— Когда это я отказывался от драки? — с вызовом выкрикнул Стаффорд, подскакивая и отряхиваясь.

— Вилл! — позвал Ламберт.

Переваливаясь с боку на бок, грузно подбежал плотный усатый оруженосец.

— А ну-ка, неси запасные мечи!

— Те, что заточить не успели? — гнусаво спросил оруженосец.

— Да, Вилл, заточка нам не понадобится! — сказал Ламберт слуге и обратился к Стаффорду: — Участвовал ли ты в турнирах, друг мог?

— Они же запрещены инквизицией, — нервно пожал плечами юный рыцарь.

— Вот видишь, запреты останавливают тебя, — усмехнулся Ламберт. — Тогда как многих они, напротив, возбуждают на драку! А ты говоришь об отваге!

— Это разные вещи! — ощетинился Стаффорд. — Я не хочу навлекать на свой род гнев Церкви!

— Это все отговорки! — подзадоривал товарища Ламберт. — Воин не стал рыцарем, пока не принял участие в турнире!

Стаффорд смотрел на Ламберта исподлобья, ноздри его сердито раздувались.

Принесли мечи — затупленные, подернутые ржавчиной.

— Держи! — крикнул Ламберт, бросая клинок Стаффорду. — Ты готов? Здесь нет инквизиции!

Стаффорд бросил взгляд на меч, сказал язвительно:

— Откуда вы взяли этот хлам? Я думал, вы — имперский рыцарь, а не старьевщик!

— Я знаю, ты — знатного рода, мальчик, — усмехнулся Ламберт. — Но рыцарский патент, лошадь и дорогая упряжь еще не сделали из тебя воина.

— Еще одно слово — и я докажу вам, как вы заблуждаетесь! — процедил Стаффорд сквозь зубы.

— Не заставляй меня сомневаться в твоих словах… — начал было Ламберт, но замолчал, едва успев увернуться от стремительно просвистевшего клинка.

— Неплохо, юноша, — рассмеялся он, поигрывая мечом. — Внезапность — хороший козырь, но в турнире вас могут не понять, сочтя коварным невежей…

Стаффорд закричал и бросился на Ламберта, нанося удар за ударом. Капитан гвардейцев ловко уходит от меча, парируя удары своим клинком лишь изредка.

…Звенела сталь, сыпались искры, а мы с Грошем опасливо переглядывались, прячась в кустах.

— Уж не собираются ли благородные рыцари прирезать друг друга в самом начале пути? — озадаченно проговорил Грош. — Хотя, признаться, это было бы нам только на руку.

— Это точно… — пробормотал я, поймав себя на мысли, что сам беспокоюсь за жизнь этих воинственных забияк.

Тут же одернул себя, напомнив, что рыцари эти — враги моей Иноэль, стремящиеся схватить ее и утащить в неизвестном направлении. И тут же, не очень искренне, пожелал обоим повредить друг друга в драке. Не насмерть, конечно, — но чтобы это заставило их отказаться от своей цели и убраться восвояси.

…Однако не тут-то было.

Импровизированный турнир продолжался, и слуги наблюдали за ним со спокойным интересом — похоже, они и не такое видали. К ним незаметно присоединились невесть откуда взявшиеся прохожие: какие-то молчаливые селяне, мельник, остановивший повозку с пузатыми мешками, мрачный бородатый кузнец и юные сельские девицы, которые тут же принялись шумно вздыхать, воображая себя дамами сердца благородных рыцарей.

— Однако господа — мастаки в поножовщине, — сказал какой-то лохматый долговязый парень с косой.

— Ага, — отозвался другой косарь, потолще и ростом пониже. — С такими в кабак не ходи: что же будет, когда они наберутся по самое горло?

— Не смей господ обсуждать! — высокомерно сказал мельник. — Видишь — благородным делом занимаются, не то, что вы — с косой управиться не можете!

— А мечи-то у господ туповаты! — с профессиональным интересом заметил кузнец. — И ржавые все. И подковы у коней хлипкие. Хм… Да тут работы дня на три!

Одна из девиц томно закатила глазки:

— Какой пылкий этот светленький! Ты посмотри только! Какой горячий!

