— Я не мрачно. Я философски…

— Ты должен верить, что человечество бессмертно…

— А я верю. Егорка же сказал: «Мы не умрем»…

Еще кораблики…

Из Кокпита Тенька пошел в вахтерку. Штаны и рубашонка не просохли полностью, и было зябко. Ливень прогнал жару, на дворы легла влажная прохлада. В воздухе мерцали крохотные искорки, они покалывали кожу.

От мамы Теньке слегка попало (словесно).

— Ты хочешь схватить чахотку?! Марш домой и ложись в постель! Я сейчас приду, сделаю тебе чай с медом.

— Ладно. Только меду побольше…

…В постели Тенька лежал до вечера. Облизывал с чайной ложки мед и читал книгу «В стране дремучих трав». Про приключения в мире насекомых. Вспоминал Трешкина. Интересно, как он там, в Кокпите, устроился?

Пришел папа, неумело потрогал Тенькин лоб, покачал головой:

— Любитель приключений…

— Ага… — сказал Тенька.

Ему было хорошо. Слегка царапалось в гландах, зато по телу растекалась приятная, сладкая такая усталость.

За окном шумел вечерний Айзенверкенбаум. Он шумел так же, как днем. Время от времени гудели сирены, кто-то кричал через динамики об аварийном положении. Но звуки эти не имели отношения к Теньке Ресницыну. Они долетали как бы из другого пространства.

Вошла мама и тоже потрогала Тенькин лоб.

— Несчастье мое… А у нас градусник разбился. Сейчас попрошу у тети Таси…

— Не на-адо!

— Если завтра будет жар, пойдем в поликлинику…

— Ага! В больших лаптях по Ямскому спуску… — Так иногда говорил Виталя.

— Ты мне еще порассуждай… Там тебе мигом собьют температуру. Хорошим уколом…

У Теньки сразу перестало скрести в гландах, а на лбу выступили капельки.

— Мама, я поправился!.. Можно еще меду?..

Потом Тенька, вылизав блюдце, снова нежился в постели. Усталость в мышцах стала еще приятнее и… нет, она уже не была усталостью. Теперь это была невесомость. Такая, словно Тенька стал мыльным пузырем с корабликом внутри. Кто-нибудь дунет на тебя, и взмоешь в воздух. По Теньке пробежали чуть заметные искорки — вроде тех, что покалывали его днем во дворе. И… что? Неужели это вернулось к нему?

Родители о чем-то говорили на кухне.

Тенька на цыпочках вышел на балкон. Влажный воздух сразу ухватил его в мягкие ладони. Над городом висели облака, на них дрожали оранжевые отблески огней. Тенька вскочил на перила и раскинул руки. Он стал прежним Тенькой, хозяином воздушных пространств. Не осталось в нем ни капельки недавнего страха…

«Захочу — полечу…»

— Тенька, ты где?! — Мама, как всегда, начеку.

Тенька слетел с перил, проскочил через комнату, прыгнул в постель.

— Где ты был?!

— Нельзя, что ли, в туалет сходить?

— Через балкон?

— Вышел на минутку подышать…

— Ты еще не надышался под дождем? Сил моих нет… Дай укутаю!

Мама не успела укутать Теньку. Рядом с подушкой затрещал мобильник:

— Тень, спустись к своему крыльцу! Пожалуйста. Мы подъехали на машине! Тень, я сейчас уезжаю!..

Не было времени одеваться как следует. Тенька прыгнул в шорты и ринулся из квартиры. И по лестнице. Ступени крепко били по босым ступням. Тенька вылетел из подъезда. Неподалеку под фонарем поблескивала вишневая иномарка. Владик Свирелкин шагнул к Теньке.

— Тень, так вот получилось, неожиданно. За мной приехала тетя Оля…

Из-за машины вышла женщина. Высокая, темноволосая… а в общем, не разберешь, какая. Да и не все ли равно? Дело не в ней, а в том, что Владька уезжает…

Понятно, что он должен был уехать, но ведь не так стремительно!..

Тенька беспомощно затоптался на теплом бугристом асфальте. Что сказать? Владька оглянулся на тетю Олю.

— Это сестра моей мамы…

— Я понял… — прошептал Тенька.

— Она со своим шофером приехала прямо из Юхты…

Тенька глянул на женщину.

