Псих внезапно сцапал Ваню за рукав, отчего тот вздрогнул.

— Пойдем! Скорее! — процедил Псих сквозь зубы и потащил Сиверцева прочь, к тропе, а потом и по тропе, в прежнем направлении.

— Да иду я, иду, — пробормотал Ваня, придерживая рукой автомат и прилагая немало усилий, чтобы устоять на ногах. — Псих тащил его железной рукой и довольно быстро.

И беспрестанно твердил при этом:

— Скорее! Скорее!


Ограда бывшего НИИ «Агропром» была посолиднее, чем вокруг Свалки — не легкомысленная местами ржавая колючка, а монолитные бетонные плиты. Однако время и запустение коснулось и их: когда-то плотно пригнанные к массивным столбикам и выставленные по ниточке, теперь они где покосились, где накренились, где просели, где выщербились, а в нескольких местах и вовсе упали. Правда, упавших было совсем мало — большая часть сохранила вертикальное или близкое к вертикальному положение.

Здание института хорошо просматривалось, невзирая на множество деревьев, обросших после зимы новыми листиками, но была это не свежая зелень здорового леса или парка, а мелкие темно-зеленые листочки с зазубренными краями, жесткие, будто наждачная бумага. И такие же шершавые. Тиранешься — кожу до крови стешет, а одежду может и продырявить. Даже неопытный Ваня Сиверцев знал, что от деревьев нужно держаться подальше, потому что они и сами не подарок, да плюс в кронах обитало много неприятной мелочи.

Псих вместо того, чтобы искать убежище в зданиях (Сиверцев знал от бойцов и знакомых сталкеров — убежища там есть, и неплохие), зачем-то отклонился к полю аномалий между Агропромом и Свалкой, а потом и вовсе пошел вглубь поля, аккуратно огибая опасные места. Ваня в который уже раз за сегодня напрягся и сосредоточился на том, чтобы и не вляпаться никуда, и от Психа не отстать, а это было не так уж и легко.

В итоге Псих вывел к небольшому холмику, оказавшемуся присыпанной черноземом кровлей схрона.

Вход в схрон располагался с северо-западной стороны — площадка из нескольких бетонных плит, короткий тупичок под бетонным же козырьком и в торце тупичка запертая на висячий замок массивная, как в уважающем себя бомбоубежище, дверь. Висячий замок на такой двери выглядел примерно как лодочный двигатель на самокате, но оказалось, что он больше для бутафории, чем для охраны. Основной замок (точнее — кодовый модуль основного замка) прятался сбоку, между плитами облицовки, а ключ к нему выглядел как пластиковая банковская карта.

И еще Сиверцеву показалось, что на бетонной плите перед дверью угадывается силуэт лежащего человека — бетон тут был чуть другого оттенка, чем в остальных местах.

За дверью располагался небольшой тамбур, лестница вниз в два пролета, снова небольшой тамбур и очередная дверь, опять с хитрыми замками. Псих то цифровой код набирал, то палец к папиллятору прикладывал — отпирал, в общем. Ваня вертел головой, осматриваясь.

Изнутри схрон оказался куда больше, чем ожидалось. Сиверцев полагал, что там клетушка размером как раз с навершие холмика. Ага, сейчас! Сначала они с Психом вошли в достаточно просторное и высокое помещение — примерно пять на пять метров и минимум два семьдесят в высоту, из которого пара дверей вела в смежные, по меньше размером и с потолком на добрых полметра ниже. Одни двери вели в спальню и к санузлу, вторые в кладовую. В спальне были расставлены двухъярусные армейские койки, заправленные синими одеялами, так что тут вполне могла вольготно разместиться компания в десять человек; в кладовой один угол занимал оружейный шкаф, правда вместо оружия он был полон пластиковых бутылок с водой, а напротив шкафа стояли штабеля картонных коробок, судя по маркировке — с чем-то съедобным.

Пока Сиверцев осматривался, Псих сходил запер наружные двери, а потом и внутренние.

— Ну, как пенаты? — поинтересовался он.

— Хоромы! — с уважением оценил Сиверцев. — Я-то боялся, придется в подвале в обнимку с крысами спать.