— Что ты понимаешь! — сверкнула глазами другая, с ярким румянцем на пухлых щечках и волнительно вздымающейся пышной грудью. — Тот, второй, видать, поопытнее да покрепче! Так бы и стиснула его — чтобы косточки треснули!

Между тем поединок продолжался.

Стаффорд произвел серию выпадов, но Ламберт играючи ушел от атаки.

— Еще один недостаток для рыцаря — излишняя горячность! — выкрикнул он. — Разум не должен уступать место злости!

В ответ лишь получил ряд яростных ударов. Но и они не нашли цели — Стаффорд зря месил воздух.

— Однако опыт приобретается не только через успех, — громко сказал Ламберт и, ловко крутанув в руке меч, перешел в нападение. — Но и в боли…

Несколько молниеносных ударов плашмя настигли плеча и бока его юного противника. Стаффорд вскрикнул, но не перестал яростно сопротивляться.

— …а также — в унижении, — продолжил Ламберт и неожиданным ударом выбил меч из рук Стаффорда.

Тот сжал кулаки, готовый накинуться на обидчика с голыми руками.

Публика довольно загоготала.

А Ламберт стремительно, как дикая кошка, извернулся — и нанес убийственный удар сверху.

Зрители вскрикнули. Девицы испуганно ахнули.

Ламберт замер, сжимая рукоять меча. Лезвие его замерло у самого уха Стаффорда, чуть коснувшись плеча.

— …и наконец в твоем первом поражении! — тихо, но торжественно закончил Ламберт.

Зрители принялись восторженно хлопать в ладоши и выкрикивать незамысловатые похвалы.

Юный рыцарь, тяжело дыша, опустив голову, стоял неподвижно. Он был публично посрамлен. Ламберт сделал шаг назад и с интересом следил за ним.

Было видно, какие противоречивые чувства кипят сейчас в горячем сердце молодого рыцаря, как тяжело ему сдерживать свое негодование, злость и стыд. Он просто стоял, сжимая кулаки, и дышал — тяжело и часто.

Но вдруг поднял голову, посмотрел в глаза Ламберта и сказал неожиданно спокойно:

— Спасибо за урок, почтенный Ламберт. Клянусь, я буду достойным рыцарем!

Ламберт рассмеялся, дружески похлопал Стаффорда по плечу, и оба направились к расстеленной на траве скатерти, на которой слуги успели расставить блюда, кувшины и кубки. И приступили к трапезе — непринужденно беседуя, словно не было только что яростной схватки.

Турнирные мечи были воткнуты в землю, и лишь они напоминали о недавнем конфликте. Хотя, наверное, это все-таки был не конфликт, а своеобразный рыцарский ритуал.

В голове моей немедленно возникли строфы для новой баллады, но голос приятеля ворвался в мои мысли, спугнул музу и разогнал призрачные образы:

— Не кажется ли тебе, Свидрик, что самое время и нам с тобой появиться на сцене?

— Ты прав, — кивнул я. — Балаган уже подготовлен к новому зрелищу…

Глава пятая,

в которой друзья устраивают маскарад и имеют определенный успех

Слуги не успели еще разогнать свидетелей поединка: надо думать, не так много зрелищ можно увидеть в этой глуши, да и сам вид благородных рыцарей, их удивительных коней и богатого лагеря вызывал живой интерес сельской публики. Впрочем, девицы быстро завладели расположением слуг — теперь их внимание переключилось с недосягаемых рыцарских высот на вполне реальные предметы для воздыханий. Впрочем, дело обещало не ограничиться одними воздыханиями: ушлые слуги уже усадили селянок за скромное, но обильное угощение, не забывая время от времени поглаживать и пощипывать известные девичьи достоинства.

На этом фоне не сразу стала видна появившаяся на дороге парочка нищих оборванцев, облаченных в ужасающе грязные рубища, с лицами, поросшими всклокоченными бородами, с безумно горящими глазами.

Честно говоря, глядя на Гроша, я и сам не узнавал его, тем более что приятель мой неплохо вжился в роль блаженного странника.

— Иду, гряду! — бессвязно, с завываниями бормотал он, перебирая в пальцах грязные тряпки. — Иду, гряду, кличу беду!

