— Не вру. Это не простой шоколад, откуда знаю — скажу только сотруднику госбезопасности. А то, что дуреют… на себе испытал…

Где-то заголосил петух. За дверью громко всхрапнули. Горохов повернул голову, Семен тоже приподнялся. Никто на петушиный ор кроме караульного за дверью не откликнулся, видать остальные петухи в округе на суп пошли. От мыслей о еде забурчало в животе…

Покормили их один раз, после обеда. Ржаная черствоватая краюха и подгорелая «шрапнель» [Шрапнель — шутливое название перловой каши.] была проглочена мигом и показалась самым вкусным блюдом на свете. Правда, запить принесли колодезной воды, и то хлеб. Вечером кормить не стали, только оправиться вывели раз, посоветовав терпеть до утра. Мол, нечего на них время и продукты тратить. Вот приедет особист и кранты вам. Он строгий и резкий. Приставит к стенке…

Причина такого отношения была проста — сутки назад на батальон вышли четверо. Нейтралку миновали тихо, без стрельбы. Встретившим их бойцам сказали, что по тылам долго бродили. Приняли их с пониманием. Покормили. Тут особист приехал. Расспросил, проверил документы и вдруг приказал всех арестовать. А потом пояснил — документы-то липовые. Гимнастерки слишком чистые для долгого шатания по лесам, и рожи откормленными выглядят. После чего устроил головомойку всем, за потерю бдительности. Так настропалил…

У Семена и Михаила иначе. Лица худые, уставшие. Документы… в порядке документы. Не зря лейтенант скрепки ногтем тер. Ржавые они. А у немцев блестят, хоть все зольдбухи перебери — все не ржавеют. Галифе и гимнастерки у обоих только на честном слове держатся и на въевшейся грязи. Того гляди расползутся. Зато сапоги, ножи, да не один, а сразу по паре на брата, карабин, пистолет немецкие. Консерва, галеты и шоколад специальный…

Шпион? Конечно шпион. Только так шпионы и выглядят!

Идиоты!

Мысли переключились на особиста. Станет ли слушать? Ротный точно им не поверил, но инициативничать не рискнул. Распорядился окруженцев запереть и вестового в штаб отправил.

После обеда кто-то из начальства появился — слышались четкие доклады. Горохова с Бесхребетным никуда выводить не стали, сквозь худую крышу рассматривали…

— О чем думаешь, Сема?

— О том, что приедет особист и слушать нас не станет. Приставят нас к стенке поутру-то.

— Не приставят. Есть кое-что, и слово заветное знаю.

Заветное слово и у Семена имелось, и все, а у Михаила тетрадка особой важности. Недаром гранатой заминирована. Эх…

— Не вздыхай, все путем будет, замолвлю словечко.

Семен лишь улыбнулся.

— Идрит твою! — Горохов поднялся, морщась на боль, потрогал щеку, где темнел смачный фингал. — Как же хочется нажраться!

— В смысле напиться?

— Не, именно нажраться — мяса хочу и хлеба свежего. Консервы эти в печенках сидят уже, чтоб немцам всю жизнь их жрать! Хотя мясо под водочку тоже мысль хорошая. Кстати, — прервался Михаил, — ты мне про шоколад ничего не сказал. Что там за хрень намешана?

— Извини, друг, тут как с тетрадью твоей. Пусть особист решает — важно, али нет.

— И правильно, — согласился Горохов.

— В баньке бы пропариться, — посетовал Семен. — Коростой уж покрылся, вот-вот отваливаться сама начнет.

— Да-а-а, в баньку не помешало бы сходить, да пивка после вволю напиться!

— Где ты тут пиво-то найдешь?

— Неважно, литру сразу бы выдул!

— Обдуешься с литра-то.

— А может, и нет, — и Горохов вдруг тихо засмеялся. На вопросительный взгляд Семена, пояснил: — Да случай с пивом смешной вспомнил.

— Рассказывай, раз вспомнил, — и Семен откинулся на стену, заложив руки за голову.

— До войны наш батальон в самом Новоград-Волынском дислоцировался, — начал рассказывать Михаил. — Так в субботу мы в увольнительной были и к вечеру в пивную заглянули. А там… — Горохов мечтательно зажмурился, — аж два сорта, «Жигулевское» и «Ленинградское»!

— Врешь, поди, — не поверил Семен, — я часто в Тагиле в пивную захаживал по случаю, так всегда только «Жигулевское» было. А в артель и вовсе привозили простой сорт — пиво.

— Можешь не верить, но правда два сорта. Да не важно то! Взяли мы, значит, по кружке «Ленинградского», стоим, пьем. Красота! Вкусное пиво! Думаем еще по кружке взять, только уж «Жигулевского». Тут к нам дедок подходит. В плаще, в сапогах высоких резиновых. В руке сумка полотняная, а в ней три бутылки. Угостите, говорит дед, пивком, старого бойца. Мы ему в ответ — ты че, мол, дед, водку взял, а на пиво не хватает? Тот руками разводит и предлагает: а давайте если я три литра осилю, и в гальюн ни разу не сбегаю, то платите вы, обдуюсь на месте, водка ваша. Мы смеемся: нет, дед, не три, а пять! Он — пять так пять. А че, деньги есть, полтора водки за так считай и интересно же. Скинулись, взяли десять кружек, на стол поставили. Дед свою водку в центре…

— И? — Семену стало интересно.