— С крысами пусть враги наши спят, — вздохнул Псих. — Вещи во-он там можно кинуть. Ща пожрать сообразим, чайку попьем…

Сиверцев примостил вещмешок в ветхое проваленное кресло и принялся разглядывать плакаты на стенах. Все они были старые, во всяком случае ни одной даты позже 1984 года Ваня не заметил.

На одном на фоне звездного неба были изображены две руки в крепком рукопожатии; над ними тянулась надпись: «СОЮЗ — АПОЛЛОН», под ними — она же, но уже латиницей.

Второй плакат был просто календарем на 1984 год; помимо собственно календаря на нем неведомый художник изобразил букет гвоздик, перехваченный разноцветной полосатой лентой наподобие орденской.

С третьего на Сиверцева глядела и таинственно улыбалась симпатичная, но определенно холодноватая внешне девушка, а надпись гласила: «Зелена Гура, 1982».

Завершал галерею разворот какого-то журнала на тему «Футбольный клуб „Динамо“ Киев перед сезоном 1983». Сиверцев узнал только Блохина и слегка озадачился, не обнаружив на плакате легендарного Лобановского.

— Это Анне Вески, — сообщил из противоположного угла Псих.

Сиверцев удивленно обернулся — Псих стоял к нему спиной и несуетливо рылся в картонном ящике, водруженном на кухонный стол. Казалось, он может перебирать содержимое и неделю, и две, и дольше.

— Где? — на всякий случай уточнил Сиверцев.

— На плакате, — ответил Псих и наконец соизволил покоситься на Сиверцева. — Все спрашивают — кто это? Я и отвечаю: Анне Вески, певица. А Зелена Гура — это городок в Польше, там в восемьдесят втором проходил музыкальный фестиваль, где она и прославилась.

Сиверцев перевел взгляд с футболистов на холодноватую девушку.

— А что она пела? — полюбопытствовал Ваня.

— Песни, — фыркнул из угла Псих и вдруг достаточно музыкально пропел:


«По-за-ди крутой поворот,
По-за-ди обманчивый лед»

— Не слышал? — спросил он уже нормальным образом.

— Не-а, — признался Сиверцев. — Никогда. А должен был слышать?

— Не знаю, — вздохнул Псих. — В мое время Вески очень популярная была. Не так, конечно, как Пугачева…

— Пугачева? — Сиверцев удивленно вскинул брови. — А что, в твое время она уже пела?

— Ха! — осклабился Псих. — Пугачева уже пела, когда я еще в школу бегал, в семидесятые!

— Фигассе, бабка дает! Это сколько ж она лет на эстраде?

— Много, Ваня. Много. Знаешь, я когда впервые после… пробуждения увидел телевизор и в нем Пугачеву — чуть не прослезился, веришь? Как первое письмо от родителей на службу. Ниточка к дому…

Сиверцев не служил, и, тем более, не выходил из комы в совершенно незнакомом и чужом мире будущего, поэтому сердцем понять Психа ему было трудно, но умом он догадывался каково это — отыскать что-либо знакомое в подобной ситуации.

А в следующую секунду Сиверцев вспомнил недавнюю смерть молодого кровососа у ограды свалки и все плакаты с гвоздиками, футболистами и певичками разом вылетели у него из головы.

— Да, Саня, — серьезно произнес он. — Всю дорогу хотел спросить: а чего ты так подохшего кровососа испугался?

Псих, до того возившийся по кухонным надобностям, на несколько секунд замер. Потом вновь шевельнулся, размешивая что-то в стальной нержавеющей армейской миске времен недоразвитого социализма.

С полминуты Сиверцев слышал только металлическое позвякивание ложки о миску.

— Ты на голову его смотрел? — наконец спросил он.

— Ты фистулу имеешь в виду? — уточнил Сиверцев, потому что больше Психу бояться было, вроде бы, нечего.

— Что?

— Фистулу. Отверстие, — пояснил Сиверцев. — На темени.

Псих опять умолк; в наступившей вновь тишине отчетливо зашумел маленький чайник на маленькой спиртовке.

— В общем, да, — глухо подтвердил Псих. — Я имею в виду именно эту дырку.

