Владислав Морозов

Четвертая Мировая. По законам военного времени

ПОСВЯЩАЕТСЯ ВСЕМ ТЕМ, КТО ПОГИБ И ЕЩЕ, К СОЖАЛЕНИЮ, ПОГИБНЕТ В БОЛЬШИХ И МАЛЫХ ЛОКАЛЬНЫХ ВОЙНАХ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ

Практически все люди и события, описанные в книге, вымышлены и не имеют ничего общего с реальностью, а трактовка автором некоторых реальных исторических событий и фактов необязательно совпадает с общепринятой.

Но если про это не знать,

можно долго быть молодым…

Б. Гребенщиков

Пролог

«Кугуар» садился уже в сумерках. Красные отблески проблесковых маяков освещали вертолетную площадку и скверный лиственный лес вокруг. Наконец, в почти полной темноте, колеса вертолета коснулись металлических пластин настила. Вокруг стояло еще полтора десятка пятнистых военных вертолетов. В основном таких же «Супер Пум», «Линксов», «Кугуаров» и NH-90M, а также «Тайгеров» огневой поддержки. Камуфляж натовского образца, знаки на машинах в основном немецкие, при этом почему-то много бело-красных поляцких «шаховниц». И только на двух бортах, притулившихся в стороне, — новороссийские красно-сине-белые круги. Интересно, с чего тут так много поляков? Далеко в стороне виднелись палатки и КУНГи полевого штаба, модули передвижного госпиталя и разнообразная боевая техника, стоявшая вдоль дороги, практически без всякого рассредоточения.

Едва дверь вертолетной кабины сдвинулась, в дверном проеме возник бравый усатый офицерик в новеньком камуфляже. Синяя беретка с белым орлом и якорем — 7-я дивизия обороны побережья, польские коммандос с ихнего Поможья. Союзничек на мою голову.

— Кто тут психолог, прибывший для переговоров? — осведомился он, озираясь. На очень плохом английском.

— Я психолог, — отрекомендовался я, вылезая со своей нетяжелой сумкой наружу. На таком же скверном варианте языка Шекспира и прочих классиков. Корчим из себя демократическую Европу. Только делаем это, как обычно, плохо.

— Прошу за мной, пан майор! — пригласил офицерик, успевший разглядеть мои знаки различия. К вертолету подъехал мерседесовский дизельный «Волк», в который мы и погрузились. Наверное, могли бы до штаба и пешком дойти, но раз уж мы теперь цивилизованные европейцы — прокатимся с этим польским поручиком. Уже подъезжая к штабу, я увидел то, зачем, собственно, сюда и прибыл. Темные многоэтажки обесточенного военного городка, раскинувшегося километрах в четырех от местного «вагенбурга». По-моему, среди многоэтажек что-то горело.

В штабе все было опять-таки по-европейски. Сплошные немцы, поляки и прочие французы и чехи со словаками. Мягкий свет от мониторов и тактических планшетов, запах кофе. Все подчеркнуто деловиты. Морды гладко выбриты, камуфляж чист и отглажен.

— Сюда, — пригласил поручик следовать за собой.

В помещении, куда я попал через минуту, оказалось несколько офицеров, сосредоточенно разглядывавших тактическую обстановку на мониторах. Похоже, мелкие тактические роботы, беспилотники и спутники гнали сюда картинку в режиме реального времени.

Камуфляжная форма на всех присутствующих была одной расцветки. Но только у троих, включая меня, на рукавах камуфляжных курток были нашиты «бесики» — триколоры с желтым двуглавым орлом и черными латинскими буквами RDR. А над нагрудными карманами — расшифровка этих самых букв: «Russian Democratic Republic Army»….

— Прибыли? — спросил один из моих демократических соотечественников, представительный и седоватый, с погонами полковника на плечах. Спросил он меня по-русски. Игнорируя пиджин-инглиш, служащий «языком межгосударственного общения» в армиях европейских демократических государств.

— Так точно, господин полковник! — ответил я на том же языке.

— Значит, так, — продолжал он на все том же великом и могучем. — Свою задачу ты знаешь?

— В общих чертах.

— Понятно. Короче говоря, в этом военном городке не подчинились категорическому приказу, последовавшему после неудачной попытки государственного переворота. В соответствии с этим приказом все воинские части, причастные к этой попытке, разоружаются, матчасть поступает на утилизацию, а личный состав — на принудительную проверку лояльности. Большинство мятежников сдались добровольно. Но в данном случае было оказано вооруженное сопротивление. Поэтому ты должен провести переговоры и разъяснить мятежникам, что альтернативой их добровольной сдачи является только полное и окончательное уничтожение. Для действий по последнему варианту все уже подготовлено. Кроме того, они надежно заблокированы внутри своего периметра…

— Вопрос можно?

