— Не трогай, — брезгливо сказал Грош, но я не слушал его. Остов чудовища манил к себе, как манит иногда, завлекая страхом, сырой темный подвал, как притягивает взгляд морская бездна…

Провел ладонью по прекрасно сохранившейся верхней челюсти. Удивительно — зубы монстра были по-прежнему остры, как иглы, и торчали, ощетинившись в несколько рядов. Попробовал остроту на ощупь и, вскрикнув, отдернул руку: в ладони, в бледном свете факела, сверкнули капельки свежей крови.

— Что такое? — беспокойно спросил Грош.

— Да так, ничего… — пробормотал я, продолжая разглядывать ладонь.

В ней остался выпавший драконий зуб. Не столь большой, как выпирающие наружу клыки, но от этого не менее жуткий. Воровато оглядевшись, словно боясь быть уличенным в неприглядном поступке, я спрятал зуб в сумку.

Это был мой первый трофей на землях Невендаара.

Пофилософствовать на эту тему мне не пришлось. Я спиной почувствовал движение, и в душу хлынул страх. В следующий миг Грош отшвырнул меня в сторону. Неловко взмахнув руками, я рухнул в груду человеческого праха. Подо мной жалобно затрещали кости, рот наполнился пылью, но мне было не до ее вкусовых качеств: я резко обернулся, надеясь, что мне просто почудилось, будто ожили под ногами человеческие останки…

Ведь тех, кто, пошатываясь, медленно заполнял собою узкое ущелье, трудно было назвать живыми…

— Что за чертовщина… — в панике бормотал Грош. — Это же мертвецы…

— Нежить… Зомби… — вырвалось у меня первое, что пришло на ум.

В ответ раздалось утробное рычание. Нежить все прибывала и прибывала, заполняя собой пространство — не было даже и речи, чтобы пробиться обратно. За спиной же скалы предательски смыкались.

То ли в насмешку, что ли желая пострашнее подсветить действо, из-за обломанных каменных вершин вылезла луна. Выглянула краешком, будто подглядывая с любопытством: чем же закончится дело?

Мертвяки не спешили разделаться с нами. Они вообще уже никуда не спешили.

— Дорогу нам отрезали! — сообщил Грош. — Ты, случайно, не знаешь, чего боятся эти твари?

— Мертвые ничего не боятся… — проговорил я.

Замершие впереди фигуры разом повернулись на звук и, низко рыча, двинулись в нашу сторону.

Я не выдержал и заорал.

Так громко, отчаянно, что мне показалось, будто дрогнула земля. Замолчал, сорвав голос, и с изумлением понял: земля действительно дрожит, а сверху на разгулявшуюся нежить сыплются камни!

— Мортис меня раздери… — пробормотал Грош, втягивая голову в плечи. — Нежить или булыжники — какой богатый выбор! Лично я бы предпочел чашу вина и хорошенько выспаться…

Огромный камень, отскочив от наклонной базальтовой стены, снес с ног ближайшего зомби, что уже тянул к нам скрюченные пальцы. Булыжники плясали, как разбушевавшиеся мячи, и я потрясенно видел: они словно видели свои цели, с беспощадной ловкостью сшибая нежить!

Я протянул вперед руку в желании выкрикнуть какую-то догадку…

Но в этот миг что-то звонко лопнуло в моей голове, и мир вокруг, и без того лишенный красок, померк окончательно…

Глава четвертая,

в которой Свидрик и Грош, сами того не желая, попадают в гости

С трудом разлепив глаза, прислушался к своим ощущениям. Признаться, были они странные. Я сразу понял, что потерял сознание и очнулся в каком-то незнакомом месте. Но голова почему-то совсем не болела, напротив — тело охватила приятная теплота. Я не смог удержаться — и расплылся в довольной улыбке.

— О, очнулся, — раздался знакомый голос. — А мы уж думали — оставлять тебе жратвы или как? Остывает, и смотреть на нее сил нету — в животе прямо демоны воют!

— «Мы»? — произнес я и проснулся окончательно.

Не без усилия сел, скинул с себя какие-то жаркие, пахучие шкуры, огляделся.

