Еще на столе были огромные песочные часы, струился в которых отнюдь не песок. Приглядевшись, я со страхом увидел, как из верхней колбы в нижнюю капает темная, густая кровь! Внизу она удивительным образом светлела, наливаясь живым пунцом…

Еще там лежала карта, в которой я ничего не мог разобрать, так как реки, горы, острова и леса на ней постоянно меняли свои очертания.

— Карта Невендаара, — пояснил Горензеф. — Удивительнее ее лишь само устройство нашего мира, меняющего свойства вслед за приходящей на его земли расой. Несущие жезлы власти архангелы в любой миг готовы изменить привычные границы…

— Но это означает войну… — прошептал я.

— Печально, но это так, — отозвался маг. — Так, волею богини Мортис стерты с лица Невендаара земли древнего королевства Алкмаар, и не осталось там ничего человеческого, будто и не было вовсе…

Тут я заметил такое, от чего глаза у меня полезли на лоб: большое гусиное перо усердно писало что-то на пергаменте, время от времени деловито ныряя в чернильницу, отфыркиваясь и отплевываясь от излишков чернил, и снова принималось усердно скрипеть, выводя буквы.

Горензеф поймал мой изумленный взгляд и пожал плечами:

— Время — наше бесценное богатство. Я рад нашей встрече и возможности пообщаться — но ведь это же не повод, чтобы прекращать работу, верно?

— Вы правы, — сказал я. — Иногда я жалею, что не могу мгновенно записать строки, пришедшие на ум. Из-за этого мне кажется, что самые ценные мысли теряются в повседневной суете…

— Людям непросто освоить такую технику. Нужны столетия — но даже жить столь продолжительное время у людей не хватает терпения…

Я повернулся к магу и отпрянул: вместо него со мной говорил черный кот Густав, взобравшийся на стол.

Видя мою реакцию, кот возмущенно мявкнул:

— Скажите, пожалуйста! Перо, что пишет само по себе, уже его не удивляет, а простой говорящий кот заставляет глаза таращить!

— Простите… — пробормотал я. — Вы — это господин Горензеф или…

— Или! — отрезал кот и ловким движением лапы перевернул часы, в которых с отчетливо слышимым «бульком» упала последняя капля.

Перо перестало вдруг писать и зависло над текстом, будто задумавшись. Капелька чернил упала на пергамент. И вдруг листок взлетел в воздух — и с хрустом превратился в бесформенный ком, будто смятый раздосадованным невидимкой. И полетел в корзину, где уже было полно мятой бумаги и обрывков пергамента. Увернувшись от пролетающего комка, кот раздраженно зашипел.

— Простите, любезный Густав… — через силу произнес я. — Я не подумал…

— Людям вообще не свойственно думать, — смягчаясь, сказал кот. — Впрочем, ты не похож на глупца. Я читал твои труды — не Шекспир, прямо скажем, но довольно оригинально…

— Я не написал еще ни одного труда… — пробормотал я.

— Еще напишешь! — пообещал кот, принимаясь облизывать лапу. — Если, конечно, в назначенный срок тебе не отрубят голову. Советую не отказываться от услуг знатока права, хоть он будет казаться самым распоследним лгуном…

— Мне должны отрубить голову? — потрясенно прошептал я.

— Ну, если до этого ты не утонешь в горной речке, — сказал кот, щурясь. — Когда будешь спасаться от людоеда…

— Густав, перестань смущать юношу своими пророчествами! — донесся из соседнего помещения голос Горензефа. — Тем более если сам в них совершенно не уверен!

— Неуверенность в себе — типичный порок помощников мага, — пожаловался кот, прогуливаясь по спинке огромного деревянного кресла. — Одно могу сказать точно: что бы ни случилось, какие бы ловушки не ставила судьба — ни за что не отказывайся от своего призвания!

— А какие ловушки может поставить судьба?

— Например, дать тебе в жены дочь Императора, — сказал кот, сверкнув глазом. — Или сделать Великим Инквизитором.

— Это… правда? — с трудом проговорил я.

— Чушь полная, — зевнул кот и спрыгнул на травяной пол, смахнув хвостом несколько чистых листов. Перо нервно дернулось, и очередной лист, раздосадованно смятый, полетел в корзину.

В комнате появились Горензеф и Грош. Приятель мой выглядел немного пристыженным, что, по правде говоря, за ним еще не замечалось.

— Я показывал твоему приятелю кое-какие фокусы с картами, — пояснил Горензеф.

