Придется выйти из-за дома и мелькать со стороны Угледара, чего, конечно, не хотелось бы. Но раз другого пути нет, значит, так. Мы вышли на улицу, я осмотрел еще один разломанный и осыпавшийся проход и вновь был разочарован. Тут на второй этаж попасть можно, но только с большими проблемами. А вот если перелезть через этот завал и попробовать с той стороны дома… То можно обнаружить еще несколько лежащих вповалку и частично засыпанных крышей трупов.

Голов не было видно из-под завалов, но тела были почти целы — они не были порваны на части или переломаны, но их нельзя было бы перепутать с живыми людьми. Было понятно, что тела уже начали становиться частью пейзажа — постепенно погружаться в землю, превращаться в часть того праха, из которого мы все вышли. Запаха не было, был только какой-то отвратительный покой, который может источать только груда людей с раздавленными головами.

Такого содержания тел на квадратный метр ранее я не видел, но не сказал бы, что это меня сильно удивило или покоробило. Было немного неприятно — да, это действительно так. Какая-то смесь брезгливости и, наверное, суеверного опасения. Не слишком сильное чувство, при желании, думаю, позволившее бы мне и стянуть ботинки с павших, однако дававшее понимание того, что этой находки нужно сторониться. Перелезать через одного из них, мертвеца в выцветшем украинском камуфляже, мне совершенно не хотелось. Значит, другой вариант.

— Я тут не полезу, тут трупов куча, — сообщил я Гиннесу, возвращаясь и спрыгивая на то, что раньше было грунтовой дорогой, — попробую здесь по завалу на крышу залезть.

— Тут сложно будет, — с некоторым сомнением заметил ассистент, однако я начал процесс карабкания на второй этаж. Осматривал то место, куда я собирался встать, на предмет наличия торчащих гвоздей, затем осторожно ставил туда ногу, пытался найти баланс и искал следующую точку опоры. Цеплялся, тянулся, постепенно поднимаясь на уровень разломанной крыши, заползал на заваленный ее обломками пол чердака. Еще одна находка ждала меня и здесь.

— Гиннес, тебе эфки нужны? Горами лежат.

Гранат здесь действительно хватало. Вряд ли ими что-нибудь минировали, скорее, оставили про запас, а этот «про запас» в итоге остался невостребованным. Возможно, гранаты были сюда принесены и теми, кто сейчас вповалку лежал у фундамента дома, и не понадобились они им по вполне понятным причинам. Вообще, существовало «правило найденных гранат» — брать их не стоит, могут оказаться ловушкой с модифицированным взрывателем и взорвутся прямо в руках. Да и лежали они, перемешанные с кучами мусора, поэтому осмотреть их на наличие каких-нибудь сюрпризов не представлялось возможным. Подумав, я пришел к выводу, что заманчиво выглядывающим на меня бочкам «лимонок» лучше остаться мною нетронутыми.

И вот я сидел на краю крыши возле горы гранат, возвышаясь над вражескими трупами. Свесил ноги и смотрел на поднявшийся в полях Угледар, представляющий собой стену многоэтажек, стоящих посреди поля. Крепкий орешек — все отлично проглядывается, хорошая защита от работы артиллерии. Мы часто говорили о том, как его брать, но, когда смотришь на него в упор, сразу теряешься. Что с ним можно сделать? Что скрывается за этими серыми стенами? Работают оттуда очень плотно. Стволы, стволы, стволы, но не лес. И это все не дает нам к нему приблизиться.

А еще оттуда за нами могут наблюдать. Наблюдателей должно быть много, чуть ли не на каждом этаже каждого здания должно быть по бойцу, который неусыпно смотрит за нами, видными как на ладони. Особенно — за залезшим на чердак мной, который сейчас для них всех должен быть очень заметной целью в зоне прямой видимости. Изучают ли меня сейчас через мощную оптику бинокля? Или, может, сейчас прицеливается из западной винтовки снайпер в мою лихую голову? Кто знает. Одно знаю — нужно скорее ставить «мангал» и сваливать отсюда.

Я поместил устройство под оставшимся кусочком крыши, принял от стоящего внизу Гиннеса аккумулятор для запитывания РЭБа, прокинул провода, зацепил крокодильчики…

— Парни, а что вы там делаете?

Я моментально обернулся на крик и обнаружил, что из стоящего неподалеку дачного домика вылез солдат. Одет в пиксель, акцента не заметно. Почти наверняка кто-то из морпехов. Во всяком случае, вэсэушникам тут точно ловить нечего, если они не какие-нибудь сверхспециалисты, пробравшиеся на нашу территорию и решившие обосноваться под огнем своей же артиллерии. Наши, точно наши.