— Здравствуйте… — пробормотал он.

— Здравствуй… — У тети Оли оказался глуховатый, будто издалека долетающий голос. — Ты Тенька, да?

— Да…

— Владик говорил… Понимаешь, Тенька, надо уезжать скорее. Так посоветовал Игорь Игнатьевич Спарин. Здесь чересчур много всяких чиновников интересуются Владиком. В Юхте будет легче оформить усыновление…

— Я понимаю, — выдохнул Тенька.

Владик взял его за локти холодными пальцами.

— Жалко, ни с кем больше не успел попрощаться… Тень, ты передай ребятам…

— Конечно…

— Я потом позвоню…

— Конечно, — опять сказал Тенька. И подумал: надо бы что-то подарить Владику на прощание. Но что?

Была у него трубочка с остатками мыльного раствора, запускатель! Иногда они с Владькой отправляли в полет пузыри с корабликами из госпитального окна. Но теперь запускатель остался дома, в кармане рубашки.

— Владь, ты купи там где-нибудь трубку для пузырей. Пустишь кораблик и вспомнишь…

— Наверно, не выйдет, — тихо сказал Владик. — Это получалось, только если ты рядом…

— Подожди… — Тенька ногтем зацепил на кромке штанов нашивку с парусником. Рванул. — Вот… Пришей где-нибудь. С этим корабликом обязательно получится. Проверено…

Владик понятливо закивал и спрятал нашивку в нагрудный карман серебристой курточки. Потом опять взял Теньку за локти. А Тенька — его. Не обниматься же, как девчонки на перроне…

Из машины послышался мужской голос:

— Ольга Юрьевна… Из-за чрезвычайного положения к полуночи перекроют выезд…

Владик и Тенька рывком опустили руки.

— Передай привет Свиру…

— Да! А ты Лиске!..

Владик, согнувшись, нырнул в машину. Из открытого окна махнул рукой в серебристом рукаве, и вишневая иномарка покатила к воротам. Тенька хотел помахать вслед, но тут его ухватила за майку выскочившая из дверей мама. И повела в подъезд. И по лестнице (потому что лифт опять не работал). Тенька был готов к упрекам и грозным обещаниям. Но мама вдруг отпустила майку и положила руку на Тенькино плечо. Спросила негромко:

— Уехал, значит? Насовсем?

Тенька закусил губу и не стал плакать.


Через несколько дней вернулся Шурик. Похудевший и какой-то слишком большеглазый. Пришел к Теньке. Позвал:

— Пойдем на Косу…

Они пошли. Было утро, стояло мягкое тепло. На сурепке после ночного дождика горели капли. Сурепка чиркала по ногам и оставляла на пыльном загаре блестящие полоски. Надо было что-то сказать: от печальной темы все равно не уйдешь. Тенька спросил:

— У него был инфаркт, да?

— Да. И сразу… Не успели даже довести до больницы…

— А Владик уехал… За ним на машине примчалась сестра его мамы, прямо из Юхты…

— Я знаю, Женька сказала… Только непонятно, почему так срочно…

— За ним охотились ювенальные тетки…

— Понятно…

— Он позвонил с дороги, сказал, что скоро будут на месте. Всем привет. И тебе…

Шурик Черепанов кивнул.

На дальнем берегу пруда громоздились развалины Зуба, но Тенька и Шурик на них не смотрели, будто по уговору. Тенька рассказал про свой прощальный подарок Владику. Шурик снова кивнул.

Пришли на Косу. Спиленные тополя, как зеленые груды, лежали на двух берегах. Листва на них не увядала, сопротивлялась гибели. И от нее пахло, как после майского дождя. А между упавшими великанами стояли навытяжку их дети. Недавно вкопанные тополята.

Шурик безошибочно привел Теньку к тонкому двухметровому стволу.

— Вот… дедушкин… Ой, смотри-ка.

На серо-зеленой коре проклюнулся крохотный листик.

— Значит, будет жить! — обрадовался Тенька.

— Они все будут жить. К весне пустят побеги…

Постояли, потом сели на могучий ствол упавшего тополя.