И добавил, обращаясь к Грошу:

— Заверяю тебя, в этом случае — никакого колдовства, одна лишь ловкость рук. Только вот ты никогда не сможешь использовать этот прием для жульничества в игре. Искусство не терпит корысти!

— О да, конечно… — смиренно сказал Грош. — А если продавать билеты на свои выступления?

Маг с удивлением посмотрел на Гроша.

— Ты неисправим, мой мальчик! — усмехнулся он. — Так и быть — на этом ты меня поймал. Дарю! Но условие про игру остается… Прошу садится!

— Куда? — недоуменно спросил я.

Маг указал на стулья, искусно сделанные из пней. Готов поклясться — только что их здесь не было!

Сам Горензеф прошествовал к своему креслу, не глядя поймав дергающееся в воздухе перо. Глянул в записи — и с кряхтением полез в корзину. Достал скомканный лист, уселся и принялся его разглаживать, продолжая при том говорить:

— Раз уж вы пришли за защитой и поддержкой — я не могу отказать вам в этом.

— Спасибо! — воскликнул Грош.

— Вы так великодушны! — искренне сказал я.

— Погодите! — Горензеф замахал руками. — Помощь мага — дело непростое. Ведь каждое мое действие вызывает сложное движение стихий. Потому нам не обойтись без определенного соглашения…

Маг смотрел на нас серьезно, изучающее.

— Конечно! — сказал я.

— О да! — кивнул Грош.

— Я еще не озвучил свое условие, — покачал головой маг. — Возможно, вам оно покажется странным.

Мы молча ждали. Почему-то у нас не возникало ни малейшего сомнения в искренности и честности мага.

— Хорошо, — сказал Горензеф. — Условие такое: я защищаю вас от возможных угроз, а вы беспрекословно делаете то, что скажу я. Готовы ли вы выполнить мои условия?

— Да! — легкомысленно выкрикнули мы.

— Значит, по рукам?

— По рукам!

Воздух в комнате сгустился, и вдруг по самому центру сверкнула небольшая молния. Запахло грозой.

— Вот и замечательно, — сказал маг. — Стихии засвидетельствовали наше соглашение.

— Значит, вы спрячете нас? — спросил Грош.

— Нет, — покачал головой маг.

— Измените наши лица?

— Нет.

— Неужели уничтожите наших врагов?!

— Да нет же, с чего вы взяли?

Мы недоуменно переглянулись.

— Что же тогда? — спросил я.

— Вы просто отправитесь туда, куда вам было велено, и будете делать то, что и обязались в обмен на ваши жизни…

— Что?! — Я непонимающе захлопал глазами.

— Но как же так? — возмутился Грош. — Выходит, вы нас обманули? А еще белый маг называется!

На стол, с грохотом сталкивая книги, вскочил кот Густав. Ощетинившись и распушив хвост, он заорал:

— Я бы попросил! Не смейте обвинять этого святого человека, м-мао! Прокляну!

— Ну, ну, Густав… — Маг погладил кота за ушами, и тот вдруг закатил глаза и заурчал, будто только что не угрожал гостям самыми страшными вещами.

Горензеф спокойно произнес:

— Я вовсе и не думал нарушать своего обещания помогать вам. Но кто сказал, что я буду помогать вам именно так, как видится вам самим? Это все равно что помогать слепому идти к пропасти…

Мы молчали, ничего не понимая, а маг продолжал:

— Я уже говорил о водовороте судьбы, приведшем вас в Невендаар. Из него не вырваться, просто сбежав, спрятав голову в песок. Вам придется пройти предложенные судьбой испытания. Не скрою: это будет тяжело и опасно. Но в своем непростом пути вы можете рассчитывать на мою помощь.

— Более того, можете рассчитывать и на мою! — продолжая урчать, великодушно добавил Густав.

— Не обязательно она будет явной, — продолжил маг. — Но если опасность решила следовать за вами по пятам — я буду следовать за опасностью.

Мы с Грошем помолчали, переваривая сказанное магом. И я спросил:

— Но зачем это вам, любезный Горензеф?

Маг улыбнулся и сказал:

— Многие тратят свои годы, для того чтобы прятаться от жизни в тихие, уютные норы, не ведая, какие удивительные дары готовит им судьба. Дары эти — не богатство, не слава, это события, захватывающие тебя целиком, заставляющие учащенно биться сердца и ощущать жизнь всем своим существом. Прикоснуться к водовороту судьбы, потоку грядущих великих событий, поддержать в них тех, кто нуждается в помощи, — что может быть важнее и интереснее для истинного мага?..

