— Ну, брат, это не дело. Ты же драться не умеешь! Куда тебе в Невендаар соваться?

Я не ответил. Сел по щиколотку в воде, осторожно снял лютню, осмотрел. Вроде бы не повредил…

Обида и злость разъедали душу, и в ней больше не было места для вдохновения.

Я был не просто повержен в драке. Я получил серьезный урок жизни.

А мой милосердный победитель продолжал разглагольствовать, стоя надо мной и задумчиво сложив на груди руки:

— Слушай, приятель. Еще не поздно вернуться на корабль — вон они только грести собираются. Сейчас крикнем — и отправишься домой, к мамочке…

Договорить я ему не дал: вскочил и снова бросился на обидчика. На этот раз он даже увертываться не стал — просто, не особо напрягаясь, толкнул меня ладонью в грудь, умудрившись при этом перехватить за гриф лютню. Я кубарем полетел обратно в воду, а Грош остался стоять, с любопытством вертя инструмент в руках. Ударил по струнам — и лютня отозвалась отчаянно фальшивым звуком.

— Не смей трогать инструмент! — заорал я.

Стоя по колено в воде, мокрый, со сжатыми кулаками и диким взглядом, я, очевидно, произвел впечатление на Гроша.

— Да ладно, забирай. — Он протянул лютню. — Только учти: сунешься ко мне еще раз — получишь по носу.

Я вырвал у него из рук лютню и некоторое время стоял, тупо уставившись на нее. Кровь еще не перестала бурлить, смесь злости и обиды по-прежнему отравляла мой ум.

Потом мы молча сидели на камнях, глядя вслед медленно уходящей ладье. Я успокоился, не избавившись, однако, от желания поквитаться — мысли, недостойной барда, но типичной для опозоренного юноши.

— Ладно, — сказал наконец Грош, решительно хлопнув себя по коленям. — Я тут подумал — не все так плохо…

— Надо же, как интересно! — желчно отозвался я. Одежда никак не желала сохнуть, я успел порядком замерзнуть и теперь мелко трясся и стучал зубами.

— Я серьезно, — сказал Грош. — Поразмыслив здраво, я вот что решил: мы оба не лишены недостатков…

— Я рад, что ты это признаешь, — заметил я, несколько смягчаясь. В конце концов, эти слова отдаленно походили на извинения.

— Вот-вот. С другой стороны, у каждого из нас есть определенные достоинства. Скажем, я — весьма ловкий малый. У меня чутье на удачу, со мной охотно общаются люди и еще охотнее — делятся своим имуществом…

— Что-то я не вполне понимаю…

— Ты же, как видно, куда лучше меня знаешь эти земли и местные обычаи…

— Ну… — Эти слова смутили меня. Действительно: голова моя набита легендами и сказаниями — но можно ли считать это настоящим знанием местности и ее обитателей? Это довольно опасное заблуждение. Ведь для того я и прибыл сюда, чтобы самому ощутить правду Невендаара. Но, похоже, мой собеседник не владел и такими сомнительными сведениями об этой стране.

— …так что вместе мы можем стать весьма удачливой компанией, — закончил Грош и лихо подмигнул. — Я предлагаю объединить наши усилия. Будь моим компаньоном!

Грош с готовностью протянул мне руку. Я же посмотрел на нее с некоторым сомнением.

— Компаньоном в чем? — осторожно спросил я. — Я пришел сюда за вдохновением. А чем тебя влекут эти земли? Что ищешь ты?

— Так его же — вдохновение! — воскликнул Грош. — Только тебя вдохновляют старинные баллады, а меня — сокровища!

— Сокровища?! — Я подскочил на месте так, что Грош отдернул руку, испуганно подавшись назад.