— Вообще я уже такое видел, — брякнул зачем-то Сиверцев, прикидывая — отправился все-таки ролик с заимки в институт или так и завис в локальном сегменте? По идее должен был уже уйти, даже невзирая на отвратительную связь.

Псих неожиданно прекратил звякать посудой, поставил миску на стол и повернулся к Сиверцеву.

— Видел? — спросил он недоверчиво. — Где?

— Около заимки, — растерянно принялся рассказывать Ваня. Недоверие Психа его озадачило. — Только там не кровосос был, а слепая собака. Сунулась прямо к нам, в одиночку, ну и пришлось пристрелить. Глянули — а на темени у нее такая же фистула, как и у кровососа. И паразит какой-то вроде червя в ней прячется.

— Белый такой? — хмуро уточнил Псих.

— Ага, белый или скорее светло-серый. Но светлый, да.

— Холера, — выругался Псих и лицо у него сделалось озабоченным.

Он отошел к столу и полкам, пошарил на одной из них и принес распечатанную карту Зоны. Точнее, не всей Зоны, а самой старой ее части, от АЭС на севере до бывшего первого южного кордона.

— Ну-ка, покажи — где это случилось, — велел он Ване.

Тот отыскал нужное место и довольно уверенно чиркнул ногтем по бумаге:

— Вот тут! Около жиденького такого леска, примерно в километре от заимки. В леске еще все время верещал кто-то, противно так, аж мороз по спине.

— Вот дьявол, — пробурчал Псих. — Плохо! А с кем ты тогда был? Не сам ведь?

— С Филиппычем, начальником охраны, — честно сознался Сиверцев. — А что?

— Пытаюсь понять — кого он выслеживает. Скорее всего тебя, Ваня.

— Кто выслеживает? — нахмурился Сиверцев. — Ты о чем вообще?

— Кто-кто… Суперконтролер, пси-монстр, как хочешь называй. Тот, кто выманивал и уводил сталкеров прошлой осенью. Ты-то должен помнить! И тот, кто охотится на всех, знающих о дупликаторе. Не делай невинную рожу, Ваня, о дупликаторе ты кое-что слышал, мне Тараненко сказал. Так что все мы под колпаком.

Сиверцев ошарашенно глядел на Психа и пытался осознать — в какой очередной переплет его угораздило вляпаться.

Глава восьмая

Киргиз заглотил свою пайку чисто механически, даже вкуса толком не почувствовав. Как обычно сначала показалось, что еды недостаточно и Киргиз легко слопал бы еще столько же, однако минут через десять чувство остаточного голода притупилось и появился даже некий намек на сытость. Еще минут через пять Киргиз уже твердо знал: теперь со второй пайкой однозначно не справится.

Чаю или кофе не хотелось совершенно; Киргиз нарыл в запасах пакетик витаминизированного мультифрут-напитка и с удовольствием выцедил его через прилагаемую трубочку.

— Ну, чего? — как раз вопросил Храп. — Все пожрали? Будем двигать?

Команда хором прогудела, что да, мол, пора бы и двигать.

В принципе, Киргиз с удовольствием посидел бы с полчасика, а то и повалялся бы, но потом неизбежно пришлось бы напрягаться — искать убежище в нарождающихся сумерках, спешить и все такое. Кому оно надо? Лучше пораньше выйти, а поваляться с известным комфортом и перед ночевкой можно. Поскольку перворазников в команде не было, эту простую истину прекрасно сознавали все охранники, а Грек — и подавно.

Во время изучения карты сошлись во мнении, что дальше Агропрома сегодня ходить не стоит. Во-первых, никак не успеть: к Болоту лучше выходить засветло и в первой половине дня. Во-вторых, на Агропроме у Покатилова имелась отменная лежка и ключи от нее у Храпа были с собой — глупо не воспользоваться.

Теоретически можно было заночевать и в «Рентгенах», но охрана там ночевать очень не любила, особенно без босса, да и бар, в принципе, уже близко, зачем время терять, если сегодня можно продвинуться гораздо дальше? Больше времени останется на выполнение основной задачи, это ж очевидно.