Перед глазами все еще плыло, и я не сразу узнал ухмыляющееся лицо приятеля, который с аппетитом уплетал что-то из миски, подозрительно напоминающей крышку черепа. Грош не переставал разглагольствовать, но мой вялый ум не поспевал за его болтовней.

Зато я понял, что мы находимся в какой-то пещере — как ни странно, довольно уютно обустроенной: с циновками и шкурами на красноватых стенах, с многочисленной кухонной утварью и драпировками из грубой ткани. Посреди пещеры горел небольшой аккуратный костерок, над которым в подвешенном закопченном котелке булькало какое-то варево. Запах распространялся непривычный, но вполне приятный.

— Где моя лютня? — беспокойно спросил я.

Грош удивленно запнулся, покачал головой и рассмеялся:

— Во дает! Его чуть не пришибло, а он о своей бандуре трясется! Не волнуйся, тут она…

— Что это за место? — успокоившись, спросил я. — Не знаю, — легкомысленно ответил Грош. — Но хозяйка радушная и приятная в обхождении. И к тому же жизнь нам спасла…

Я вспомнил, как странно летали камни, раскидывая во все стороны ночную нежить, и с сомнением огляделся вновь.

— Что же это за хозяйка, что землю трясет и повелевает камнями? — проговорил я.

— Да какая разница? — отмахнулся Грош. — На лучше, подкрепись!

И протянул мне миску с пахучей жижей. Я даже не удивился, увидев, что торчащая из нее ложка сделана из куска кости — на вид человеческой. В прежние времена меня, наверное, просто вырвало бы от отвращения. Но недолгое пребывание в Невендааре успело начисто избавить от природной брезгливости. К тому же после долгого пути и пережитых страхов есть хотелось просто мучительно. Я и глазом моргнуть не успел, как уже выскребал ложкой дно миски.

— Вкусно? — раздалось прямо надо мной.

От неожиданности я выронил миску, ложка полетела к стене. Грош захихикал, засмеялся и тот, что так неожиданно подкрался ко мне со спины.

Вернее — та. Это была невысокая смуглая женщина с раскосыми глазами-щелочками, наряженная в холщовое платье, расшитое странными узорами и украшенное кусочками меха. На голове у нее был так же расшитый бисером головной убор, из-под которого пробивались седые пряди. Она действительно выглядела довольно милой, улыбалась, но глаз ее я не видел.

— Это вы спасли нас? — спросил я, чтобы скрыть необъяснимое беспокойство.

— Кушай-кушай! — ласково сказала женщина и даже погладила меня по плечу. От ее прикосновения я вздрогнул.

— Спасибо, было вкусно, — сказал я, отодвигая от себя миску. — Кто вы, уважаемая?

— Еще кушать? — вместо ответа поинтересовалась она, и в ее голосе послышался незнакомый акцент.

Я помотал головой.

— Вот и хорошо! — сказала женщина и протянула мне чашу, над которой клубился густой пар. — Пей.

— Э-э-э… — протянул я, принимая чашу. — Что это?

— Целебно это, — отозвалась женщина, продолжая пристально смотреть на меня. Словно какие-то силы сами подняли мои руки и отправили в рот обжигающий отвар.

А женщина тихо напевала себе под нос на непонятном, гортанном языке.

В голове разом заиграли небесные трели, стало еще более легко и приятно…

— Вы — колдунья? — ляпнул я.

— Шаманша я, — отозвалась женщина, отобрала миску и направилась к костру. — В этих скалах хозяйка. С тех пор, как здесь не осталось драконов, только я и слежу за перевалом. Нельзя, чтобы за дорогой никто не следил. На то она и дорога, чтобы одни по ней шли, другие мешали тем, кто идет, а третьи решали, на чьей стороне правда. Пройти дорогу — это как пройти жизнь. И в этих местах я решаю, кто и как ее пройдет…

Я вспомнил дрожащую землю и пляшущие камни, и мне стало не по себе. Эта женщина, видимо, и впрямь была хозяйкой этих мест.

Достойная замена ушедшим драконам…

Она сняла с огня котелок и плеснула в огонь оставшиеся капли из моей чаши. Пламя шумно пыхнуло, словно в него плеснули кувшин масла, и в этом жарком зареве я увидел себя.

