Басаргин открыл рот от удивления.
Рассказ старца Дионисия настолько поразил Басаргина, что по его телу пробежали мурашки, а мелкие капли холодного пота покрыли лоб.
— Это сколько же душ корона эта погубила, отче? — задавая вопрос, Басаргин перекрестился. — А кто еще знает, отче? — старшина посмотрел Дионисию в глаза.
— Я, патриарх Иоаким, царевна знает, теперь и ты ведаешь.
— И где теперь эта корона? — глотая слюну, спросил старшина.
— А про то только я ведаю. Потому и послал тебя патриарх меня к нему привезти, чтобы тайну сию в могилу не унес. Да только не доеду я, — посетовал Дионисий. — Помру в дороге. Чую, скоро призовет меня Господь.
— Не чуди, отче, — Басаргин легонько хлопнул Дионисия по плечу. — Ты у нас старичок крепкий, доедешь.
Басаргина ужасала мысль о скорой кончине старца.
Черт с ней, это короной базилевса. Старик совсем умом двинулся на старости лет, вот и несет небылицы, а деревушка и звание стрелецкого полковника вполне могут от него упорхнуть, аки голубь сизый. И придется ему на старости лет довольствоваться тем, что царевна положила да Господь не отнял. За что сапоги топтал, за что душу людям на дознании выворачивал? Все прахом пойдет.
— Корона сейчас Чудову монастырю предана, в подвале, за иконостасом укрыта. Нельзя, чтобы она к людям попала, ибо зло великое и смерть несет за собой. С сатаной справиться сложно, лишь одному задача сия под силу будет. Только одного прошу, обещай мне, старшина, что предмет сей царевне Софье в руки не попадет, погубит она себя и братьев, а душу свою дьяволу посвятит да в войны долгие державу свою погрузит.
— Ну, отче, ты даешь! — Басаргин с ужасом внимал речам старца. — А зачем сейчас историю эту решил поведать, помер бы, и дело с концом, никакой сатана государей не погубит?
Дионисий возвел глаза к небу и произнес:
— Корона эта для истинного царя, что объединит все народы христианские и вернет Царьград в лоно христианского мира и очистит его от мирской скверны да слуг Магомедовых.
— Гляди-ка, — с легкой ухмылкой произнес Басаргин, — турки сильны, не одолеть их. Не один десяток лет с ними бьемся, все конца не видно.
— Придет истинный царь, он и закончит! — заключил Дионисий.
— Поживем, увидим, — усмехнулся старшина и отвернулся в сторону окна. Его терзало множество вопросов: зачем старец выбрал именно его, зачем открыл ему эту тайну?
Что он с ней делать будет? Рассказать об этом разговоре думскому дьяку Шакловатому или сразу идти к патриарху? А как изымет царевна корону сатанинскую да войну учинит? Так война и сейчас идет. Турки так и прут, как тараканы. Да и поляки никак не угомонятся. Возок еще раз скрипнул осями и остановился.
Кучер спрыгнул с козел и поспешил открыть дверцу кабинки:
— Вечереет, ваше благородие, надо бы на постой остановиться.
Басаргин сошел с возка и осмотрелся.
Возникшая перед ним деревушка не внушала доверия. Ветхие избы склонились на один бок, прогнив от старости, крыши на домах зияли черными дырами, как старый череп пустыми глазницами, вокруг царили запустение и нищета. Старик в стоптанных лаптях, сидя на деревянной скамье, заметил важного гостя недалеко от своего сирого жилища и сразу склонил голову в поклоне.
— Прошу прощения, старче, — произнес старшина и поманил крестьянина пальцем.
Старик тяжело поднялся и, прихрамывая, засеменил к Басаргину.
— Чьи будете? — спросил старшина.
— Дворянина Крутицкого, — буравя глазами землю, ответил старик.
— Плохо живете, ленивы или к алкоголю пристрастны?
Старик пожал плечами и тихо ответил:
— Нет, работы мы не боимся и к хмельным напиткам не пристрастны. Барин сильно лютует, житья не дает, поборами обобрал, вот и обнищали. Мы уж долго вдоволь не едим да хлеба не видим, хоть траву щипай.
Лицо Басаргина исказилось в злобной ухмылке:
— Найду барина вашего, шею намылю.
Старик отвесил земной поклон:
— Намыль, батюшка, намыль. Мы за тебя молиться будем.
Дионисий, слыша диалог Басаргина с крестьянином, улыбнулся и спустился с возка.
— Как зовут тебя? — спросил он у крестьянина.
— Зорькой кличут, — в ответ всплеснул руками старик.
— А по-христиански как?
— Николай, — усмехнулся крестьянин, — а Зорька — то прозвище. Потому что встаю на заре, пастухом я был.
— Ну, иди, Николай, благословлю тебя, — молвил Дионисий.
Зорька подскочил к старцу и склонил голову.
— Христос посреди нас! — Дионисий наложил крестное знамение и протянул руку.
— Есть и будет! — отозвался Зорька, лобзая руку Дионисия.
— Где можно остановиться на постой? — спросил старшина.
Крестьянин поднял глаза:
— Через три версты дом мельника. Добротный, большой дом, всем места хватит.
Басаргин достал из кошеля мелкую монету и протянул ее старику:
— Возьми за помощь. Барина твоего я разыщу и накажу. Пойдем, отче, — Басаргин развернулся и зашагал к возку. — Надобно до темна успеть.
Ночь в доме мельника прошла беспокойно. Басаргин несколько раз просыпался в холодном поту. Снился ему и одноглазый мужик-раскольник Сапыга, и везде сующий свой нос боярин Широковатый, но последний сон, что приснился под утро, никак не выходил у него из головы. Снилось ему, будто оказался он в огромном храме, расписанном фресками невероятной красоты. С купола, уносившегося под самые небеса, исходил божественный свет в виде трех золотых лучей. У алтаря, преклонив колено, стоял человек в золоченой мантии на плечах. В руках он держал корону, усыпанную сапфирами и бриллиантами изумительной красоты, и хотя человек в мантии был далеко от старшины, Басаргин отчетливо видел четкую огранку каждого камня, украшавшего корону.
Человек в мантии совершенно не замечал присутствия постороннего, он обращался к Богу, и чем громче произносились слова молитвы, тем ярче становилось свечение лучей. Вскоре золотистый свет залил все пространство храма. Басаргин прислушался, где-то издалека, вероятно с улицы, доносились крики сражения, нечеловеческие вопли раненых и горькие стенания вдов, хоронивших своих мужей.
Басаргин сделал шаг к алтарю, но человек не оборачивался, будто рядом и не было никого. Сделав еще шаг, он отчетливо услышал слова молитвы и диалога. Человек в мантии с кем-то беседовал. Басаргин никак не мог распознать голоса собеседников. Первый обещал человеку спасение и избавление от позора в обмен на его душу, и звучал он весьма неприятно; второй предостерегал человека, указывая на последствия договора. Человек в мантии колебался, он понимал, что, согласившись с условиями, он спасет свой город, но погубит свою бессмертную душу.
— Базилевс! — в храм вошел человек в доспехах. — Турки взяли восточную стену, они уже прорвались в город.
Император поднял руку:
— Где они сейчас?
— У цирка Флавия.
— Ступай, я скоро приду.
Человек в доспехах поклонился и выбежал из храма.
Басаргин наблюдал за картиной со стороны, словно смотрел представление в театре. Только теперь это был театр теней.
— Самаэль! — тяжело произнес человек. — Я согласен.
Корона в руках базилевса засветилась.
— Отныне, в чьих руках будет сей венец, тот получит власть над всем миром.
Фрески на стенах закружились в каком-то неведомом хороводе, святые протянули друг другу руки, послышалась какая-то небесная какофония. Звуки раздавались со всех сторон, соединялись в одно целое и невыносимо резали слух.
Басаргин проснулся. Сон был настолько отчетлив, что старшина не усомнился в его реальности. Басаргин свесил ноги с деревянной кровати и перекрестился, глядя на киот.
— А ведь, пожалуй, лукавый обманул императора, — прошептал старшина. Турки захватили Константинополь, сделали его своей столицей.
Стоит ли поведать о сне Дионисию? Старец спал в соседней комнате, стрельцы расположились во дворе на сеновале. Басаргин встал с кровати и босиком подошел к кадушке с водой. Запустив в нее деревянный ковш, прежде чем испить, старшина перекрестил воду и сделал несколько глотков. Во дворе надрывались петухи, предвещая наступление утра. За плетеной оградой весело хрюкали свиньи, пожирая свою кашу, намешанную из перемолотых зерен и отрубей.
— Нужно разбудить старца, иначе до конца седмицы не управимся.
Тихонько отворив двери в комнату старца, Басаргин удивился тишине, стоящей вокруг. Дионисий неподвижно лежал на спине, свесив с кровати руку. Подойдя ближе, старшина взглянул на старца, умиротворение и спокойствие отразилось на его лице, а на губах застыла легкая улыбка. Тело старика не подавало признаков жизни. Басаргин положил руку ему на лоб и сокрушенно покачал головой.
— Не довез, — тяжело выдохнул он. — Ушел старец к Богу.
Туда же уходили и его деревенька, и звание полковника.
Но осталась тайна, что успел передать ему Дионисий. Это, пожалуй, стоит не одну деревеньку и звание полковника. Тут на вотчину и боярское звание похоже.
Но старец предупреждал, что не должна корона оказаться в царских руках. А может, и нет никакой короны? Тогда как же сон? Ведь он явственно видел и храм, и базилевса, и корону.
В дверь постучал кучер:
— Пора, ваше благородие.
— Обожди, — крикнул старшина. — Зови сюда стрельцов. Дионисий отошел.