— Первые две дед замахнул сразу. Стоит, отпыхивается, рыгает смачно, а мы смотрим, напыжился. Думаем, всё, спёкся дед, наша водка! А тот хвать кружку и давай глотать! И еще одну. Выпил и спокойно так кисет достает. Мы ему: чего ждешь, пей давай, а он: покурю и выпью. Время есть, думаем, ладно. Так с перекурами все пять и осилил!

— И в кустики не сбегал?

— Позади пивной туалет имелся, мы в него по очереди бегали, но дед на него не посмотрел даже!

— Силен… — покрутил головой Семен. — И что?

— Что-что, накрылась водка!

— А хохма в чем?

Горохов хихикнул.

— Дед бутылки в сумку сложил и говорит: слабаки вы, ребята, со старым воякой тягаться вздумали. Смекалки у вас нема! И пошел прочь. А нам в часть пора. Ребята пошли уж, а мне по-малому приспичило. Говорю идите, догоню, а сам к туалету. Дерг одну дверь, дерг другую — занято, а приперло уж. Я за туалет, в кустики. Только распатронился, смотрю, а дед тот у забора бубнит и сапог с ноги стаскивает. И выливает!

Бесхребетный прыснул.

— Ага! — засмеялся Горохов. — Именно! Каков дед?! Обдулся в сапоги, но пивка вволю попил. «Ленинградского» сорту!

Минуту оба смеялись. Внезапно Семен вспомнил комиссара. И слова его в бреду. А бред ли это был?

Смех как обрезало…

Глава 4

— Вот же ж! — выдохнул водитель и остановил «эмку».

Сидящие в салоне вытянули шею, разглядывая препятствие. Впереди была обширная грязевая лужа, аккурат по центру перекрестка. Вроде не широкая, да посуху не объедешь. И жижа настораживала своей густотой. Странно, что дождей давно не было, везде пыль на дорогах, а тут на тебе… Сержант не рискнул форсировать напрямую, тем более что у самой кромки начинались глубокие колеи, очевидно от танковых траков. «Эмка» взяла правее, накренилась, огибая препятствие и ныряя левой стороной в жижу, мотор натужно взвыл, послышался вой покрышек, и машина замерла.

— Вот же ж! — повторил сержант. — Застряли, товарищ капитан…

Капитан вышел из машины, поправил фуражку, разгладил гимнастерку, загнав складки назад. Из-за ограды, заросшей лопухами, высунулись двое мелких пацанов, стриженные почти наголо. Капитан подмигнул мальчишкам, обошел машину спереди и покачал головой. Единственная яма с грязью на всем пути. Везде пыль, а тут жижа. И это фактически в центре городка. Из «эмки» выбрался лейтенант, и сержант-водитель через пассажирскую дверь сразу заглянул под машину.

Подбежал сержант Ковалев, командир отделения.

— Кликнуть бойцов, товарищ капитан государственной безопасности?

— Погоди… — отмахнулся капитан. — Что там, Лопухин?

— На пузо сели. Тут или тросом выдергивать, — донеслось снизу, — или вагами поднимать да под колеса доску совать.

— Дзядзьки ваенны, — услышал капитан детский голос, — тут вчерась вяликую машину цельным танхом тащылы.

— Тут завседы сыра, — сказал другой мальчишка. — Тятя адбивав, тут стаяв калодзеж. Дрэнной был, вада прытухлая, засыпали яго.

Три мелких пацана уже рядком, словно воробьи, сидели на верхней жердине. В руках по пучку каких-то листьев с толстыми черешками. Мальчишки жевали эти черешки с аппетитом, смешно морщились и при этом с интересом следили за происходящим.

— Привет, ребята! — поздоровался капитан. — Чего это вы жуете?

— Рабарбар. Хочаце?

— Ревень? Нет, спасибо. Ребята, а до места, где все командиры находятся, далеко?

— Энта штаб, ци што? — переспросил мальчишка. — Та ни, побач. Вунь, правей пажарнай каланчы, дах управы виднеецца. Там усе.

«Вот так, — подумал капитан, — все знают, что и где. А патрулей не встретилось…»

Он посмотрел в указанном направлении. Пожарная каланча возвышалась над зеленью садов, как одинокий тополь над степным ковылем. На верхней площадке пожарной каланчи находились люди, очевидно пост ВНОС. А справа действительно виднелась массивная крыша каменного здания.

— Спасибо, ребята, — поблагодарил пацанов капитан. — Ковалев, выдели людей, пусть помогут машину вытащить. Остальные за мной. Тут рядом, пешком доберемся.

Штаб фронта располагался в двухэтажном каменном здании с арками и колоннадой по всему фасаду.

У входа было суетливо. Сновали командиры туда-сюда, толпились бойцы в ожидании. Справа стоял легковой ГАЗ-А без тента, чуть дальше два ГАЗ-АА. С первой полуторки что-то перегружали на вторую. По левую сторону крыльца притулился мотоцикл ТИЗ-АМ, в люльке которого, приобняв ручной пулемет, дремал боец.