Если здесь кто-то и был из прислуги, то уже сбежал, когда в коридоре и на лестнице разразилась бойня. Времени у них было достаточно — убил охранников точно не Грач. Но тоже вампир или другая разновидность нефилимов, умеющих поглощать эдру из трупов. Если не считать того типа с пробитой башкой, остальные все выпиты досуха.

Почему, кстати, убийца оставил последнего? Торопился? Или просто грудной Узел уже наполнил под завязку?

Переходя из одной тесной полутёмной комнатки в другую, я пробрался к чёрному ходу в кабинет Барсука. Чем глубже пробирался, тем чаще приходилось утирать пот со лба — воздух здесь был влажный и жаркий.

Голоса за стеной становились всё ближе и отчётливей, и я начал уже разбирать отдельные фразы. Говорили, кстати, спокойно, без повышенных тонов. Будто в десятке шагов от кабинета не валяется несколько свежих трупов.

— Да, да, вы правы, Филипп Александрович, — вальяжно произнёс некто. — Я зашёл слишком далеко. Я нарушил Кодекс Стаи. И вообще я щенок, выскочка и… как вы там сказали? Сопляк? Сосунок?

— Д-давайте все сейчас успокоимся, — отозвался другой голос — заметно дрожащий. — Питирим, ну а ты-то что молчишь?

Я, затаив дыхание, осторожно ступал по покрытому ковром полу через узкий тёмный коридорчик. Это было что-то вроде незаметного прохода для прислуги — от говоривших меня отделяла лишь тонкая фанерная стенка, оклеенная вздувшимися от влаги обоям. И в нескольких шагах впереди в ней было несколько узких продольных щелей, через которые падал свет.

— Он и правда наглец и выскочка, — хрипло прокаркал третий участник беседы. — Хотя, надо признать, в его словах тоже есть доля правды. Мне с самого начала не нравилась вся эта работа на Орлова…

— Да плевать мне на этого щенка из Охранки! — огрызнулся второй. — И вообще на все эти ваши делишки в Демидове. Зачем вы тащите всё это в мой город? И без того хватает хлопот!

Я, наконец, добрался до смотровых щелей и осторожно заглянул в комнату. Обзор был не ахти, но главное я ухватил сразу.

Номер был шикарно обставлен — кожаная мебель, узорная плитка на стенах, витиеватые бронзовые светильники, круглый резной столик, заставленный закусками в хрустальной посуде. Чуть дальше в углу — выложенная мелкой плиткой купель с журчащей водой, каскадами падающей из сложной скульптурной композиции не очень приличного содержания. Всё смешалось — нимфы, фавны… За купелью, судя по всему, дверь в парилку, причем неплотно закрытая — пар оттуда до сих пор выходит явно различимыми облачками, и в номере влажно и жарковато.

На коричневом кожаном диване, завернутый в белые простыни, как древнеримский сенатор, сидел жирный усатый мужик лет пятидесяти, в котором я сразу по описанию узнал обер-полицмейстера. Если бы я не умел видеть чужие ауры, то никогда бы не заподозрил в нём Дар Зверя. Разве что по обильной волосатости. Курчавые седоватые волосы покрывали не только его грудь и живот, но и руки до самых плеч, а на ногах и вовсе смотрелись, как меховые унты. Очень контрастируя с обширной лысиной и гладко выбритыми щеками.

Несмотря на то, что Барсенев был хозяином, по поведению это совсем не чувствовалось. Он замер, как кролик перед удавом, не сводя глаз с собеседника, развалившегося в кожаном кресле напротив.

Тот тоже был в простыне, обернутой вокруг бёдер, но телосложением являл собой полную противоположность Барсуку — молодой, тонкий, стройный. Длинные холёные пальцы. Отчетливо выделяющиеся мышцы на руках. Не пресс, а стиральная доска. Длинные чёрные волосы до плеч, такие блестящие и ухоженные, что и девушка позавидует. Лица не видно — сидел он вполоборота от меня.

Грачёв стоял рядом с ним и выглядел в этой обстановке крайне нелепо в своём дешёвом тёмном плаще — сутулый, настороженный, с блестящей от пота проплешиной. Впрочем, на фоне Барсука даже он держался молодцом. Несмотря на невзрачную внешность, от него так и веяло опасностью — тёмные близко посаженные глаза под нахмуренными бровями превратились в сплошные чёрные провалы без намёка на белки вокруг радужки. Не глаза, а два пистолетных дула.

— Вы опоздали со своими претензиями, Филипп Александрович, — нарочито вежливо ответил молодой, но за елейным тоном явственно проступал яд. — Я уже здесь, и от планов своих не отступлюсь. Теперь мне нужно понять лишь одно. Вы-то, господа, со мной… или против меня?

— Не громко ли сказано? — нервно огрызнулся Барсук, показав короткие, но острые клыки. — Сомневаюсь, что Сумрак одобрит эти твои планы. Да и я лично не вижу ничего хорошего в том, чтобы лезть на рожон!

— Сумрак… А какое нам дело до него? Он далеко, в Петербурге. Вот и пусть занимается своими столичными делами. Если дело выгорит — ему там скучно не покажется, я вас уверяю.

