Моим личным вкладом в альтернативную культуру тех лет стал так называемый «Раку»-рок, а говоря точнее — рок на спине. Началось с того, что группа очень ретивых хиппов, заслышав первые аккорды «She's Just a Woman», упала, мотая хайром, на колени и вознося трепещущие руки к потолку, украшенному лепниной и мозаикой в духе неоантичной эстетики соц-арта. Наша компания, понятное дело, отставать никак не могла. При этом дух свободы диктовал максималистские решения. Недолго думая, я бросился на танцпол прямо навзничь, спиной, имитируя движениями конечностей нечто вроде эпилептического припадка. Понятное дело, что все «наши» тут же подхватили тему, а вслед за ними и остальные. После этого в промежутках между «танцами» с пола практически никто не поднимался в ожидании новых тем соло-гитары и драм-басовой секции. Все это продолжалось где-то около года, до следующей осени, когда в клубе затеяли ремонт и хипповые шабаши там прекратились. Думали — ненадолго, но процедура затягивалась, и пипл нашел себе новую точку отрыва — в клубе пожарных «Притсу» [От эст. prits — шприц. Его напоминала по форме пожарная каланча с антенной.].

Площадь Победы (ныне Свободы), или по-эстонски Выйду-вяльяк (Võidu väljak), — это самый центр города. Здесь устраивались официальные демонстрации и парады. Наша семья до 1970 года жила буквально за углом — в примыкающем к гостинице Palace сером доме с человеческой фигурой на фронтоне. В дни, когда на площади проходили советские праздничные шествия, весь квартал перекрывали для «посторонних». При этом наш дом оказывался внутри зоны оцепления. Из нашего двора можно было через арку выйти прямо к задней стороне правительственной трибуны. В детстве я любил бегать сюда смотреть военные парады. К концу шестидесятых на Выйду-вяльяк стали собираться местные стиляги, мажоры и попсовики — модная публика, уже начавшая отращивать волосы.

В шестьдесят девятом на площади появились первые хиппи: хайрастые в тертых «левиса́х», они же меломаны. Тут, на пятачке за торговыми киосками, шел интенсивный обмен контрафактной западной аудиопродукцией в ярком глянце фирменных упаковок: «Meet the Beatles», «Aftermath», «Electric Ladyland», «The Piper at the Gates of Dawn»… Я тоже тут бывал периодически, включившись в меломанскую сеть сначала на уровне школьной ячейки (подростки из параллельных классов), затем — районной (знакомые из других школ). Значительная часть иностранных пластинок попадала сюда, на площадь, через моряков-загранщиков, включая курсантов мореходки, среди которых, кстати говоря, можно было встретить не только расчетливых дельцов (чего еще ждать от торгового флота!), но и страстных собирателей западных LP.

Обычные смертные могли коллекционировать лишь магнитофонные записи, которые тем не менее делались с оригинального диска. Конечно, практиковалась и запись с записи, но это уже для непосвященных. Как правило, рядовой меломан получал на ограниченное время одну-две пластинки, которые сначала записывал себе, а потом пытался, опять же на время, обменять на что-либо равноценное. Для этого нужно было обзванивать других меломанов, выясняя возможности и условия чейнджа. Каждый LP имел свой рейтинг в зависимости от группы и альбома. Один высокорейтинговый диск можно было обменять на два-три низкорейтинговых. Престижные пластинки стоили от ста рублей и выше, средняя цена обычного альбома была от 30 до 60 рублей при типичной для СССР месячной зарплате 120 рублей. При этом коллекционеры высшей категории имели в запасниках десятки альбомов! Одними из первых серьезных хиппи-меломанов, с которыми мне пришлось познакомиться, были такие люди, как Александр «Сассь» Дормидонтов [Александр «Сассь» Дормидонтов (р. 1950) — один из первых эстонских хиппи, основатель легендарной коммуны в Таллине (Кивимяэ), историк, букинист, хранитель исторического Русского архива Эстонии. — Здесь и далее примеч. авт.], Лео Пихлакас, Вова Верхоглядов, Паап Кылар [Паап Кылар (р. 1954) — известный эстонский рок-музыкант, участник многих проектов.]…

К весне 1971 года на площади уже собирались все ключевые «волосатые» города, а также залетные бродяги из разных мест СССР. Среди завсегдатаев пятачка были такие люди, как Петька Пузырь, Костя Захаров, Саша Кунингас, его подруга Ирка Лягуха и ее подруга Лёлик, Наташа Джаггер, Валера Журба, Патрик, Стейтс, Володя Будкевич, Влад Одесский, Энди… По субботам весь народ ходил в «Притсу», двухэтажное здание из серого бутового камня и с пожарной каланчой, стоявшее на площади Виру, до которой с Выйду-вяльяк было пять минут ходу. Некогда это был клуб МВД, и именно здесь, на танцах, познакомились мои родители. А теперь народ глушила набиравшая обороты группа Toonika, репертуар которой на девяносто процентов состоял из кавер-версий Deep Purple и Black Sabbath. В «Пожарке», помимо местного пипла, выступали также заезжие гастролеры.