— А что тебя удивляет? — Он пожал плечами. — Мертвые земли древней Империи должны быть просто набиты кладами и всякими там диковинами. Войны унесли много жизней — но золото ведь никуда не делось. Я нюхом чую — надо скорее пошарить в этих местах, пока то же самое не пришло в голову каким-нибудь другим умникам. Пока что их сдерживает лишь страх — кто знает, что творится на этих землях? Но скоро, очень скоро сюда ринутся целые толпы кладоискателей! Так что у нас с тобой есть прекрасный шанс собрать сливки…

— Это же мародерство! — возмущенно заявил я. — Копаться на могилах погибших воинов…

— Это как посмотреть, — возразил Грош. — Можешь считать, что это — ученая экспедиция…

— Научная… — машинально поправил я.

— Вот-вот! — подхватил хитрый Грош. — Ты собираешь свои истории, а я — факты. В золотом и бриллиантовом эквиваленте.

Наверное, мой взгляд был довольно красноречив, и Грош перешел к более весомым аргументам. Он залез за пазуху своей щегольской рубахи и извлек небольшой, но массивный предмет. Что-то вроде пряжки из темного металла, изготовленной искусно, из витиевато переплетенных полос, складывающихся в незнакомые мне символы. Посередке загадочно отсвечивал крупный зеленоватый камень.

— Что это? — спросил я, завороженно глядя на эту штуковину.

— Изумруд. Что, никогда не видел гномьего амулета? — усмехнулся Грош.

— Нет. — Я помотал головой, невольно протягивая руки к удивительному предмету.

Грош, словно играя со мной, отдернул руку:

— Как же ты собираешься сочинять свои баллады, если никогда не видел даже вещиц из Невендаара?

— Откуда у тебя это? — спросил я.

— Так, по наследству досталось, — уклончиво ответил Грош, пряча амулет обратно за пазуху.

Меня осенила неприятная догадка.

— Ты что же — украл ее у того гнома?! — дрожащим голосом произнес я.

— Почему — украл? — пожал плечами Грош. — Просто позаимствовал. Хороший амулет никогда не помешает. Особенно в таких неспокойных местах…

— Ты — вор… — произнес я не столько вопросительно, сколько констатируя факт.

Грош обиженно поджал губы:

— Я вовсе не вор! Мое призвание — поиск кладов. Клад — это то, что лишено хозяина, а стало быть, ничье. Не надо было разбрасывать амулеты по всей палубе…

— Он же спал…

— Вот именно!

Я не знал, что сказать. Мне еще не приходилось иметь дело с такими мошенниками. Бродяги, что забредали в наш тихий уголок, тоже бывали не в ладах с законами и обычаями. Но Грош обладал тем, чего не было у скитающихся по свету оборванцев, — ослепительной улыбкой и непробиваемым обаянием. Трудно было не дрогнуть и не пойти на поводу у этого хитреца.

И моя уверенность пошатнулась.

— Даже не знаю… — с сомнением проговорил я. — Я против воровства и разорения легендарных земель. Это же просто отвратительно!

— А кто говорит о воровстве? Земли эти пусты и мертвы! — настойчиво убеждал Грош. — Так ведь говорят твои саги?

— Да, но…

— Значит, богатства Империи — ничьи! И защитить их от всяких негодяев — наш святой долг! А представь — нагрянут сюда толпы жадных торговцев — и превратят твой гордый Невендаар в большой базар. А ты так и не успеешь увидеть его в, так сказать, первозданном виде…

Надо отдать должное хорошо подвешенному языку Гроша. Наверное, он мог бы убедить кого угодно и в чем угодно — даже доказать гному, что он в действительности — толстый усатый эльф, а эльфу, что тот — рахитичный недоразвитый гном.

Но нельзя забывать и про мою тогдашнюю наивность и впечатлительность. Так же, как когда-то я жадно впитывал невероятные рассказы менестрелей, теперь я был готов поверить этому болтливому проходимцу. Наверное, так и творится история — из трусости одних, глупости других и безграничного авантюризма третьих.

— К тому же есть еще один момент, — видя мои колебания, продолжил Грош. — Даже в этих странных краях все равно надо будет как-то добывать себе пропитание…

— Я буду зарабатывать игрой на лютне и пением! — заявил я.

