Потер пальцем клинок «Карателя» и повторил вопрос:

— Таны нэр юу вэ?

Моргает и молчит. Схватил монгола за грудки и приложил о землю. Сильно. Затем нажал на точку за ухом и сразу зажал рот пленнику. Посмотрел ему в глаза.

— Таны нэр юу вэ? — убрал руку, но без результата. — Вот упрямый монгол попался!

Стоп, чего это он влево глазами стрельнул? Там только труп. Кстати, в хорошей кольчуге, которая ему не помогла. А может, это не монгол вовсе? Поэтому не понимает? Однако среагировал на мои слова.

— Монгол, монгол, монгол, — повторил я несколько раз, наблюдая за реакцией. Затем спросил — где находятся остальные кочевники, вновь нажимая на болевую точку. — Та хэр олон байдаг ба бусад ньхаана байна вэ?*

— Тешенмий… — прохрипел степняк.

Здрасте, приехали! Это точно не монгол. Не монгольский говор, уж наслушался за шесть лет. Может, татарин какой?

— Матвей Власович! — позвал я Кубина.

— Да, Владимир Иванович? — подошел дед, с интересом посмотрев на степняка.

— Вы случайно татарским языком не владеете?

— Увы, — развел руки старик.

— Жаль.

Тут я увидел, что он еще бос.

— Матвей Власович, вы бы обулись. Поищите вон в хламе на телегах. Кстати, что там с девушкой?

— С Софьей Ильинишной все в порядке. Напугана сильно. Владимир Иванович, не трудитесь с этим кощим, я знаю, где толмача сыскать. У купцов.

Посмотрел на степняка. И действительно! Ударом по шее вырубил пленника и связал его опять особо, но без петли на шее. Просто руки и ноги вместе.

Кубин вовсю колдовал у костра. На огне стоял котелок с водой, рядом грелось мясо, насаженное на заточенную палку. Я хмыкнул, хоть бы саблю вон взял, а обулся-то… впрочем, его дело.

— Владимир Иванович, — почти взмолился старик, — не томите. Расскажите все! Кто, откуда, а главное — КОГДА?!

Эк, как он вопрос выделил!

— Что же, теперь можно и поговорить. — Я взял небольшой тюк с какой-то рухлядью, бросил рядом с костром и присел. Покосился на девушку, сидящую у телеги и настороженно наблюдающую за мной, и сказал:

— Итак, я Велесов Владимир Иванович, из России две тысячи двенадцатого года.

— Две тысячи двенадцатого! — потрясенно повторил дед.

— А вы, я так понимаю, конец девятнадцатого — начало двадцатого?

— Тысяча девятьсот четырнадцатый год, — вздохнул Кубин.

— И сколько вы тут?

— Тридцать лет уж. Мне тридцать пять было, как мы в прошлое попали.

— Мы?

— Четверо нас было. Как сюда попали, не знаем. С гостей ехали, заплутали, на ночь в лесу остановились. Утром выехали, а навстречу семь конных, странно все одеты. Хотели убить нас, только хлопотно это. Отбились, но брат мой рану в живот получил. Через день умер.

И Кубин перекрестился.

— А дата? То есть число какое было?

— Двадцать седьмое июля было. А в чем дело?

— На следующий день война началась, Матвей Власович. На ней больше десяти миллионов погибло.

— Господи! — он застыл с закрытыми глазами. Затем потребовал: — Говори!

Я начал рассказывать о Первой мировой все, что знал. О русских войсках, о первых победах, затем о поражениях. Кубин сидел, катал желваки и смотрел на костер. Но как только начал говорить про то, что случилось позднее, то вскочил:

— Не верю! — Вскочивший Кубин сделал три шага от костра. — Нет! Не верю! Не может такого быть!

Вернулся, сел на положенные на землю седла и, смотря мне в глаза, спросил:

— Как такое может быть?

Я пожал плечами:

— Все причины и предпосылки я уже упомянул. Больше добавить нечего. Одно могу сказать — как говорили не раз — страну просрали, извините за мой французский.

Кубин кашлянул:

— А французы тут при чем?

— А приговорка такая, не обращайте внимания.

— И ничего не смогли сделать? — Расстроенный старик сплюнул. — Я всегда говорил, что жандармерия — это сборище тунеядцев.

— А жандармерия тут ни при чем. Всю страну затянуло разом.

— Всю страну затянуло… — тихо повторил Кубин и посмотрел мне в глаза. Морщины на его лице сдвинулись, глаза заслезились. — Скажи, что это неправда.