Самым волосатым среди всех был человек с густыми черными патлами аж по самые локти, которого все звали Лео [Алексей «Лео» Васильев — один из первых питерских хиппи, художник-инсталляционист, был женат на Наталье Пивоваровой (группа «Колибри»).]. Как выяснилось, он специально приезжал из Питера на эти танцы — оторваться и помотать хайром. Благо таллинские менты за волосы так шибко не прихватывали, как их российские коллеги, да и за драную джинсню не очень-то мели. Одним словом, почти Запад. Встретил я там и двух лакированных мальчиков из Москвы — тоже хайрастых, но не в «левисовой» рванине, а в модных шелковых рубахах и полосатых брюках стиляжьего вида: золотая молодежь типа смогистов [СМОГ (Союз молодых гениев) — литературное объединение молодых поэтов, созданное Леонидом Губановым в январе 1965 года. Одно из первых в СССР и самое известное из творческих объединений, отказавшееся подчиняться контролю государственных и партийных инстанций.]… Ну и само собой разумеется, в клубе толпились хиппицы с распущенными волосами, в фенечках и побрякушках а-ля Вудсток. Разогревшись под «Айрон мэна», мы впадали в полный «параноид» с перспективой зарубиться на всю «блэк найт» где-нибудь в темном углу с батлом нелегально пронесенного на танцы бухла…

Иногда администрация клуба пыталась ограничить хипповый беспредел и устраивала перед входом фейсконтроль с задачей не пропускать никого в джинсах, а молодых людей проверять еще и на наличие галстука. Но эти рогатки в отношении дресс-кода достаточно легко преодолевались: вместо галстука к шее прикладывался завязанный узлом носок, а что касается джинсов, то кто-нибудь просто выбрасывал из окна дежурные брюки, в которые, прямо поверх джинсни, облачался очередной фрик, чтобы потом вновь выбросить их из окна другому. Так, в одних и тех же брюках, могла пройти через заветные двери целая компания. В некоторых случаях, правда, особо ретивые и подпившие пытались сразу, без маскарада, лезть в окно на второй этаж. Опять же — на билете сэкономить…

Однажды во время очередного «параноида» я обратил внимание на человека с мефистофельской бородкой и черными кудрями до плеч, который трясся в полном экстазе, размахивая руками и запрокидывая голову как бы в эпилептических конвульсиях. Правда, отрывался в зале подобным образом не он один, но кудрявый всех перехлестывал по какому-то совершенно запредельному драйву. Уже после танцев, когда вечер закончился, он подошел к нашей интернациональной компании и сообщил, что в ближайшие выходные в семидесяти километрах от Таллина состоится тайный сейшн рок-группы Keldriline Heli («Погребальный звон»).

Это была в то время одна из самых авангардных эстонских команд, особенность которой состояла в том, что она исполняла в основном собственные вещи, а не кавер-версии известных хитов (чем грешило подавляющее большинство ранних советских рок-коллективов).

На этот сейшн я поехал автостопом вместе с Владом и еще одним хмырем, которого Влад мне представил как мексиканца Роджера, якобы путешествующего стопом по свету. Этот Роджер в самом деле имел вид латиноамериканца: черноволосый, с небольшой бородкой и усиками, в яркой цветастой рубахе и потертых джинсах. Мы втроем вышли на Ленинградское шоссе. Это был мой первый автостоп в жизни. Роджер свернул самокрутку. Это был мой первый в жизни джойнт. Мы довольно быстро добрались до пункта назначения и, едва высадившись из авто, свернули еще одну «козью ногу». К тому моменту, когда начался сейшн, я уже был обкурен совершенно в хлам, при этом не вполне догоняя как новичок, в чем, собственно говоря, состоит этот специфический кайф.

Всего на лесной концерт собрались несколько сот человек. Формально это были какие-то дни молодежи на селе, а по сути — самый что ни на есть рок-ивент. Причем, несмотря на волосатость публики и ее экстравагантный прикид, здесь совсем не было ментов — ну прям ни одного! Фигуры появившихся на импровизированной сцене музыкантов я наблюдал снизу, полуразвалясь на травке среди знакомых и незнакомых тел. Все вокруг было словно подернуто сюрреалистической дымкой, а когда заиграл сам бэнд, усиленно квакая запредельной электроникой, фантасмагория сейшна обрела законченный формат самого психоделического события в моей семнадцатилетней жизни. Когда совсем стемнело и зажгли прожекторы, народ принялся прямо-таки реветь от восторга, вздымая к взошедшей на низкое северное небо луне руки с растопыренными пальцами. Роджер с Владом с голыми торсами раскачивались в шаманистическом трансе, Куня с Лягухой мотали хайрами, я просто орал во все горло — так мне было хорошо…

Тем летом народ стал подыскивать новое место в центре города для зависалова. Слишком много стало пипла для крошечного пятачка на Выйду-вяльяк, да к тому же напротив — и горисполком, и отделение милиции, да и просто слишком на виду. Совершенно спонтанно выбрали «Песочницу». Это был детский парк на площади Виру, прямо напротив «Пожарки». Тут и осели. Каждый день собирались человек по двадцать и больше. Появились новые для меня персонажи. Например, Аист — долговязый юноша в войлочной шляпе, шинели и сандалиях на босу ногу, который курил трубку. В основном с планом. Лидка Лонг-нос — длинноволосая худосочная девица с большим носом. Нинка Сосулька — очень маленького роста барышня, тоже с длинными волосами, черными, как у цыганки. Блондин Бирути из Каунаса. Рижанин Цеппелин. Рок-барды Жаконя с Пушкевичем из Кадриорга [Район в Таллине, назван по одноименному парку в честь Екатерины Первой (по-эстонски буквально: Катин парк).], вживую исполнявшие композиции из мюзикла «Hair»: