Воевода поправил ремень, на котором висела широкая сабля, и перевел взгляд на крепостной двор. Казаки и местные крестьяне таскали бочонки с порохом и ядрами, подтаскивая их ближе к стене, чтобы в случае осады не мешкая перезаряжать пушки, усыпавшие стены Албазинского острога, словно рассыпавшийся горох.

— Не хочет император Конси, чтобы русские на Амуре жили.

Воевода гневно смотрел в бездонную морскую даль.

— Не хочет, да кто его спрашивать будет, — злобно проговорил он так, чтобы находящиеся внизу люди слышали это.

— Верно, воевода-батюшка, — соглашались казаки, переглядываясь друг с другом. — Коль по своей воле пришли, то по своей и уйдем!

Воевода улыбнулся:

— Любо мне, братцы, такие слова от вас слышать.

Афанасий вцепился в рукав воеводы.

— Может, в Нерчинск гонца пошлем? — жалобно пролепетал он.

— Послали уже, — усмехнулся Иван. — Да только не сдюжить нам против десяти тысяч воинов Конси. Всего нас восемь сотен. Одна надежда на казаков, на крепкие стены да на наши пушки.

Алексей положил руку на пушечный лафет.

— Далеко Русь-матушка, далеко, — задумчиво произнес Толбузин, слегка покачивая головой.

— Не кручинься, воевода, и раньше маньчжуров били, — подбадривал его Бейтон.

— Били, — улыбнулся воевода. — Да только Конси сам сейчас идет. И ведет в своем войске европейских инженеров супротив нас. Значит, до последнего маньчжуры сражаться будут. Ты смотри хорошо, внимательно, а я пока к Бейтону пройду, узнаю, на какое время пушечного заряда хватит.

Алексей, тяжело дыша, стал спускаться по лестнице со стены. К нему тут же подбежал невысокий паренек в крестьянской рубахе и высокой шапке.

— Лошадей отогнали в тайгу, барин, — не успев отдышаться, выпалил он. — Оставили с ними пятерых пастухов с ружьями, чтобы тигр или медведь не напали.

— Добро, — улыбнулся воевода и похлопал парня по плечу.

— Разреши на стену подняться, воевода, — жалостливо попросил мальчишка.

Воевода грозно взглянул на мальчика и в ответ проговорил:

— А не рано тебе?

— Не рано, барин, — уверенно ответил мальчуган. — Порох да ядра подавать смогу, а где и раненых оттаскивать буду.

Алексей усмехнулся:

— Ну, коли так, то беги, воин.

Мальчишка, подтянув штаны, опрометью помчался вверх по лестнице.

Утренний туман, что окутал многочисленные островки, притаившиеся посреди реки, стал растворяться, обнажая очертания маньчжурских лодок, устремившихся к острогу.

— Идут, — истошно крикнул со стены дозорный.

— Маньчжуры идут! — подхватил его крик другой дозорный.

Из тайги на противоположном берегу показались силуэты всадников и пеших маньчжурских воинов. Разодетая в диковинные шлемы маньчжурская кавалерия усыпала противоположный берег. Пехота тащила на руках легкие двухместные лодки. Лан-Тань усмехнулся, завидя, что над острогом нависли орленые стяги и на стенах забегали воины.

— Заметил урус, — злобно прошипел Люнь-Фень. — Пушки готовят.

— Разбивайте лагерь у опушки, — отдал команду Лан-Тань. — Не уйдем, пока русские не сдадутся, — улыбнулся он своему спутнику.

Легкие лодки маньчжуров причаливали к обрывистому берегу, и маньчжурская пехота со всей прытью устремлялась вверх по обрыву к стенам острога.

— Что, ребята, все готово? — спросил у сгрудившихся на стенах острога пушкарей воевода.

Бейтон, надев боевые доспехи поверх кафтана, с прищуром посмотрел на воеводу.

— Как первые ряды пушкари положат, открывай, воевода, ворота острога.