— Это если там есть, кому тебя слушать, — парировал Грош. — К тому же что ты знаешь о местных вкусах? Лично я полагаюсь на обаяние и ловкость. И меня просто обожают женщины, особенно скучающие вдовушки — а таких после последних войн должно быть предостаточно. Так что в разных ситуациях мы с тобой не дадим друг другу помереть с голоду. Согласен? Или ты по-прежнему боишься?

Я был молод и глуп. Но и в те времена не был трусом.

— Так по рукам? — Грош снова подставил ладонь.

— По рукам!

Так мы впервые пожали друг другу руки.

Дружба — странная штука. Иногда она сталкивает совершенно противоположных людей и существ. Так эльфы, наверное, дружат со своими деревьями, а гномы — с угрюмыми скалами. Так было и в нашем случае.

Кто тогда мог подумать, что дружба наша станет крепче заговоренной гномами стали?

Мы были очень разными, но судьба будто специально окунула нас в бурлящий котел событий, в котором мы стали удивительным образом дополнять друг друга. Я был уверен, что ловкий Грош способен вывернуться из любой, даже самой сложной ситуации (сейчас остается лишь посмеяться над моей тогдашней наивностью). Грош же, раскрыв рот, доверчиво внимал моим пересказам древних легенд (теперь давайте похохочем над этим самоуверенным ловкачом).

Так, вполне довольные друг другом и уверенные в успехе общего предприятия — каждый в своей, особой области, — мы двинулись по едва различимой тропе в сторону черных Драконьих скал.

Навстречу удивительным событиям.

В самую пасть тьмы.

Глава третья,

в которой Свидрик пробует себя в роли барда, наблюдает редкое астрономическое явление и спасается бегством

Перевал был не слишком высок, но идти по нему было чрезвычайно трудно. Тропа терялась среди многочисленных обвалов, и нам приходилось то и дело взбираться на огромные кучи обломков, спускаться в глубокие провалы. Над головой, словно уменьшенные копии древних драконов, кружили терпеливые грифы — не торопясь, словно заведомо зная: обед никуда не денется, и эти глупцы скоро станут тем, кем и положено становиться забравшимся в эти места, — падалью.

Первая же ночь доставила нам немало страху: вокруг, не смолкая, душераздирающе выли какие-то твари, и мы невольно жались друг к другу у жалкого костерка, что удалось соорудить из найденных в округе немногочисленных корявых сучьев.

Чтобы заглушить отвратительные звуки, я наигрывал на лютне незамысловатую мелодию, пытаясь разрядить обстановку песней:

Ватагой дружной через лес
Бродяги смело шли.
Искали злата и чудес
И к озеру пришли…

— Хорошая песня, — вставил Грош. — Прям про нас с тобой. Только озера здесь никакого нет, да и леса тоже…

Я продолжал:

Один воскликнул: «Знаю я:
Богатства под водой!»
Нырнуть собрался,
Но второй сказал ему: «Постой!


Смотри, как холодна вода,
Темна, не видно дна,
Оставь — там ждет тебя беда,
Погубит глубина!»


А третий пятится назад
В глазах его испуг:
«Друзья, совсем уж я не рад,
Не чую ног и рук…»

— Неправильная какая-то песня, — заметил Грош. — Чего они боятся? Раз уж пришли — так хватай и беги!

А я пел, перебирая струны, уставившись на языки пламени:

Четвертый в страхе говорит:
«Послушайте, друзья!
Ведь то не дерево скрипит,
То духи говорят!»


А пятый спрятаться спешит
Среди дурман-травы.
«Злой демон злато сторожит,
Не снесть нам головы!»


Шестой вдруг бросился в бега,
Лишь крикнул слабо в ночь:
«Зловещи эти берега,
Скорей отсюда прочь!»

— Чего-то мне не по себе, — кашлянув в кулак, сказал Грош. — Когда же закончится эта неприятная история?

И лишь седьмой остался там.
Он в озеро шагнул,
Сундук на берег вынес сам,
Под крышку заглянул…

— Вот это славный конец! — воскликнул Грош. — Хорошая награда за упорство и любознательность… — Он сделал паузу, посмотрел на меня, поднял бровь. — Что… Не конец еще?