Ясно синело небо, обещало, что впереди еще недели две теплого лета. Плыли в воздухе невесомые пушистые семена белоцвета. «Если очень постараюсь, я смогу так же», — подумал Тенька. И вдруг увидел среди семян прозрачный кораблик с круглыми, как пузыри, парусами.

— Шурик, смотри! Видишь?

— Вижу… Будто привет от Владьки. Да?

Тенька подумал. Едва ли кораблик так быстро долетел бы сюда от Юхты.

— А может быть, от Танюшки Юковой… — неуверенно выговорил он.

Шурик медленно посмотрел на него сбоку и ничего не ответил.

Тенька подтянул на ствол ноги, уперся подбородком в колени. Сказал, глядя перед собой в «никуда»:

— Несправедливо это…

— Что несправедливо?

— Только подружишься с человеком, а он — раз, и уехал в дальние дали…

Шурик помолчал. Отвалился спиной к торчащему отростку ствола. И сказал, будто между прочим:

— Бывает… А я вот никуда не уезжаю.

Тенька уткнулся в колени носом и сидел так с минуту. Потом попросил:

— Шурик, ты на меня не злись. Я иногда бываю такая деревяшка…

Шурик умудренно сказал:

— Все мы бываем деревяшками… — И вскочил. — Тень, смотри! Еще один кораблик!

Тенька никуда не поедет

Соседка тетя Тася отдала Ресницыным старое кресло (сказала, что оно занимает в ее тесной квартирке много места). Кресло Теньке пришлось по душе (вернее, по известной части тела) — немного пыльное, но мягкое, широкое, просторное. Теньке нравилось погружаться в него и сидеть, отвалившись к спинке и закинув ноги на пухлые подлокотники.

Так и сидел он, когда мама и отец вошли в комнату и встали против сына со значительными лицами. Тенька посмотрел вопросительно: что у вас?

— Степан Васильич, есть сюрприз, — сказал папа.

— Хороший?

— Ага… — ребячливо сказал папа.

— Какой? — спросил Тенька. К любым сюрпризам (даже хорошим) он относился осторожно.

Мама сказала:

— У папы в Гурзуфе, в Крыму, есть знакомые. Зовут в гости. И случилось так, что можно быстро и со скидкой купить билеты на самолет. Туда и обратно…

— Скоро школа… — заметил Тенька.

— Успеем, — успокоил папа. — А если и опоздаешь на пару дней, велик ли грех… Ты ведь никогда не бывал на море…

Тенька никогда не бывал на море. Но сейчас, поразмыслив полминуты, он стукнул пятками по креслу и сказал:

— Не-е…

Видимо, отец и мать ожидали чего-то такого — непростой он, Тенька, человек. Но все же спросили вдвоем:

— Почему?

Тенька снова подумал. Спустил ноги с подлокотников, поставил на пол.

— А можно не объяснять?

Отец посмотрел на маму и согласился:

— Можно… Только я тогда, в свою очередь, выскажу догадку. Не обижайся… Боишься лететь? Многие сперва боятся, а через пятнадцать минут привыкают…

— Я не боюсь лететь… — отозвался Тенька. Сгреб со спинки кресла Лиску и посадил на колени («Мрлмр…»).

— Понятно, — сказала мама. — Ты боишься оставить без присмотра этого зверя. Но… Тень… она ведь все равно целыми днями шастает одна. А, когда надо, друзья присмотрят за ней. И Виталя, и ребята, и тетя Тася…

Тенька не боялся оставить Лиску (в самом деле, есть кому за ней присмотреть).

— Не в ней дело…

— Ну… так в чем все-таки? — спросил отец с очень глубоко спрятанной досадой.

Рассказывать было неловко. Но и обижать молчанием отца и маму (особенно маму) тоже не хотелось.

— Ну… это из-за Шурки…

Мама и отец посмотрели друг на друга и снова глянули на Теньку.

— Из-за Шурика Черепанова, — выговорил Тенька. — Вы же его знаете…

Мама подергала кончики волос на левой щеке.

— Да, знаем… А что с ним случилось?

— Да ничего не случилось! — Тенька порвал неловкость, словно пробил телом тугую пленку. — Просто он… то есть я… когда уехал Кабул, я сказал: «Только успеешь подружиться с человеком, а он уезжает…» А Шурик сказал: «Я-то никуда не уезжаю…» И я понял, какая я скотина…

— Не выражайся, — машинально сказала мама.