Глава двенадцатая,

в которой происходит встреча, которой Свидрику никогда уже не забыть

Нельзя сказать, что вдохновенная речь мага добавила нам бодрости. Мы возвращались к дороге с чувством усталой обреченности. И даже не удивились, увидев сидящего на обочине оборванца, который старательно отводил взгляд, будто не замечая нас.

— Слежка, — усмехнулся Грош. — Волнуется, наверное: куда там мы запропастились?

Мы двинулись дальше по дороге.

Путь был не слишком тяжелый, но довольно унылый. Время от времени навстречу попадались повозки, груженные мешками, дровами и прочим скарбом. Время от времени нам встречались крохотные деревушки. Тогда мы сворачивали с дороги и покупали еду.

Наконец мы вышли к дорожному камню. Был он огромный, больше человеческого роста в высоту. Обращенная к нам часть была плоской, и на ней выдолблены какие-то письмена, разобрать которые под слоем лишайника было трудно.

Мы несколько раз обошли камень, пытаясь понять, что имел в виду Заг, когда говорил, что мы все поймем сами.

— Ну и где нам искать, куда идти дальше? — растерянно произнес я.

Грош пожал плечами и, подумав, ловко взобрался на камень.

— Ух ты! — воскликнул он. — А ну-ка, лезь сюда!

Не без труда, с помощью приятеля я влез на булыжник и глянул, куда указывал Грош.

Начинаясь где-то у нас за спиной, проходя будто сквозь камень и дальше, через равнину, через поля и луга, шла странная, широкая и темная, прямая, как стрела, полоса из примятых злаков и трав, будто слегка подернутая копотью. Все стебли клонились в одну сторону: прочь от камня — прямо на запад.

— Что это еще за чертовщина? — произнес Грош. — Как думаешь?

Я почувствовал странное волнение. И сказал лишь одно, что сразу пришло мне в голову:

— Звезда… Она прилетела с востока…

Я не знал, как ведут себя падающие звезды. Тема эта туманна, окутана тайнами и легендами, так как всегда связана с волею богов и ангелов. Потому-то и смотрел я на убегающий к горизонту след с опаской и благоговением.

Я вспомнил, как видел эту звезду там, в Драконьих скалах, и воображение разом дорисовало картину: огромная, ледяная, веющая вселенским холодом глыба несется над равниной, поднимая бурю и вдавливая в землю травы и кустарники, вырывая с корнем деревья. И где-то там, впереди, посланница небес соприкоснулась наконец с землей в последней, ослепительной вспышке…

Голос Гроша вырвал меня из объятия романтических образов:

— Сдается мне, наш славный хозяин хочет, чтобы мы отправились туда.

Он ткнул пальцем в горизонт.

— К месту падения звезды… — осторожно уточнил я.

— В глотку дьявола, — добавил Грош.

— В неизвестность, — отозвался я.

— В адское варево с небесной начинкой, — оптимистично подытожил Грош. — Интересно, какого Бетрезена им это нужно?

Я лишь пожал плечами: я сам был не прочь узнать ответ на этот вопрос.

— Одно я знаю точно, — продолжил Грош. — Добром это не кончится. Ничего хорошего с неба не сбрасывают.

— Меня беспокоит другое, — сказал я. — Почему к звезде посылают чужеземцев? Нас что — не так жалко?

— Это ничего не объясняет, — возразил Грош. — По-моему, нашему отцу Себастьяну вообще никого не жалко. Тут что-то другое…

— В любом случае этого мы не узнаем, пока не отправимся туда сами, — решительно заявил я и, бережно придерживая лютню, спрыгнул с камня.

Теперь, разобравшись, можно было ориентироваться и с поверхности земли. Несмотря на обилие холмов, впадин и невозможность рассмотреть след звезды целиком, можно было следовать направлению, указанному примятой травой.

И мы двинулись дальше и шли по следу звезды еще пару дней, останавливаясь на ночлег у селян, поглядывающих на незнакомцев с настороженностью. Впрочем, звонкая монета мигом снимала настороженность, и нам доставалось место в овине или на сеновале.

На третий день людские поселения исчезли из виду, если не считать пары сожженных домов и обугленных стволов деревьев. Это отнюдь не способствовало улучшению настроения, но мы шли и шли, несмотря на приближающиеся сумерки, пока из-за сгустившейся тьмы не потеряли возможность ориентироваться.