Надо полагать, сам я выглядел ненамного лучше, старательно волоча за собой якобы усохшую ногу. Лютню свою я упрятал в бесформенный драный мешок, и больше ничто не выдавало во мне любимца муз. Зрелище, при всем своем безобразии, мы представляли, несомненно, живописное.

И вскоре, как и ожидалось, внимание зевак переключилось на нас.

— Откуда вы, страннички, путь держите? — степенно поинтересовался проезжавший мимо мельник.

— А не все ли равно тебе, сытая рожа? — неожиданно выпал из образа Грош.

Но я уже спасал положение, заходясь в дикой пляске:

— У-у! У-у! Издалека иду!

— Иду, гряду! — послушно подхватил Грош.

— Злые вести за собою веду! — закатывая глаза, зловеще воскликнул я.

— Чур меня, чур! — Осенив себя знамением Всевышнего, мельник подстегнул мула и укатил восвояси.

Но селяне и не думали уходить, с интересом и опаской разглядывая наше импровизированное представление. Осторожно приблизился долговязый с косой и поинтересовался:

— О чем это вы талдычите, убогие?

— Знамение! — замогильным голосом возвестил я.

— Скоро, скоро вам всем будет! — злорадно обещал Грош. — За грехи ваши бесконечные, за деньки беспечные…

— Э-э… — осторожно проговорил другой селянин. — А что за знамение-то?

— Огонь небесный, звезда чудесная! — развлекался Грош, тряся фальшивой бородой.

Мы прыгали, бормотали, несли всякую чушь, которая, надо сказать, была не столь уж далека от правды. Наконец нам удалось привлечь внимание рыцарских слуг.

— Эй, голодранцы! — недовольно крикнул усатый оруженосец. — А ну, прекратите безобразить! Не видите — господа рыцари трапезничают!

Мы сделали вид, будто испугались — скрючились и заскулили. Не знаю уж, насколько убедительно вышло, да только селяне испуганно зашикали на оруженосца:

— Не обижай юродивых, мил человек! Не ровен час — проклянут!

— Прокляну! — мстительно пообещал Грош.

— А вот я ему сейчас язык отрежу — пусть тогда попробует! — спокойно сказал оруженосец, направляясь к нам с длинным кинжалом в руках. На острие был наколот только что отрезанный кусок мяса. Оруженосец, скрипнув по металлу зубами, отправил мясо в рот и встал перед нами, уперев руки в толстые бока.

— Не трогать! — донеслось со стороны рыцарей.

В нашу сторону направлялся капитан гвардейцев Ламберт собственной персоной.

— А ну-ка накорми странников! — приказал он оруженосцу. — Я с ними позже поговорю…

Оруженосец недовольно приказал следовать за ним. Похоже, план наш пока работал.

Нам дали каких-то объедков. Было противно, но пришлось изображать голодных нищих. Причем Грош так увлекся поеданием остатков с рыцарского стола, что у него сползла набок фальшивая борода. Впрочем, никто ничего не заметил.

Дали нам также немного вина. Я делал Грошу отчаянные знаки, чтобы он не прикасался к спиртному, но тот сделал вид, что не заметил, и хорошенько приложился к кувшину.

Увидев, что мы насытились, подошел Ламберт. Чуть в отдалении надменно застыл Стаффорд, поглядывая на нас с плохо скрываемой аристократической брезгливостью.

Надо сказать, мы постарались, чтобы и пахло от нас в соответствии с образом. Помимо убедительности, резкая вонь должна была уберечь нас от возможных побоев, к чему мы, разумеется, не испытывали склонности.

— Откуда вы, путники? — спросил Ламберт требовательным голосом — как на допросе.

— По свету скитаемся… — уклончиво промямлил Грош.

— А известно ли вам, что полагается за нищенство? — поинтересовался Ламберт. — Закон Империи отвечает на этот вопрос просто: повешение на ближайшем дереве! И я, как верный подданный Императора, должен сейчас вздернуть вас на этом вот суку…

Он кивнул в сторону усохшего дерева неподалеку.

Такой поворот не входил в наши планы. В конце концов — откуда нам знать имперские законы?!

— Так вот, — продолжил рыцарь. — Или вы говорите мне все, как есть, или я прикажу своим слугам подсушить вас на веревке…

Грош вдруг зашелся в диком истерическом смехе. Он упал на землю и принялся кататься, болтая в воздухе грязными конечностями. Я даже подумал, не тронулся ли он, часом, с перепугу?!

