морда, озаренная страшным блеском янтарно-кровавых глаз. У монстра были невероятно длинные черные волосы. Существо открыло жуткую пасть, обнажив острые, как иглы, клыки. Дарил невольно вздрогнул, осознав, кто сейчас перед ним. Видя его страх, вампир ухмыльнулся и направил свои зубы на беззащитную шею; из мерзкой пасти на пол начала капать кровяная слюна.

Дарил Грам, собрав всю оставшуюся волю в кулак, невероятным образом сумел вывернуть правую ногу, нанеся удар коленом в живот ненасытной твари. Вампир отлетел в сторону, и лишь только хватка чудовищных пальцев ослабла, нож, который так и оставался зажатым в правой руке, совершил разворот в воздухе и без остановки вонзился в голову вампира, пробив лобовую кость страшной силы ударом. Чудовище завыло, словно побитый пес, и поползло в сторону, стремясь скрыться во тьме коридора.

Дарил не стал преследовать упыря, его согнуло пополам и вырвало. Вырвало ядовитой вампирской кровью, которой он успел наглотаться. Но сейчас Грам не мог себе позволить даже минуты слабости — в любой момент чудовище могло прийти в себя и вернуться. На то, что вампир умрет, нельзя было рассчитывать ни при каких обстоятельствах: чтобы упокоить такого монстра, необходим добрый осиновый кол или клинок, смазанный зельем из белладонны и крови мертвеца, ничего из этого у него не было, а все остальное лишь причинит неживому боль или создаст временные неудобства. На негнущихся ногах, шатаясь, шпион двинулся вниз по коридору, в противоположную сторону от той, куда убрался вампир…

* * *

Свинцовые тучи уже набухли настолько, что стали походить на посеревшие животы, вздувшиеся у сотен мертвецов: они больше были не в силах сдерживать в себе всю ту влагу, что давила из них вот уже вторые сутки, но по какой-то странной причине дождь все не начинался. Необъятная черно-серая масса, протянувшаяся от одного края ночного горизонта до другого, угрожающе нависла над замком Бренхолл, словно тяжелый плащ, наброшенный на баронство и окружающие его земли. Время от времени тучи пронзались белесыми росчерками молний, следом гулко накатывал гром — и все это без единой дождевой капли! Воздух стал настолько сухим и пыльным, что срывалось дыхание. Но хуже всего было ожидание — чувство, что нечто ужасное вот-вот должно начаться, но каждый раз неизбежная развязка отчего-то откладывалась.

— Скорее бы уже дождь, до чего тяжко, — хрипло произнес Сегренальд Луазар, стоя у открытого окна.