— Предлагаешь действовать в обход разрешения Стаи? — прищурился обер-полицмейстер. — На это я тем более не подпишусь!

— С каких это пор нам, волкам, требуется разрешение от кого бы то ни было? — спросил молодой скучающим тоном и отвернулся от собеседника, делая вид, что разглядывает собственные ногти. Мне даже удалось увидеть его профиль с тонкими изящными чертами лица. Почти женскими, если не считать горбинки на носу.

— Не тебе рассуждать о том, как заведено в Стае! — неприязненно отозвался Грач. — Молод ещё!

Длинноволосый в ответ лишь рассмеялся.

— Хотел бы я ответить, что это недостаток, который быстро проходит. Но в моём случае это не так, ведь вампиры почти не стареют. Тем удивительно видеть, до чего вы себя довели, Барсенев. Ну что за мерзкая туша?

Барсук оскалился, сжимая кулаки, но с места не сдвинулся, несмотря на явную подначку. Его заплывшие жиром глазки то и дело бегали от молодого к Грачу, будто в ожидании чего-то. Похоже, он до сих пор не может понять, на чьей тот стороне.

— Выбирай выражения, мальчик! — угрожающе прошипел он.

— Иначе что? — уже откровенно потешаясь, спросил молодой, изображая изумление. — Вы мне что, угрожать изволите, Филипп Александрович? Так ведь… Погодите-ка… Вы не знаете? Грачёв, он что, не знает?

Грачёв лишь мрачно зыркнул на него, вытирая платком пот со лба.

— Кстати, вы бы сняли эту вашу хламиду, любезный. Сопреете же сейчас совсем! Да и нафталином от неё несёт, как из старухиного сундука. Или это ваш естественный запах?

— Не заговаривайся, Арамис! — каркнул Грачёв. — Вы с Орловым друг друга стоите. Только он-то всё это затевает, чтобы выслужиться. На самый верх метит, в столицу. А то, что ты предлагаешь… Всю Стаю под плаху подведёшь!

— Как будто что-то изменится! Стая и так вне закона. И неужели Сумароков верит, что Орлов и правда выведет всех вас из тени? Он же просто таскает каштаны из огня вашими лапами. А когда вы станете не нужны — продаст вас с потрохами.

На лице Грачёва отобразилась короткая, но явная внутренняя борьба. Было видно, что слова незнакомца, которого он назвал Арамисом, задели его за живое. Только непонятно, какие именно, и на чьей он стороне. Потому что, кажется, тут все трое друг друга терпеть не могут.

О чём вообще речь? Эх, жаль, я не подоспел к началу разговора. Что там задумал Орлов? Это как-то связано с похищением Полиньяка или нет? Из смутных упоминаний пока не складывается цельной картины…

— Грач прав — не нам об этом судить. Сумароков договаривался с Орловым сам. Нам остаётся только подчиняться воле Стаи…

— Подчиняться?!

Молодой вампир раздражённо фыркнул и вскочил с места, пройдясь по кабинету из стороны в сторону. Старшие его сородичи невольно подались чуть назад.

Я, наконец, разглядел его получше. Действительно, очень молод — лет двадцать пять, не больше. И не только хорошо сложён, но и на лицо красив почти по-женски. Наверное, тот ещё сердцеед. Прозвище-то соответствующее.

— Когда я вступал в Стаю, мне совсем о другом пели… — искривив в усмешке идеальные четко очерченные губы, произнёс он. — О вольных братьях-волках. О кодексе чести. А, выходит, волки давно превратились в услужливых псов? Тогда в пекло вашу Стаю!

Повисла напряжённая тишина. Барсук, подавшись вперёд, тихо прошипел:

— Всё сказал, щенок? Ты же понимаешь, что это приговор?

Рукой он будто невзначай тянулся куда-то за спину, в щель между подушкой дивана и боковиной. За оружием?

Молодой коротко хихикнул.

— Он всё-таки не знает… Да уж. Ты даже не пёс. Ты действительно жирный зажравшийся барсук. Давно потерявший нюх.

— Да о чём он? — прищурился Берсенев.

Арамис неторопливо, вразвалочку, зашагал прямо к нему, заставив обер-полицмейстера невольно отклониться, откинуться на спинку дивана.

— Ну что вы там всё теребите за спиной, Филипп Александрович? — с лукавой улыбкой поинтересовался молодой. — Потайной шнурок? Скажи ему уже, Грачёв. Ты ведь пришёл позже, уже всё видел.

— Твои люди мертвы, Филипп, — бесцветным голосом произнёс Грач, не двигаясь с места и глядя куда-то в пустоту. Потом резко сфокусировал взгляд на Арамисе. — Похоже, ты и не надеялся, что получится договориться?

— Сказать по правде? — беспечно пожал тот плечами. — Я не очень-то и старался.

Дальше всё произошло так быстро, что я не успел опомниться. Вот Арамис в расслабленной небрежной позе стоит в двух шагах от Барсука — почти обнаженный, прикрытый лишь импровизированной набедренной повязкой из простыни. И вдруг, как распрямившаяся пружина, мгновенно оказывается рядом с полицмейстером.