А задача у группы была на первый взгляд простая: сесть на хвост одному хитрому сталкеру про прозвищу Псих и тому самому ботанику с заимки, с которым босс не далее как позавчера изволил беседовать.

Где-то эта сладкая парочка должна поблизости ошиваться, возможно даже что они точно так же идут к Болоту — скорее всего от бара «100 рентген», но не исключено что от абстрактной точки где-то в округе, потому что из «Рентгенов» они укатили на институтском вездеходе когда тот направился к периметру, а где-нибудь по дороге сошли. На поиски босс отвел три дня; если за это время означенные типы не найдутся (босс был реалистом, а подобный сценарий представлялся более чем вероятным), ко вторнику придет новая вводная и команде Храпа придется корректировать поведение.

Не зря Киргизу этот ботаник еще у заимки не понравился. Видать, крутил-мудрил что-то: не успел босс выйти из Зоны, а тот уже с заимки слинял и со сталкером каким-то снюхался. Да и вообще Киргизу не нравились институтские, что военсталкеры, что ученые. Борзые больно: по Зоне расхаживают где хотят, как у себя дома, а то и разъезжают на броневиках; никто их на кордонах не останавливает, наоборот — чуть увидят, сразу под козырек. Простым сталкерам и служивым людям вроде покатиловской охраны приходилось куда хуже: они числились нелегалами Зоны, поэтому благосклонность натовцев с периметра боссу приходилось покупать за немаленькие деньги, да и действовать совсем уж в открытую они не могли, ни в Зоне, ни в городке. Вот и тягайся с официальщиной в таких условиях!

Но в любом случае Киргиз теперь радовался, что у него хватило ума не упорствовать в намерениях стать обыкновенным сталкером. Он уже понял: чтобы более-менее уверенно чувствовать себя в этих гиблых местах обязательно нужен могущественный покровитель. НАТО, научный институт, деловой человек вроде босса — неважно. Время героических одиночек в районе фронтира всегда проходит очень быстро и на первых ролях обязательно воцаряются мощные организации. Системы.

Тучкин затоптал кострище; Оцеола помог ему нацепить рюкзак за плечи.

Все. Привал можно объявлять законченным.

И они двинули.

Предстояло еще какое-то время тянуть на запад, чуть ли не до самого Рыжего леса, но едва тот забрезжит на горизонте — следовало отворачивать влево, к югу, чтобы выйти в окрестности трущоб вокруг бара. Слишком рано сворачивать было опасно: около Милитари водилось много достаточно неприятных монстров, всегда было полным-полно аномалий и вообще места слыли неприветливыми. Но и к Рыжему лесу близко подходить не стоило, тоже тот еще зоопарк. Держаться надо было примерно посередке. Дальше возникало два варианта: пройти сквозь трущобы или же обойти их. Сошлись на том, чтобы обойти — пусть дольше, зато спокойнее. В плане обойти тоже имелось два варианта: с запада или с востока. С запада логичнее чисто географически, потому что огибать трущобы с востока — значит немного вернуться, дать крюка. Но западнее трущоб — Янтарь, а Янтарь — это зомби, причем в очень неслабом количестве, даже если к Янтарю не приближаться. В общем, склонились к восточному варианту: лучше нагрузить ноги, но сохранить голову и боеприпасы. А как трущобы обойдут, останется топать между ними и Свалкой опять же к западу, как раз на Агропром в итоге и притопают. И по времени все сходилось довольно удачно — если не ловить ворон и не задерживаться, до Агропрома должны были дойти за час-полтора до сумерек.

Но это все в теории. А разница между теорией и практикой на практике всегда больше, чем в теории.

— Далеко вошли, — брюзжал за спиной Налим. — От первого кордона к Болоту насколько ближе…

— Так мы не на Болото и собирались, — пробурчал Киргиз через плечо. — Кто ж знал, что ботаник наш такой шустрый?

— Один хрен, от первого до Агропрома снова таки ближе, чем от Милитари!

— Да не нуди ты, — рассердился Киргиз. — Не нашего ума дело, где входить. Может, на первом смена была какая-нибудь уродская, не подмажешь?