Но Грош неожиданно прекратил свои кувыркания, вскочил на четвереньки и забормотал, приближаясь к Ламберту:

— Не пугай нас, доблестный рыцарь! Ибо грядет смерть — одна на всех, для дворян-селян, королей-лекарей и людей-чертей!

— Ты говори, да не заговаривайся! — с угрозой сказал Ламберт, однако без особой уверенности.

— Звезда! — Грош ткнул в небо грязным пальцем. — Бух — и все! Вылез из звезды черный демон — теперь жди, когда он сожрет наше солнце!

— Демон из звезды? — недоуменно произнес Стаффорд и пожал плечами. — Чушь какая-то!

— Демон демонов, как сто Бетрезенов! — подхватил я. — Идет сюда, жрет города…

Селяне, подслушивавшие нас со стороны, принялись разбегаться с невнятными криками. Наверное, наше вранье выглядело довольно убедительным.

— Вы видели этого демона? — спросил Ламберт.

— А-а!!! — заорали мы с Грошем, испуганно прижимаясь друг к другу.

— Демон вылез из проклятой звезды! — хмыкнул Грош.

— Он лишил нас разума! — пожаловался я.

— Были мы людьми уважаемы… — бормотал Грош.

— Теперь же — всеми обижаемы… — заключил я.

— Кто видел его — стал безумцем! — завопил Грош. — Пронзил он наш разум черным трезубцем!

С трезубцем — это уже был перебор. Я одернул друга, но вино в нем рождало все более и более дикие образы…

Все, что нам было нужно, — сбить с толку и напугать рыцарей, заставив их остановиться, а лучше — повернуть вспять.

Но реакция их оказалась неожиданной.

— Хочу я встретиться с этим демоном, — поглаживая рукоятку меча, заявил Ламберт.

— Порубим его в лапшу! — мечтательно потер руки Стаффорд.

— Покажете нам, где его логово! — Ламберт повелительно ткнул в нас пальцем.

И зычно крикнул слугам:

— Эй, вы! Собираемся в путь!

Такой поворот не входил в наши планы. Но я сразу сообразил, что это к лучшему: теперь мы можем увести Ламберта и его отряд в совершенно противоположную сторону, где ему никогда не сыскать посланницу небес!

Переглянувшись с Грошем, мы поняли друг друга без слов.

И вскоре шумная процессия двинулась по равнине, уходя от дороги все дальше и еще дальше — от места падения звезды. Мы с приятелем перемигивались и хихикали, думая, как ловко мы одурачили благородных рыцарей и надеясь вскоре обрести заслуженную свободу от обязательств перед отцом Себастьяном.

Тогда нам это казалось удачной затеей.

Глава шестая,

в которой друзья проявляют несвойственное им коварство и удирают от разъяренных рыцарей

Поначалу мы с Грошем бодро топали впереди, якобы указывая путь. Но вскоре стали задыхаться от темпа, навязанного напирающими сзади всадниками. Тогда Ламберт приказал усадить нас на запасных коней. Ни Грош, ни я не умели держаться в седле, и слуги вдоволь нахохотались, наблюдая за нашими страданиями.

Рыцари же, напротив, становились все мрачнее. Возможно, они подозревали, что наши сведения, мягко говоря, не вполне достоверны. Но Ламберт упрямо двигался дальше — наверное, чтобы убедиться во всем лично.

Мы продвигались вперед до наступления темноты, когда Ламберт объявил привал.

Я клятвенно пообещал, что завтра мы выйдем к месту падения звезды и встретим чудовище. Ламберт выслушал молча, никак не проявляя своих мыслей.

Странно — но этой ночью нас почти не охраняли. Горел слабый костерок, у которого, сменяясь, дежурили сонные слуги. Рыцари спали в походном шатре. Грош остался следить за спящими, я же осторожно прокрался за пределы лагеря.

Не знаю уж, откуда у меня взялась эта уверенность, но я, озираясь, позвал сдавленным шепотом:

— Заг! Заг, ты слышишь?

— Слышу, слышу, — отозвался знакомый голос.