Странно, очень странно видеть себя со стороны. Немногие из магов способны к таким штукам, но теперь я явственно видел себя, спрыгивающего с корабля на землю Невендаара, бредущего меж скал, протягивающего руку к драконьему костяку…

— Ай-ай-ай… Нельзя смертным дракона касаться — даже мертвого… Много, много несчастья тебе будет. — Голос шаманши ворвался в мой разум, разогнав туманные картинки. — Зря ты, чужеземец, пришел в эти земли…

— Несчастья? — Голос мой дрогнул. — И что же — я погибну?

Шаманша тихо рассмеялась:

— Ох и насмешил ты меня, мальчишка… Будто смерть — это самое страшное! Смерть — всего лишь часть пути, приятное избавление от мук, принесенных жизнью…

— Ага, я тоже такое слышал, — вставил Грош, что с любопытством разглядывал хозяйкину утварь — брал в руки, вертел, ставил на место. — Да только еще помучиться хотелось бы. Да подольше…

— Здесь многим выпадает именно такая доля, — туманно сказала шаманша. — Может, и тебе доведется почувствовать холод вечной жизни…

— Я бы не прочь, — усмехнулся Грош. — Какая бы ни была жизнь — но если она вечная…

— Замолчи! — шикнул я на приятеля. Уж больно мне не понравились огоньки, сверкнувшие в глазах-щелочках хозяйки. — Простите его, милая женщина.

Хозяйка неприятно хихикнула:

— Сроду меня не называли милой женщиной. И в благодарность за эти слова я исполню ваши желания…

Шаманша приблизилась ко мне, и глаза ее вдруг широко раскрылись, сверкнув желтоватым огнем.

— Ты шел сюда, чтобы увидеть чудесное, то, чего не встретишь в окраинных землях, — сказал она, водя у меня перед глазами морщинистой рукой. — Я покажу тебе чудеса — такие, что никогда не увидишь при жизни…

— Что? — пробормотал я. — Что вы имеете в виду?..

— …а заодно — избавлю от неизбежных несчастий, что ждут тебя здесь. Ведь не их ты искал в Невендааре?..

И прямо в лицо мне сдула с ладони легкую серую пыль.

Я почувствовал, как заволакивается мой взор, всплывают предо мною удивительные картины, такие, что не видел — и никогда не увижу больше.

Потому что умираю.

Сладкой, как мед, смертью…

— Что вы с ним сделали? — долетел до угасающего сознания голос Гроша.

— Это не я, — прошелестел голос шаманши. — Это яд Мортис — убийственный и милосердный. Ты хотел вечной жизни? Что ж, это привилегия нежити. Получи и ты благословение Мортис…

…Когда я очнулся снова, мне уже не было так легко и приятно. Голова гудела, тело ломило, будто меня избило давешним камнепадом…

Единственное, что радовало, — это солнце над головой. Я застонал и заставил себя подняться. По правое плечо высились скалы, по левое — начиналась холмистая равнина, поросшая желтоватой травой. На траве, глядя в небо, задумчиво жуя травинку, растянулся Грош.

— О-о… — простонал я. В голове что-то пульсировало, желудок стремился расстаться с и без того скудным содержимым. — Мне приснился ужасный сон. Будто мы попали в пещеру какой-то шаманши, и она из нас решила мертвяков сделать…

— Хотел бы я, чтобы все это оказалось сном, — проворчал Грош. — Да только во сне не приходилось мне еще таскать полудохлых менестрелей, да еще с бандурой в придачу!

Я напряг память и похолодел от ужаса. Посмотрел на приятеля, словно не веря, что все еще его вижу.

— Чего ты на меня уставился? — лениво спросил тот.

— Она хотела убить нас… — медленно сказал я.

— Точно, — невозмутимо отозвался Грош. — Шаманы — странный народ. Никогда не знаешь, что у них на уме…

— Она отравила нас ядом Мортис, — продолжил я. — Я ведь точно знал, что умираю. Отчего я все еще жив? Странно…

— Ты будто не рад? — усмехнулся Грош. — Ну и меня отравили — да только не до конца, видимо. Я очнулся — тебя схватил и тикать… Хорошо, что хозяйка по делам отлучилась…

Он нервно хихикнул, и я понял, что за его бравадой скрывается самый обыкновенный страх.