— Ставим, чтобы дроны не летали, — коротко ответил я, удовлетворив любопытство вопрошающего, подключил оставшиеся провода и начал неловко, медленно, спускаться по обломкам дома вниз. Навешенная на мне амуниция точно не прибавляла устойчивости, а гвозди могли пропороть не покрытые кевларом части тела… Но это не самое страшное, что может случиться со мной в ближайшее время.

Но нет, я слез. Артиллерия тогда молчала (или работала столь далеко, что можно было не обращать на нее внимания: снайпер либо не успел навестись, либо его вообще не было). Нужно сваливать, будучи довольным своей работой. Утомленная ночью ОстротА спала где-то неподалеку, чтобы в ближайшее время вернуться и поиграть с нами. «Мангал» пока не был запущен, ждал своего звездного часа. Единственное, что меня смущало, — это неожиданно появившийся любопытный боец в стандартном пикселе.

— Все бы ничего, если бы не этот долбень, — ворчал я Гиннесу по дороге, — не дай бог сейчас «мангал» упрут. Мало ли сами решат дроны гасить.

Произойти это, конечно, может. И украинцами они в теории могут оказаться. Останемся мы тогда без «мангала», а пацаны — без защиты от вражеских квадрокоптеров. Впрочем, делай то, что должно, и будь что будет. Я свое дело сделал — машину хорошо поставил. А дальше уже как пойдет. Или стоило перепрятать? Или заминировать? Черт бы с ней. Сейчас нужно поесть.

Голодовка тоже никогда не доведет ни до чего хорошего — я это знал по случаю, когда меня отправили на штурм Авдеевки вообще без сухого пайка. Тогда полноценный штурм так и не произошел, однако мне надолго запомнились сцены, на которых толпа из двадцати человек делит на всех краюху хлеба и банку мразотнейшей тушенки. Когда человек «на бритве» и ощущает приближающуюся к горлу ОстротУ, то ему становится совсем не до еды. Хотя не буду говорить за всех, но у меня была такая реакция. Еду порой приходилось заталкивать в себя чуть ли не силой, хотя в этот раз она была сравнительно неплоха — нам достались классические армейские сухпаи с зеленой звездой. Поговаривали, что поставляемое НАТО для украинцев питание было поинтересней, но для солдата требовать чего-то более качественного и питательного, чем то, что было в армейских сухпаях, было бы странно. Все-таки мы приехали не на курорт, а превозмогать все тяготы и лишения, и армейский сухпаек «тяготой» назвать язык не поворачивался. Жаль только, что за все время участия в боевых действиях меня им кормили только один боевой выход.

Пока нас с Гиннесом не было, командир и медик с позывным «Муха» успели облюбовать единственную кровать и завалиться туда, а я поставил подогреваться на сухом спирте консервированную гречку. Появилась возможность обдумать произошедшее за последние сутки, но мне, право, так не хотелось этого делать. Надо запихать в себя порцию калорий и витаминов из картонной коробки и завалиться на помятую раскладушку, что стояла между кроватью и книжным шкафом на горах строительного мусора.

Я сидел на сохранившемся стуле, скинув с себя на раскладушку бронежилет, шлем и боевой пояс-разгрузку с магазинами и гранатами. Да, это все въедалось в тебя и становилось второй кожей, но каждый раз было так приятно с себя это все снимать и становиться просто человеком, легким, ловким и подвижным, а не закованным в броню витязем.

Консервированную кашу, что я грел на выдвигающемся из шкафа захламленном столике, сменила чашка чая. Все, в общем-то, было отлично. Есть работа, ее непочатый край на этих подступах к вражеской крепости. Есть техника. Есть еда. Воды, правда, очень немного, но тоже можно потерпеть. Есть прекрасный спальник, в который мне чертовски нравилось залезать и забываться дремой. Именно этим я сейчас и займусь, когда зальюсь горячим чаем. Пусть и неудобно лежать без подушки на сломанной раскладушке, но под голову можно положить мой верный кевларовый шлем, и это будет почти приемлемо.

Но настоящая, качественная ОстротА не будет тебе давать ни нормально есть, ни нормально спать. И речь сейчас идет даже не о физиологических реакциях, хотя и понятно, что заснуть на адреналине крайне непросто, — заснуть тебе просто не дадут.

Звук напоминал о летящем кончике хлыста, однако закончился он вовсе не звонким шлепком по коже, а детонацией зверского количества взрывчатки. Раскатистый гром ударил по ушам, стены дрогнули, с потолка сыпануло мусора — по нам работало нечто очень тяжелое, причем работало весьма прицельно, снаряды падали неподалеку. Я думал об этом, уже когда слетал вниз по ступенькам погреба, где обитали морпехи. Желание укрыться, стоит сказать, появилось не у меня одного — вслед за мной, стуча берцами, уже продвигались командир и медик.