— Да, скотина… Потому что он все лето со мной, в самые трудные дни… А я к нему… будто он просто так… И теперь, если уеду, получится, что я его бросил… А он все еще тоскует из-за деда…

Мама и отец опять посмотрели друг на друга. И не стали уговаривать сына. Только развели руками и ушли из комнаты. А Тенька остался в кресле. Сидел и гладил урчащую Лиску. Она слегка шевелила кончиком хвоста и лапами. Теньке было грустно, однако он ни о чем не жалел.

Мама и отец вернулись через четверть часа.

— Есть выход, — сказал отец.

— Можно взять Шурика с собой, — сказала мама. — Поговорим с его родителями… Раз уж вам так надо быть вместе…

— У них нет денег, — хмуро объяснил Тенька. — Все высадили на похороны деда…

— Наскребем как-нибудь, — пообещал отец.

Тенька подумал опять.

— Не…

— Да почему «не»?! — начала досадовать мама.

— Не понимаете, да? Получится, будто мы наградили его… за то, что не бросал меня… Как путевкой к морю…

— Дурень… — сказала мама неуверенно. Но папа почесал щетинистый подбородок и возразил:

— Да нет, похоже, что не дурень…

— Вы не обижайтесь, — тихонько попросил Тенька. — Вы можете поехать без меня. Я поживу с тетей Тасей…

— Все-таки дурень, — подвел итог папа. И решительно сменил тему: — Тогда можно сделать так. Я попрошу на работе моторку, и мы съездим на пару дней в Кулаково, там отличные места. Поживем дикарями. И Шурика возьмем. Это годится?

— Это очень даже годится! — Тенька дрыгнул ногами, и Лиска осуждающе мявкнула. — А то Виталина лодка точно уж не будет готова этим летом. Он окончательно решил жениться… Ай!

— Что? — испугалась мама.

— Да Лиска взяла привычку когти выпускать. Раньше никогда так не делала… Брысь! — Он столкнул ее с коленей и ребром ладони потер на загаре белые царапины.

— Бессовестная, — сказала мама.

— Мам, она не виновата. Надо смотреть философски, это природа такая…

— Что за природа? — не поверила мама.

— Виталя говорил. Когда в кошке появляется беременность, у нее быстрее растут и начинают чесаться когти. И она царапается, если даже раньше не была такая…

— Хм… — сказал отец. А мама незаметно спрятала под мышки пальцы с недавно сделанным маникюром. И спросила с притворным недовольством:

— Интересно, куда мы денем ораву котят?

— Я уже договорился! Шурик возьмет, Егорка возьмет, а Эвелина сразу двух, себе и бабушке.

— Бывает и по семь котят, — заметил отец.

— Ну, найдем кому… Кыса, иди ко мне.

Но Лиска независимо дернула хвостом и ушла из комнаты.

— Фиг с тобой, беспризорница, — сказал ей вслед Тенька. Снова закинул ноги на подлокотники и отвалился к спинке. Сидел и неулыбчиво смотрел перед собой. Шевелил потрескавшимися губами — или повторял про себя имена будущих владельцев котят, или думал уже совсем о другом.

А мама и отец смотрели на Теньку. Стало заметно, что он сделался взрослее. Нет, по размерам он почти не изменился. Разве что льняные волосы опять отросли до плеч, да покрытые засохшими ссадинами ноги, длиннее, чем прежде, торчали из полинялых коротеньких штанов. Но глаза… Их окружала чуть заметная тень, а в серо-зеленой радужной оболочке ярче проступили изумрудные пятнышки.

«Господи, а я ведь раньше даже не помнил, какого цвета у него глаза…» — ахнул про себя инженер Василий Михайлович Ресницын.

След стрелы

В последние дни августа напротив Макарьевского двора открылся книжный магазин. И сразу в нем случился скандал. Поступила в продажу книжка писателя Н. Минищукина «Дыхание сизых льдов». Судя по обложке — полная всяких приключений и стрельбы. Известно, что многим нравится такая литература. Покупатели брали книжки с полок и откидывали обложки. И… видели непонятное: каждый экземпляр внутри был пробит до половины чем-то круглым. Будто книгу предварительно открыли и всадили в нее то ли пулю, то ли дротик. Мало того! Когда книжку «Дыхание сизых льдов» закрывали, оказывалось, что и в обложке появилась круглая дыра, хотя до той минуты ее не было! Скоро не осталось в магазине ни одной целой книги с таким названием.