— Можно.

— А почему именно я, господин полковник?

— А ни с кем из представителей наших союзников они разговаривать категорически не хотят. К тому же у тебя, майор, кажется, есть опыт в этих делах. Причем опыт успешный.

— Так точно! — ответил я и почувствовал, что становлюсь противен сам себе. Да, это у меня не первые переговоры. Четвертые. И во всех предыдущих случаях обходилось почти без стрельбы. То есть те, кто был действительно причастен к перевороту или стрелялись сами, понимая, что их ждет, или пытались прорваться (хоть куда-нибудь — в лес, в горы и т. д.), и их без особых проблем и жалости клали наповал при таких попытках. А куда прорвешься, если все было известно заранее, и взбрыкнувшие части ненавязчиво обкладывали дополнительным наблюдением еще задолго до начала мятежа? Правда, что будет дальше с теми, кто сдался без сопротивления, — большой вопрос. Почти везде пленных офицеров сразу поставили к стенке, а семьи, рядовых и сержантов засунули за колючку. И не факт, что оттуда хоть кого-то из них выпустят живьем. Потому что не фиг бунтовать. Да еще против мировой демократии. Тем более что лишние рты новой демократической России не нужны совсем. Да еще такие, которые «подрывают безопасность мировой цивилизации» под флагом «красно-коричневых неофашистов». Такие сейчас идут не на перевоспитание, а под пулемет и в свежеотрытый ров. Ради спасения основ демократии….

— А что там у них за часть, господин полковник? — поинтересовался я, имея в виду военный городок, куда мне предстояло нанести визит.

— Кадрированная мотострелковая бригада, при ней «учебка» и база хранения техники, — ответил полковник и уточнил: — Была.

— И кто там ими командует?

— Не знаю точно. Командира и заместителя нам удалось изолировать в самом начале. Видимо, руководит кто-то из уцелевших офицеров.

— А семьи?

— В том-то и дело, майор, что эти подонки прикрылись своими женами и детьми, — разъяснил мне на приличном английском некий, находившийся здесь же, тощий французский капитан. В характерной форме парашютиста Иностранного Легиона. — Только это обстоятельство нас до сих пор сдерживает. Пусть хотя бы выпустят женщин и детей.

Сказано это было таким тоном, что сразу становилось понятно — ни женщины, ни дети его не волнуют категорически. Дай ему волю — он все тут выжжет до горизонта во имя демократических ценностей.

— Задание понятно, майор? — спросил по-русски седоватый полковник.

— Вполне. Когда приступать?

— Немедленно. Времени у нас мало.

— Дело в том, майор, — включился в разговор мордастый немецкий оберст, — что мы уже приступили к реализации силового варианта операции. И два звена истребителей-бомбардировщиков, позывные «Конг» и «Горилла», уже вышли в точку дозаправки. Времени у вас от силы час. Если эти… (он долго подбирал нужное слово)… террористы… согласятся сдаться, мы успеем отозвать оба звена. Если ответ будет отрицательный — авиация отработает по плану.

В доказательство он ткнул пальцем в тактический планшет, на экране которого были четко видны восемь приближающихся к нам отметок. Я кивнул.

— Майор, вам что-нибудь нужно? — уточнил немец. — Может быть, хотите пить или есть?

— Нет, спасибо, — ответил я. — Давайте к делу.

— Хорошо, — согласился седоватый полкан.

В этот момент рядом со мной возник некий длинный рыжий унтер (черт знает, что у них означает звание «четарж») с чешским флагом на рукаве. На его нагрудной табличке помимо звания значилась еще и фамилия — «Мрква». Четарж Мрква. Сержант Морковкин?! Смешно. Этот самый Морковкин протянул мне аппарат, выглядевший обычным мобильным телефоном. Но только на первый взгляд.

— Пан майор, — пояснил Мрква на привычном скверном английском. — Основные функции и внешний вид у этого аппарата как у нормального телефона. Но вот здесь внизу три кнопки. Если они согласятся сдаться или хотя бы вывести заложников, нажмете серую. Если нет — зеленую. Если же они вздумают вас, к примеру, убить во время переговоров — красную.

Обрадовал, блин. Можно подумать, что, если меня там начнут убивать, они успеют среагировать и прибегут на помощь. Держи карман шире…

— Там что, еще и микрофон? — спросил я на всякий случай, принимая хитрое устройство. — И мне держать его все время включенным?

— Нет, это как раз не требуется. Мы их хорошо видим на тепловизорах, а вот слушать их сейчас несколько затруднительно, поскольку до них довольно далеко, а тактическим роботам мешают поставленные помехи…