Я помотал головой.

Но не нашлось в нем ничего —
Лишь сорная трава.
И мертво смотрит на него
Его же голова…

— Эх, да чтоб тебя разорвало! — вскричал Грош, вскакивая. — Что же это за история такая?! И без того душа в пятках, а ты про мертвые головы тут рассказываешь! Да и как этот парень мог видеть свою же голову?!

— Так в песне поется… — оправдывался я.

— Поется… А повеселее ничего нет?

Четно говоря, я никогда не задумывался, насколько жуткой может оказаться история, если поведать ее в подобающей обстановке. В родных краях песенка про семерых бродяг казалась просто забавной шуткой…

— Да есть вроде и повеселее… — неуверенно сказал я и снова запел:

Опять веселье до утра —
У гномов пир горой.
Вовсю хохочут мастера
Горланят: «Хой-хой-хой!»


Рекою пиво уж течет,
Но крикнул юный гном:
«Нам мало пива, где еще?
Дай бочку мне — вверх дном!»


Смеются все, а наш герой
На стол залез, храбрец.
Бултых — и в пиво с головой,
И песенке конец…

— Да что же это такое! — возмутился Грош. — И это, по-твоему, — веселая песня?!

Я и сам уже понял, что весельчак из меня никудышный: еще немного, глядишь — и сам зарыдаю от страха.

— Тоже мне — поэт! — разорялся Грош. — И какой от тебя только прок, если ты даже человека развеселить не можешь?!

— Я менестрель, а не шут! — в сердцах выкрикнул я. — Мое дело — не смешить, а пробуждать в людях высокие чувства!

— Ага — желание наделать в штаны со страху! — ехидно парировал Грош.

— Да ты ничего не понимаешь, — пыхтел я. — Ты… Ты…

В следующий миг произошло нечто странное.

Смолкли вдруг мерзкие ночные звуки. И наступившая тишина показалась еще более пугающей, чем окружавшая нас вакханалия звуков. Мы тоже замолчали, настороженно вслушиваясь в эту ватную тишь.

И вдруг скалы осветились мертвенным, дрожащим голубоватым светом. Не сговариваясь, мы подняли глаза к ночному небу.

Там, в вышине, оставляя за собой рассыпающийся искрами след, неслась голубая звезда. В лицо ударило теплым ветром — несильно, даже как-то бережно…

— Падает… — зачем-то прошептал я.

— Ага… — столь же тихо отозвался Грош.

Звезда прочертила в небе бледную, таящую полосу и исчезла за скалами. Через несколько мгновений где-то далеко-далеко, в той стороне, ослепительно вспыхнуло.

И вновь наступил мрак.

Тут же, словно выйдя из оцепенения, взвыли ночные твари — осатанело, будто неистово хотели наверстать упущенное время.

— Это знамение… — гробовым голосом сказал я. Не собирался я больше пугать приятеля — по-другому не вышло.

— С чего ты взял, что знамение? — неуверенно спросил Грош.

— Чувствую… В Невендааре ничего не происходит случайно. А часто ли ты видишь такие странные падающие звезды?

— Нет у меня привычки в небо пялиться, — развязно заявил мой компаньон. — Я не романтическая барышня, я деловой человек. И вообще…

Что должно было последовать за этим «вообще», я так и не узнал — к привычному уже вою и визгу добавились новые звуки — движения, шуршания камней. И тут же со стороны узкой расщелины поползли в нашу сторону зловещие тени.

— А… — пробормотал я. — Что это?

— Где? — Грош подпрыгнул на месте и обернулся.

На фоне размытых черных силуэтов теперь явственно светились бледные зеленоватые глаза.

Многочисленные рассказы, передаваемые из уст в уста и дошедшие однажды до моих ушей, не несли в себе достоверных описаний. Но я и без того догадался, кто пожаловал к костру — по наши души.

— Нежить! — заорал я.