Налим еще долго что-то бубнил и пришептывал, но Киргиз перестал его слушать. Тем более, близились те самые веселые места северо-западнее Милитари — вон уже корпуса разбомбленные виднеются за низиной.

Ведущий — Грек — пошел медленнее, потому что теперь приходилось внимательнее выбирать дорогу. Тропа, и так еле заметная, начала сильно вилять, а периодически и вовсе пропадать.

Оцеола, как и положено следопыту, ступал точно за Греком. Храп и Киргиз тоже старались идти след в след. А вот Налима почему-то заносило — периодически он отклонялся на метр-другой то влево, то вправо. Даже замыкающий Тучкин вышел из маршевого оцепенения и принялся по этом поводу ворчать.

Однако как следует наворчаться Тучкин попросту не успел. Во время очередного схода с тропы Налим вдруг сдавленно охнул и исчез. Натурально исчез — когда Киргиз обернулся на звук рядом уже никого не было, пустое место. Трава, кустики даже какие-то несчастные, и чуть поодаль стоит с круглыми глазами замыкающий Тучкин.

Встали все. Греку и Оцеоле, как самым дальним, ничего толком не было видно. Храп моментально оказался рядом с Киргизом, но дальше благоразумно не полез. Стоял на месте и Тучкин — человек, возможно, и мечтательный, но далеко не беспечный.

Храп вопросительно уставился на него.

— Кажется, провалился, — сообщил Тучкин. — Левее тропы, метрах в трех.

Храп с Киргизом синхронно глянули вправо. Именно вправо — потому что лево-право всегда отсчитываются по ходу основного движения, а все, кроме Тучкина, только что развернулись на сто восемьдесят, поэтому направления лево-право для них сменились на прямо противоположные.

— Оцеола! — коротко позвал Храп.

Через несколько секунд следопыт уже стоял рядом с Храпом. По идее старшой должен был приказать ему что-нибудь вроде: «Глянь!», но Оцеола и без команды все понимал. Мелкими шажками, тщательно пробуя надежность опоры для ног, он двинулся туда, куда указал Тучкин.

Остановился следопыт, правда, не в трех метрах от едва заметной тропы, а не менее чем в пяти. Присел, поглядел перед собой. И отсигналил: «Все сюда!»

Команда, включая и не совсем своего Грека, мигом собралась у ловушки, потому что Налим угодил именно в ловушку.

В земле была устроена вертикальная узкая дыра, замаскированная «ресничками» — упругими гибкими прутиками, похоже сделанными из плотной резины. Они обрамляли вход в дыру, как лепестки обрамляют цветок ромашки, только у цветка лепестки растут из центра наружу, а тут наоборот — от внешней окружности к центру. В лепестках запутались мелкие веточки, листья, труха какая-то древесная — неудивительно, что ловушку можно было увидеть только подойдя к ней вплотную и внимательно приглядевшись, да и то с трудом.

Налим приглядеться не догадался и поэтому сейчас пребывал у дна ловушки в полувертикальном положении, насаженным на торчащий из дна заточенный деревянный кол. Спиной он привалился к стенке ловушки-трубы, рюкзак съехал практически на бок, на правый, а кол торчал у Налима примерно из паха — отчетливо виделись проткнутые насквозь камуфлированные штаны и клочки разошедшейся ткани в месте, откуда вышел кол.

Киргиз невольно содрогнулся, однако в следующую секунду сообразил, что не видит крови — кол был совершенно чистый, желтенький, да и штаны Налима выглядели хоть и поврежденными, но сухими — Киргиз прекрасно знал как темнеет пропитанная кровью ткань.

А еще несколькими секундами позже Налим обратил голову вверх и жалобно поглядел на склонившихся товарищей.

— Пацаны! — сказал он не очень твердо. — Помогите! Я двинуться не могу!

Оцеола положил автомат на землю, сбросил рюкзак, поясную сумку и лег грудью на край ловушки. Храп и Тучкин с двух сторон взяли его каждый одной рукой за поясной ремень, второй за ногу и Оцеола больше чем по пояс погрузился в дыру. Там он вытянул руки и они с Налимом сообразили крепкий кистевой хват.