— Непонятно… — повторил я. — Если это действительно был яд Мортис — у нас не оставалось ни малейшего шанса. Это один из самых смертельных ядов… Значит, что-то у этой шаманши не вышло…

— Посолить забыла, когда яд готовила, — ехидно предположил Грош.

Я пропустил это мимо ушей, растерянно ощупывая себя, будто все еще не веря в собственное спасение. Рука наткнулась на что-то и сама извлекла из складок одежды маленький предмет.

Зуб дракона.

— Может, это спасло меня? — проговорил я, разглядывая сверкающий жемчугом зуб. — Вроде оберега? Да нет, я ведь все равно потерял чувства…

Грош посмотрел на меня, и улыбка сползла с его физиономии. Он полез за пазуху и извлек небольшой предмет. Сказал задумчиво:

— Оберег, говоришь?

В руках он вертел тот самый гномий амулет с изумрудом посередке. В моих глазах эта небольшая вещица обрела вдруг новое значение, разом перевернув мое отношение к рукотворным предметам.

Это там, на тихих окраинах, вещи имеют простое, раз и навсегда установленное назначение. Коса — чтобы косить, топор — чтобы рубить, драгоценный камень — чтобы украшать перстень лорда.

Здесь же, на просторах Невендаара, никогда нельзя быть уверенным, что предмет, случайно найденный или находящийся в чьих-то руках, не несет в себе скрытую силу. Это и пугало, и заставляло сердце биться чаще, намекая на то, что все здесь насквозь пропитано магией…

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — медленно спросил Грош.

— Да, — уверенно сказал я. — Этот амулет уберег тебя от смертельного яда. А заодно и меня — когда ты волок меня на себе от этой милой, гостеприимной женщины…

— Надо же… — произнес Грош, разглядывая амулет. Потом хитро улыбнулся и сказал, пряча вещицу обратно. — Я же говорил — здесь есть чем поживиться!..

— Сдается, ты поживился этим еще до того, как мы ступили на земли Империи, — заметил я.

— Не важно, — отмахнулся Грош. — Главное — набрать побольше таких вот вещиц. Я нутром чую — здесь их полным-полно! А там, за морем, за каждую из них нам щедро отсыплют обычными золотыми. Ей-богу, я согласен на самое обыкновенное, не магическое золото!

— Как-то у тебя легко все получается, — буркнул я. — И пары дней не прошло, как мы здесь, — а уже дважды чуть не распрощались с жизнью…

— Но ведь ты за историями сюда пришел? — рассмеялся Грош. — Вот тебе и истории — можешь сочинять балладу.

Я сел на камень, призадумался. И улыбнулся:

— А ведь ты прав, друг мой Грош! Как я только сам об этом не подумал? А ну, дай-ка мне мою лютню!

Глава пятая,

в которой друзья убеждаются в своей чрезмерной самонадеянности, но не в силах ничего изменить

С момента своего чудесного спасения из лап зомби и не менее коварной шаманши я несколько переменил отношение к своему приятелю Огюсту по прозвищу Грош. Тогда я впервые понял смысл некоторых строк в героических сагах, где говорилось о настоящей дружбе. Только пройдя испытание смертью, понимаешь ей истинную цену.

Не стоило, впрочем, идеализировать Гроша. Все-таки личность он взбалмошная и вполне себе эгоистичная. Думаю, в том случае им больше двигал страх остаться в одиночестве в этом негостеприимном мире, чем желание прослыть героем. Но я остался жив — и этим все сказано.

По холмам идти было куда веселее, чем карабкаться по скалам. Настроение у меня улучшилось, и в голове стали рождаться первые строки будущей баллады про драконов, нежить и счастливое избавление.

Что ни говори, а личное присутствие на месте событий действительно вдохновляет. Я бормотал себе под нос, время от времени спотыкаясь от излишней задумчивости:

…Когда в вечерний час за данью прилетает,
Крылами черными он небо заслоняет…

— Если это ты про дракона — то у тебя убедительно получается, — кивал Грош. — Такая громадина, наверное, и солнце проглотить может.

Своим змеиным телом скалы обвивает,
Он смотрит вниз, он жертву выбирает…

— Мрачный ты человек, Свидрик, — заметил Грош. — Хлебом тебя не корми — дай только нагнать страху!

