— Вы опять козыряете вашими родственными связями, — заявил профессор Иванов.

— Отнюдь, — возразил дипломник Повилика. — Полагаю, мы с академиком просто однофамильцы. Хотя я счел бы за честь считать себя потомком Петра Афанасьевича… А если бы я хотел коснуться нашей фамилии более подробно, то мог бы привести более любопытные факты…

— Например? — спросил руководитель Жанников.

— Если позволите, такой… Когда мне было около двенадцати лет, я посадил в горшок с геранью семечко помидора. Пожалел его и сунул в землю, чтобы не засохло. К осени оно дало росток. Но стал тянуться вверх не томатный побег, а непонятное растение — стебелек с крошечными розово — лиловыми колокольчиками. Моя бабушка Лариса Олеговна воскликнула: «Да это же повилика!» Вьюнок обвился вокруг стебля герани, сросся с ним и образовал единый цветущий куст. Он растет до сих пор, хотите — верьте, хотите — нет. Бабушка называет его помидорно — геранной повиликой… Впрочем, я понимаю, что это не имеет прямого отношения к защите…

— Косвенного тоже, — непримиримо сказал оппонент профессор Иванов.

В комиссии разгорелся спор об оценке. Профессор Иванов был настырен и к тому же состоял в каком — то родстве с проректором по учебной части. Поэтому Ивану Повилике поставили за дипломную работу не «отлично», а «хорошо». Ваня пожал плечами — ему было все равно. Роман «Бриг «Артемида» готовился к печати уже в двух издательствах и в толстом журнале для детей…

ТРЕТЬЕ

О радугах

Когда Ваню в университетском коридоре шумно поздравили друзья, он отказался пойти в студенческое кафе, чтобы «обмыть» защиту. Он пошел на берег, на обрывы, где густо разрослись молодые клены. Шел и постепенно превращался из дипломника в того, кем был на самом деле — мальчика Ваню, перешедшего в шестой класс. В полинявшем добела футбольном костюме и плетеных башмаках на босу ногу.

А июль превращался в август.

Недавно прошел теплый дождик. Сейчас опять сияло солнце, но листья еще не высохли. Стараясь не задевать веток, Ваня пробрался на крохотную лужайку у самого обрыва. Здесь торчал пень от векового тополя. На пне, сдвинувшись плечами, сидели Гриша и Павлушка. Грише предстояло скоро ехать в Тобольск, в гимназию, и они грустили.

— Да хватим вам, — сказал Ваня, садясь сбоку. — У Павлушки тут Соня Лукова, а Гриша… ты выучишь там кучу корабельных наук. А к Рождеству приедешь на каникулы…

— Утешать легко, — насупленно сказал Гриша. — Сам — то забыл уже, как лил слезы, когда чуть не расстался с Лоркой?

— Ну, так что теперь… — пробормотал Ваня. Не знал, как тут возразить…

— Вань — я, а Лорка теперь кто? — примирительно спросил Павлушка.

— Кто когда? Сейчас или…

— Когда ты уже студент, — усмехнулся Гриша.

— Вы не поверите! Она окончила театральную школу при драмтеатре и работает в местном ТЮЗе.

Играет Дюймовочку, Буратино, Герду и принцессу Турандот!.. И девочку Женю в новом спектакле «Стальной волосок». Зрители от двенадцати до семидесяти лет влюбляются в нее по уши…

— И ты ть — ерпишь? — хихикнул Павлушка.

— А что делать… Вы думаете, у нас в будущем никаких проблем?

Гриша помолчал и сказал:

— Ладно, ребята. Все равно — все хорошо…

— Потому что мы есть, — уточнил Павлушка.

— Да. Потому что мы были, мы есть, и мы будем всегда, — слегка назидательно сказал Ваня. Тут же застеснялся этой назидательности и виновато засопел.

— Агейка вчера нам долбил то же самое, — заметил Гриша. — Когда мы качались на досках у шадриковской лесопилки.

Вверху раздался похожий на россыпь колокольчиков смех, и с веток покатились частые капли.

— Агейка, не балуйся! — взвизгнул Гриша. — Вот беспутная голова!

— Иди к нам, — сказал листьям Ваня. — Посидим вместе.

Но опять посыпались капли, прозвучал смех, прошумели сырые ветки.

— Совершенно несносный «гарсон». Фи… — сказал Гриша голосом учительницы французского языка (ее недавно пригласили Максаровы).

— Агейке нь — екогда, — объяснил Павлушка. — Он построил над логом три радуги и катается по ним на мь — едном блюде. Ну, на том, похожем на шит…

23 августа 2008 г.