Отец, который заходил в магазин, рассказал эту историю дома. Тенька подскочил:

— Папа, купи! Или дай денег, я куплю сам!

— Такую дрянь! Это дешевое чтиво!

— Папа, все равно! Я пошлю Владьке, на память. Он знает, откуда дыры!

Они с Шуриком сбегали в магазин и выпросили у продавщицы книжку, хотя там было уже велено все экземпляры вернуть на склад…

Потом они позвонили Свирелкину. Тот развеселился:

— Пришлите скорее! Я покажу тете Оле! Она обожает загадочные истории!

Книжку послала в Юхту мама — у детей на почте не принимали бандероли. Тенька весело пританцовывал рядом.

Через неделю позвонил Владик. С восхищенными словами:

— Вот это да…


Наступила осень. Есть у нее такое подлое свойство — приходить каждый год и вытеснять оробевшее лето. И заставлять мальчишек втискиваться в школьные штаны и пиджаки. Мама выпустила Тенькины рукава и брючины. Не потому, что на новый костюм не было денег, а потому, что Тенька его не хотел: новая форма всегда твердая и колючая.

— Дамы-опекунши увидят тебя в старье и поднимут крик: «Ребенок живет в немыслимой бедности! Надо его в приют!» — припугнула мама.

— Обкакаются, — отозвался Тенька тоном хулигана-семиклассника Жоха. — Ой!.. Я хотел сказать «фиг им»…

Вернувшись из школы, Тенька снова натягивал выгоревший костюм с корабликами — чтобы продлить лето. Прибегал из соседнего подъезда Шурик — тоже летний и загорелый. Иногда они играли на компьютере в «Легенды Мексиканского залива». Не столько ради пиратов и кладов, сколько из-за того, что на экране была тропическая жара и зелень. А бывало, что вдвоем садились в кресло и по очереди читали вслух — «Наследника из Калькутты» или «Властелина колец». Иногда делали перерыв, шли на кухню, где на подстилке резвилось или дрыхло Лискино потомство: два рыжих «зверя», два серо-полосатых и один черно-белый. Потом пришла пора «зверей» раздавать. Делали это постепенно, чтобы Лиска не очень пугалась и грустила. Рыжих забрала Эвелина. Одного серого — Егорка Лесов, а другого — Данька Сверчок. Родители его и бабушка сначала ворчали — мол, хватит нам в доме и Бумса! — но Данька победил их в шумной дискуссии…

Черно-белого кота Марса взял Шурик. Потом он часто приносил его к Теньке, чтобы Лиска не сильно скучала по сыну. Да она и не скучала. Ведь в любое время она могла пойти в гости к хозяевам котят, повидаться с детками.

А еще она часто навещала Симу. Сима жил теперь в большом ящике рядом с дворницкой. Никуда не уходил. Виталя сделал ему ошейник, и стал Сима совсем домашним псом. Он был тихим и грустным, постарел, появилось на морде много седых волосков. Правда, когда приходила Лиска, он веселел, принимался вылизывать ее, а Лиска осторожно цапала его за нос растопыренной пятерней. А еще Сима радовался, когда прибегал Бумс…

Виталя женился в сентябре. Взрослые жители дворов подарили ему и Алене на свадьбу старинные часы с кукушкой, а ребята — громадного надувного слона.

— Совсем, как я! — радовался Виталя.

Алена же охлаждала его пыл:

— Он займет полквартиры. — Но это она так, не всерьез.

У Витали была недалеко от дворов однокомнатная квартирка (еще бабушкина), у Алены — двухкомнатная. Они объединили жилплощадь путем хитрых обменов и оказались в трех комнатах с кухней. Нашлось место и молодоженам, и слону.

Однако все дни Виталя проводил или в Кокпите, или в Макарьевском особняке. Конторы Торгового института из особняка выехали, и там обосновались лаборатории Института аномальной физики и топологии. Виталя был зачислен туда на какую-то должность, но обязанности дворника не оставил (тем более что именно из Кокпита был выход в подвал с ободом Всемирного Колеса).