Толбузин, как опытный воевода, сразу распознал тактику немца. Ударить по центральному флангу врага и, разгромив их, значительно обезоружить маньчжуров. Прогремели первые выстрелы из крепостных орудий. Ядра сыпались под ноги волнам наступающих вражеских войск, беспощадно разбивая их ряды. Предсмертные крики маньчжурской пехоты оглашали берега Амура. Маньчжурский военачальник, Лан-Тань, восседал на своем жеребце, наблюдая, как русская артиллерия, бьющая со стен острога, косит ряды его пехоты, словно босой крестьянин режет рисовый куст. Некоторые вражеские пехотинцы все же успевали пробиться к бревенчатым стенам острога, где их тут же встречали выстрелами русские пищали. Лан-Тань злобно оскалился и махнул рукой, показывая своим воинам, что настало время отступить.

— Отведите оставшихся воинов, — сообщил он своему помощнику.

Люнь-Фень отдал приказ трубить отступление, но в этот момент ворота крепости распахнулись и на атакующих маньчжуров налетел отряд казаков. Ловко орудуя саблями и прикладами ружей, они разбили последнюю волну наступающих вражеских войск, опрокинув их в реку. Люнь-Фень был в ярости.

— Русские сильны и хитры, господин, — гнусаво жаловался он.

Маньчжурский военачальник развернул коня, направляясь к своему лагерю.

— Мы будем терпеливы, — заключил он. — Казакам больше неоткуда ждать помощи. Окружайте острог, возводите вокруг его стен вал и устанавливайте пушки.

— Осада, мой господин, — проговорил Люнь-Фень.

— Да, осада, — утвердительно ответил Лан-Тань. — Ни один корабль не должен пройти по реке к крепости, — строго приказал маньчжурский военачальник. — Я приказываю вам перекрыть все возможные пути, чтобы русские не смогли получить помощь. Рубите лес и приступайте к работе. У нас мало времени.

Вокруг Албазина раздавался стук топоров. Маньчжуры строили башни и создавали земляные валы, окружая стены острога. Воевода Алексей Толбузин и Бейтон с тяжелым сердцем смотрели, как дотошные маньчжуры затаскивали на выстроенные валы пушки и порох.

— У голладцев научились, — печально заметил Бейтон. — И откуда черт их принес на наши головы.

— Так при дворе цинского императора столуются, — заметил воевода. — В посольство доносили, что в военных советниках числятся.

Бейтон печально покачал головой.

— Голландцы служат тем, у кого кошель толще.

Меж тем маньчжуры нанесли первый удар по стенам крепости. Пушечное ядро со свистом впилось в бревенчатые стены, вырывая из них куски щепы. С южной стороны острога маньчжуры принялись возводить из бревен осадную башню, намереваясь наносить удары по крепости сверху.

— Необходимо сжечь башню, — пояснил Бейтон, приказав казакам направить все орудия на деревянный раскат.

Выстрел за выстрелом превращали осадную башню маньчжуров в пылающую груду сваленных бревен. Вскоре башня была полностью разбита. В ответ маньчжуры усилили плотность огня по стенам острога. Внутренний двор крепости застилал едкий дым от пороховых снарядов. Зубцы дозорных башен были изрезаны ядрами маньчжурских пушек.

В шатер вбежал взволнованный маньчжурский командир:

— Господин, казаки держат оборону.

— Знаю, — злобно произнес Лан-Тань.

— Наши люди гибнут под стенами этой чертовой крепости.

— Присядь-ка, дружище, — предложил обеспокоенный военачальник. — Голландец Райхен предложил сделать пять подкопов под стены крепости. Скажи, хватит ли у нас пороха для атаки?

— Порох не проблема, — утвердительно ответил Люнь-Фень. — Русские пушки не дадут приблизиться к крепости.

— Копайте ночью, — злобно прорычал Лан-Тань. — К утру под их стенами должны быть подкопы и заложен заряд. Я хочу наблюдать, как на рассвете рухнут стены крепости и мои воины ворвутся в нее.