Навстречу мне из тьмы показался сутулый силуэт. И как он только поспел за нами?

— Чего надо? — осведомился вор.

— Такое дело, — сказал я и вкратце обрисовал происходящее.

Закончил словами:

— Похоже, Ламберт не знает, что посланник — девушка. Я ни разу не слышал в разговорах «посланница» или «она». И главное — похоже, они поверили, что посланник — демон.

— И что же теперь? — без особого интереса спросил Заг.

— Ну… — замялся я. — Может, покажем им какого-нибудь монстра? Он их напугает, сожрет или они убьют его — и уберутся восвояси. А посланница достанется вам — если найдете…

Голос мой дрогнул при упоминании об Иноэль. Но вор истолковал мою неуверенность по-своему:

— Нет уж — искать ее будете вы! А про демона — это неплохо придумано… Хм…

Он задумался, даже присел на краешек камня. Наконец поднялся, сказал:

— Будет вам демон. Поведете отряд к Урчащим камням.

— Где это?

— Пару часов ходьбы к востоку — вон за теми холмами. Верхом — еще быстрее. Но постарайтесь задержать Ламберта, чтобы я успел организовать встречу…

Вор подозрительно хихикнул. И исчез во мраке.

Я же незаметно вернулся в лагерь.

Остаток ночи я спал плохо, мучаясь кошмарами. Потревоженная совесть не давала мне покоя, я чувствовал себя коварным предателем. И сколько ни убеждал себя, что Ламберт — враг Иноэль, легче мне от того не становилось.

Наутро, разбитый и унылый, поправив натирающую лицо фальшивую бороду, как и приятель, взгромоздился на лошадь и повел отряд к Урчащим камням.

Не знаю, как Ламберт и его спутники, а сам я со страхом увидел эти зловещие нагромождения булыжников и подымающийся отовсюду пар. Каким-то глубинным чутьем ощутил близость чего-то потустороннего, нечеловеческого…

И вдруг там, за камнями в небо ударила тугая струя пара. И тут же по округе разнеслось жуткое смешение бурлящей воды и звериного рева.

— А здесь-то, похоже, действительно нелюди обосновались, — вынимая из ножен меч, сказал Стаффорд.

— Только говорит ли это о том, что дело в упавшей звезде? — спокойно заметил Ламберт и со звоном извлек на свет Андогур. — И нет здесь демонов, смотри — определенно земля нежити!

Солнце заискрилось в грозном металле, и, словно услышав вызов, за камнями задвигалось что-то огромное, страшное…

В тот же миг оруженосцы ловко перебросили хозяевам длинные копья. Рыцари подхватили притороченные к седлам щиты и с лязгом задвинули забрала шлемов.

— Эй, вы! — крикнул через спину Ламберт. — А ну, давайте назад! Сожрут вас — кто господам прислуживать будет?!

Ни слуг, ни тем более нас с Грошем не пришлось особо уговаривать. Мы отъехали назад и укрылись за ближайшим холмом, наблюдая за происходящим издалека.

А потом земля дрогнула. Не успел я и глазом моргнуть — как в струях грязи пара, разбрасывая острые камни, взвилось в воздух огромное крылатое тело. Отвратительный смрад долетел до наших ноздрей, и понял я: так пахнет Смерть.

Тварь взвилась в небо, ударяя по воздуху кожистыми, крыльями сплошь в дырах и струпьях, подтягивая под себя когтистые крылья.

Заржали в страхе лошади — но только не привычные к сражениям кони рыцарей. Те, напротив, лишь прочнее встали, вбив копыта в сухую мертвую землю.

А тварь уже развернулась — и бросилась на рыцарей, поливая их зловонным дыханием смерти. Рыцари успели прикрыться щитами. Стаффорд оказался ближе — и швырнул в нее тяжелым копьем.

Мимо.

Чудовище, почуяв угрозу, метнулось в сторону и сделало новый заход, обдавая противника убийственным дыханием. Лошади покачнулись, ощущая предательскую слабость.

Даже издалека было видно, что рыцарям не уйти от беды. И я мысленно обратился ко Всевышнему: не желал я стать виновником гибели этих людей, не причинивших мне вреда, более того — обращавшихся со мной благородно в соответствии с тем образом, что я выбрал для их обмана…