— Записать бы надо, — пробормотал я, хватаясь за сумку, но строки продолжали лезть из меня сами собой:

Взгляд желтых глаз способен сжечь гранит.
Ревниво он сокровище хранит…

— В этом месте прошу поподробнее! — потребовал Грош. — Люблю про сокровища!

Усыпано ущелье путников костями —
Привык питаться он незваными гостями.
Под грудой костяков, их прахом запыленный,
Хранится сотни лет там ларчик потаенный…

— Погоди, — забеспокоился Грош. — А может, правда там этот ларчик лежит? Может, вернемся раскопаем? Дракон-то мертвый, слава Всевышнему…

Я недоуменно уставился на Гроша, улыбнулся:

— Это же всего лишь стихи! Я все это только что придумал.

— Жаль, — сказал Грош задумчиво. — Уж больно смачно придумал. И не «ларец» даже, а именно «ларчик». Аппетитно-то как! А в ларчике-то что было?

Я призадумался. Пожал плечами и продолжил:

Под крышкой золотой, украшенной камнями,
На бархате, увитом жемчуга нитями…

— Хорошо-о! — довольно протянул Грош, потирая руки. — Ну-ка, ну-ка…

Что не купить и не присвоить даром —
Драконье сердце, пышущее жаром…

— Да… — сказал Грош. — Ну, хотя бы ларчик золотой, и жемчуг — он тоже всегда в цене. Но почему бы не положить вовнутрь алмаз с лошадиную голову? Ты же поэт — или тебе фантазии не хватает?

Отнявший этот ларчик у дракона
Получит силу, чтоб дойти до трона.
Враги склонят перед таким колено…
Но заплатить придется кровью цену…

Закончив сочинять, я быстро извлек из сумки листок дешевой бумаги и принялся царапать на нем обломком грифеля.

— Выходит, кто-то уже заплатил эту цену, — сказал Грош. — Видел, сколько там костей? И дракон уже дохлый… Значит, он забрал драконье сердце — и захватил трон! Получается, мы малость припозднились…

— Ну, сколько тебе говорить, — устало произнес я, старательно записывая стихотворные строфы. — Это всего лишь стихи. Просто события вдохновили меня — вот я и выдумал все это…

Грош поднял к небу указательный палец и сказал важно:

— Попомни мои слова, дружище! Нету никакого вдохновения! По крайней мере здесь, в Невендааре! Тебе кажется — ты придумал все это. А на самом деле — это духи нашептывают тебе…

— С чего ты взял? — удивленно поинтересовался я, даже сделал подряд две ошибки.

— Чутье! — проникновенно сказал Грош. — Верь моему чутью! Ведь поверил я твоей «сказке»? Поверил! А меня многие пытались обмануть — как бы не так! Огюста Гроша не проведешь на мякине!

Я не стал спорить. В конце концов, мне льстила такая оценка моего творчества. Правда, если приступы вдохновения всякий раз будут соседствовать со смертоубийством, я могу не успеть прославиться…

Так, легко и весело, мы вышли на равнину и вскоре увидали вдали какое-то серое строение. Приблизившись, поняли, что это — полуразрушенная башня, успевшая порасти плющом и диким виноградом. К башне примыкали остатки совсем рассыпавшейся стены, фундамент которой терялся в высокой траве. Зрелище безусловно живописное, наводящее на размышления о давнем яростном сражении. И в голове моей немедленно стали возникать туманные сюжеты.

Грош же разглядывал сооружение с совершенно практической точки зрения.

— Похоже на пограничное укрепление, — заявил он. — Вряд ли мы найдем здесь что-то ценное, но и мимо проходить глупо…

Я не стал с ним спорить, и вместе мы перебрались через остатки стены, оказавшись в небольшом внутреннем дворике. Земля здесь была усыпана песком и мелким камнем, так что трава здесь почти не росла. В тени башни прятались какие-то обгоревшие деревянные балки. Войдя через провал двери в сырое нутро башни, мы убедились, что вся она выгорела изнутри, будто сожженная адским пламенем. Не осталось даже следов лестниц и перекрытий, и казалось, мы смотрим со дна глубокого колодца.