— Это правда, Матвей Власович.

Обхватив голову руками, он застонал:

— Бедная моя Лиза… бедная моя мама… бедная моя страна. Как такое возможно? Как такое пережить?

— Это еще не все, Матвей Власович.

— Что? — вздрогнул Кубин. — Что еще может быть страшнее того, что ты мне рассказал?

— Война, Матвей Власович. Другая ВОЙНА.

Кубин вдруг резко встал и отошел. Вернулся с дровами. Бросил радом и стал медленно подкидывать сухие ветки в костер. Поднял усталое морщинистое лицо.

— Не надо дальше рассказывать. Пока не надо. В Китеже, в храме Владимирской иконы Божией Матери, — протоиерей Григорий, мой друг и один из четырех офицеров, что тридцать лет назад попали сюда. Нам вместе и расскажешь. Так лучше будет.

Пристально посмотрел на Кубина — на его лице по-прежнему расстроенное выражение, никаких намеков на шутку.

— Матвей Власович, я не ослышался?

— Что? — не понял дед.

— Вы сказали, что храм находится в городе Китеже.

— А-а-а, — лицо старика посветлело, и он перекрестился. — Да, я не оговорился — град Китеж явен, как вы и я…

Выстроенные в строгом порядке вопросы смешались в кучу малу. Былину о граде Китеже слышал — сказочно красивый город погрузился в воды озера Светлояр, чтобы не достаться на разграбление, бесчестье и смерть беспощадному врагу. Былина есть былина, то есть сказка, а в них я не верю, пока лично не увижу или не пощупаю. По словам Кубина, город заложил еще князь Всеволод Юрьевич Большое Гнездо, а Юрий Всеволодович фактически достроил Китеж Это не соответствовало известной мне истории. Но кто знает? За семь веков много вод утекло, и каждый последующий историк толковал события в угоду своей «мудрости». Был ли или не был — вопроса не стояло — рядом человек, говоривший, что Китеж — быль, значит, так оно и есть. Вот только Кубин произнес — стольный град Китеж. Насколько я понял, город стоит в версте от Светлояра, на берегу реки Люнды. Я могу ошибаться, но, насколько помню, речка в тех местах мелкая, в основном с заболоченными берегами. И явно не судоходная. Все торговые пути — в стороне, военной или политической роли город не имеет, так как находится далеко от Великих Княжеств, даже от нынешнего форпоста Руси — Новогорода (то есть Нижнего Новгорода) находится за сто двадцать километров. Китеж не соответствует современным для этого времени требованиям. Значит, он имеет другую ценность — духовную. Однако все же стоит взглянуть на былинный город.

— Я тоже повременю со своими вопросами, — решил я, — лишь уточните — какой сейчас год?

— Шесть тысяч шестьсот сорок шестой год от сотворения мира, — ответил Кубин, затем поправился: — Одна тысяча двести тридцать седьмой от Рождества Христова.

В точку! Именно на это столетие я больше внимания обратил при изучении материалов в Интернете. Тогда просто необходимо посетить Китеж и побеседовать с людьми, прожившими тридцать лет в прошлом. Наверняка они знают — что произойдет следующей зимой. И выяснить — что они сделали для того, чтобы предотвратить поражение русских войск.

Посмотрел на Кубина и заметил, что он почти неотрывно смотрит на мясо. Хоть и вид оно имеет неаппетитный. Успело поваляться на земле, да и обглодано…

Наверняка и девушка голодная. Тогда вопросы потом. На сытый желудок и разговор по маслу. Чем накормить? Не вопрос.

— Вот что, Матвей Власович, бросьте эту гадость, — я показал на мясо. — Есть кое-что более съедобное.

Взял свой ранец, сдернул защитный чехол и достал ИРП-5. Одного вполне хватит. Сам только кофе попью. Вскрыл упаковку рациона, вывалив все рядом с костром. Сунул галеты Кубину:

— Вот, погрызите пока. И… Софью Ильиничну позовите. — А сам с котелком и упаковкой направился к роднику, замеченному еще при осмотре стоянки. Тщательно вымыл котелок, затем набрал воды и в него, и в пакет. Вода чистая на вид, но прокипятить необходимо. Вернулся к костру, повесил котелок на сук над костром, пакет поставил рядом — эта вода для умывания, а пока надо накормить голодных. Вскрыл все банки, расставляя их перед аборигенами.

— Вот это тушеная говядина, это рис с курицей, это гуляш с картофелем, вот икра овощная…

Конец ознакомительного фрагмента