Заглушив меня, разразился воплями Грош. Он бросился к костру, и мне даже показалось на миг, что у него помутился рассудок: вместо того чтобы бежать сломя голову, он принялся ворошить костер. В сторону незваных гостей полетели горящие поленья. Из темноты донеслось рычание — недовольное и, похоже, несколько удивленное. Но рассчитывать на испуг зловещих пришельцев было глупо.

— Бежим! — завопил Грош и бросился наутек.

Я успел подхватить сумку и драгоценную лютню и, спотыкаясь о камни и корявые корни, поспешил следом. Обиженное рычание толкало в спину, как ураганный ветер.

Все-таки Грош был ценным приобретением в моем путешествии: в подобной ситуации я ни за что не догадался бы захватить с собой горящую головню — что и сделал мой ушлый попутчик. Надо было освещать себе путь — противное грозило переломом ног и следующей за этим неизбежной встречей с преследователями.

Впрочем, ужасные тени быстро отстали: то ли были изначально неторопливы, то ли потеряли к нам интерес. А может, сами испугались нашей бурной реакции.

Хотя если подумать — откуда взяться нежити на землях Империи? Какие-нибудь неприкаянные бродяги, охотники за заблудшими душами…

Результатом бегства стало другое, не менее удручающее обстоятельство: мы заблудились. И без того едва различимая тропинка напрочь растворилась в ночи.

— Замечательно, — бормотал Грош, наспех сооружая новый факел, пока не истлела выхваченная из костра головня. — Только этого нам не хватало…

— Может, остановимся и дождемся утра? — робко предложил я.

— Нет уж, дудки! — решительно сказал Грош. — Я теперь ни минуты на месте не усижу — мне всюду будут эти самые мертвяки мерещиться. О, смотри: легки на помине!

Я поначалу подумал, что Грош говорит о нежити. Но, посмотрев себе под ноги, понял, о чем говорит приятель.

Поперек дороги лежал человеческий скелет.

— Ох… — пробормотал я. — Кто это его?

— Его? — усмехнулся Грош. — Я бы сказал — «их»!

И сделал широкий жест, словно представлял мне своих добрых знакомых. Хотя вряд ли можно было бы кого узнать в огромных грудах выбеленных временем костей, края которых терялись в ночи.

— Интересно, что здесь такое произошло? — задумчиво сказал Грош. — Уж не твоя ли нежить постаралась?

Ответ пришел сам собою: едва мы сделали несколько шагов по отвратительно хрустящей поверхности, из мрака выплыло нечто ужасное.

— Что это? — сглотнув, сипло спросил Грош.

Я не сразу нашел в себе силы ответить. В конце концов, я сам впервые видел подобное. С трудом заставил себя сказать:

— По-моему, череп…

— Вижу, что череп. Но чей? Грош будто боялся сказать вслух это слово.

— Череп… дракона, — выдавил я.

Мы как загипнотизированные двигались вперед, сквозь узкое ущелье, и теперь стал виден мощный хребет, изогнутые, как гигантские сабли, ребра и длинные, но легкие кости крыльев. В тот момент останки этой твари показались мне просто чудовищными. Я не знал еще, что найденный нами экземпляр был довольно скромных размеров.

— На костях лежит, — пытаясь казаться развязным, сказал Грош. — Наверное, подох от обжорства…

— Ты бы это… Почтительнее о драконах. Все-таки эти скалы — их территория, — напомнил я.

— Кто спорит… — осматривая смешанное, драконье-человеческое кладбище, сказал Грош. — Наверное, здесь у него было логово. Или гнездо — что там полагается этим тварям?..

Я подошел к черепу. Пожалуй, я спокойно уместился бы в пасти его хозяина. Но к естественному страху теперь примешалось новое чувство.

Благоговение. Я впервые столь остро почувствовал, что прикоснулся к легендарному миру своих детских грез. Пусть в действительности все оказалось не столь сверкающим и привлекательным, пусть мир этот был наполнен странными, порою отталкивающими видами, звуками и запахами — он был реален, и я сам уже стал его частью.

Рука сама собою, против моей воли, протянулась к зияющему провалу глазницы. Пальцы ощутили шершавую поверхность остатков чешуи.