Когда солнце скрылось за верхушками деревьев и мгла окутала берега реки, к стенам крепости потянулись цепочки маньчжурских воинов. Они, словно тени, подкрадывались вдоль берегов Амура, высматривая в кромешной тьме места для будущих подкопов. Молодой маньчжур, стиснув зубы, тянул за собой огромный мешок с порохом. Их раскосые глаза поочередно устремлялись на крепостные стены острога. Заслышав часовых на башнях, они бросали мешки и замирали, не желая обнаружить себя. Копать приходилось очень осторожно, чтобы казаки не обнаружили подкопы раньше времени. Когда дело было сделано и оставалось лишь заложить мешки с порохом под деревянные стены острога, на маньчжуров внезапно обрушились десятки оружейных выстрелов. Подрыв стен при помощи подкопа был сорван. Маньчжурский военачальник с досадой кусал губы, разбивая при этом все, что попадалось ему под руку.

Больше года русские гарнизоны удерживали осаду Албазина, разбивая цинские войска. Потеряв несколько тысяч воинов и надежду на победу, Лан-Тань отдал приказ прекратить осаду острога и приготовиться к отступлению. Подоспевший из Нерчинска обоз обнаружил в крепости лишь несколько воинов во главе с Афанасием Бейтоном, а доблестный воевода Алексей Толбузин скончался от полученных в последнем бою ран.

Маньчжуры требовали лишь одного, чтобы русские навсегда покинули берега Амура, поскольку считали их исконно маньчжурскими землями. Прибывший для переговоров с династией Цин Федор Головин успешно завершил свою операцию. После длительных переговоров маньчжуры подписали договор, который на долгие годы определил границы между двумя государствами.

* * *

Дорога к аэродрому, где дислоцировалась сто пятьдесят четвертая эскадрилья люфтваффе, занимала более сорока километров. Это был единственный аэродром с твердым покрытием, где немецкие летчики могли взлетать, не боясь увязнуть в раскисшей сентябрьской грязи. Сейчас на взлетной полосе подполковника СС Люггера ожидал двухмоторный «Хенкель», готовый по первому приказу взять обратный курс. Но его пассажир запаздывал. Дорога была опасной. В любой момент он мог наткнуться на партизан или окруженцев, выходящих из котла.

Двигатель «Хорьха» надрывался, захлебываясь от собственного бессилия. Водитель, яростно ухватившись обеими руками за руль, ловко объезжал ямы и ухабины, неприлично виляя капотом по всей дороге. Люггер торопился к взлетной полосе, но внезапное недомогание заставило прервать его путь. Груммер, взглянув в зеркало, заметил, что лицо Люггера приняло нездоровый зеленоватый оттенок.

— Останови, Груммер, прошу тебя.

Водитель тут же свернул с дороги и остановился у небольшой березовой рощицы. Следом за «Хорьхом» проследовали автоматчики. Люггер распахнул дверку и бросился к деревьям. Ртом шла кровь. Он уже выбросил два белых носовых платка, но кровотечение не останавливалось. Люггер не знал, что с ним сейчас происходит. Но его одолевали мысли, что это недомогание тесно связано с таинственным предметом, который находился сейчас в машине подле него.

«По легенде, Венец Базилевса был передан в дар русскому царю, а значит, полностью принадлежит этим безумным русским, но какая же сила охраняла его в монастыре, может, этот призрак и есть царь, законный владелец, а сейчас хранитель короны. А что, если он и сейчас где-то рядом? Что, если не отпустит меня, убьет прямо сейчас? Чертова корона, будь она проклята. Нет. Я не хочу умирать здесь, в России. Главное, добраться до Германии, а там своя земля и умирать не так страшно будет. А главное, доверенное задание выполню», — так рассуждал Люггер, стоя здесь, в русской рощице, опустившись на колени. Он чувствовал, как силы покидают его.

До аэродрома оставалось чуть больше километра, но совсем не осталось времени до отправки самолета. Люггер попытался взять себя в руки и с трудом встал на ноги. Заубер продвигался вперед, спотыкаясь и на некоторое время останавливаясь, чтоб перевести дыхание; его тело казалось ватным, руки бессильно повисли, а голова разрывалась от невыносимой боли.

Конец ознакомительного фрагмента