— Все, пора остановиться, — сказал Грош. — А то еще след потеряем… Вот дерево — под ним и заночуем…

Одинокое дерево посреди сухой степи, полуразрушенный колодец рядом — такой пейзаж отнюдь не радовал.

— Жаль, что поблизости никакого жилья, — озираясь, сказал я.

— Ты зачем напоминаешь об этом? — с укором сказал Грош. — Хочешь, чтобы меня посетили кошмары? Знаешь, как я кричу во сне?

— Как во сне — не знаю. Но слышал, как ты орал там, в пыточной, — заметил я.

— Нет, ты нарочно?! — сердито бросил Грош.

— Прости, дружище, — сказал я.

— Ладно, давай костер разведем, а то становится прохладно…

Стоило немалых трудов отыскать в сумерках сухих веток. Еще наломали сучьев у нашего полумертвого дерева — и Грош извлек из кармана огниво. Затрещал веселый огонь, и даже посреди чужой, бескрайней равнины он подарил нам ощущение уюта — которое способно дать лишь пламя родного очага.

Я сидел, прижавшись спиной к шершавому стволу, и тихо перебирал струны. Грош ворошил угли, жаря на самодельном вертеле купленные у крестьян колбаски. Те аппетитно шкворчали, распространяя умопомрачительный запах, и можно было забыть, что находишься далеко-далеко от дома, на суровых просторах Невендаара…

— Скажи-ка, друг Грош, отправился бы ты снова? — спросил я.

— Хм… — протянул Грош, с наслаждением нюхая дымящуюся колбаску. — Хочется надеяться, что наше путешествие еще не кончилось…

— Ты хочешь сказать — тебя уже не пугает, в какую мерзкую зависимость мы попали?

Грош задумался, с хрустом откусывая и жуя, и сказал с набитым ртом:

— Не-а… Я тут подумал: раз мы так нужны этому отцу Себастьяну, значит, этим надо пользоваться.

— О чем это ты?

— Ну, можно оказать одну ценную услугу, другую — и стать незаменимым. Глядишь — мы еще на этом карьеру сделаем!

— Как этот воришка Заг?! — возмутился я. — Кстати, ты не думаешь, что он прячется вон в том колодце и слушает твои далекоидущие замыслы?

— Пусть слушает! — легкомысленно отозвался Грош. — Зато у нас костер, музыка и вкусная еда… Свидрик, ты чего не ешь?

Решив, что с таким аппетитом моего приятеля я могу остаться голодным, я отложил лютню и мигом перебрался к костру.

Слопав колбаски, мы переглянулись и, не сговариваясь, полезли в мешок с продовольствием. Жареная вкуснятина лишь разбудила аппетит, к тому же давали о себе знать многие часы пути. На свет костра были извлечены: большая чесночная лепешка, кусок козьего сыра, две вареные картофелины, огромная шелушащаяся луковица, завернутый в тряпицу шматок сала, недоеденная половина жареной утки. Последним был извлечен запечатанный кувшинчик с подозрительной брагой, приобретенный в одной из деревушек, открывать который пока мы не решались.

Вмиг припасы были сметены, и мы откинулись на бок, переводя дух и осоловело поглядывая на кувшинчик.

— Все, — проговорил Грош. — Пути назад отрезаны: мы уничтожили запасы.

— Да… — только и нашел я, что сказать.

— Теперь только вперед — на разграбление хуторов и сел, — сказал Грош.

— А если там уже не будет людей? — спросил я. — Кого ты будешь дурить в карты, кому я буду играть на лютне? Кого грабить, в конце концов?

— Будем охотиться, — сказал Грош.

— Что-то я не видел вокруг никакой живности…

— Ну, у нас остается еще один вариант: кинем жребий!

— Что-то я не понял…

— Чего ж тут непонятного: кому выпадет жребий — того второй и съест…

— Послушай, Грош, ты славный малый, но кидать жребий с тобой — все равно что прыгать со скалы, надеясь по пути за что-нибудь зацепиться!

— Спасибо, друг Свидрик, что ценишь мой талант… А не откупорить ли нам этот кувшин?

— Не вижу причин, отчего не откупорить…

Вскоре мы поняли, что в кувшинчике прятался настоящий джинн: не осушив его и наполовину, мы были уже изрядно навеселе. Тьма и бесконечность ночи уже не пугали нас, и будущее не казалось столь мрачным и безысходным. А дружеская беседа хороша всегда — даже в ночь накануне казни.

— А скажи-ка, друг Грош, о чем ты мечтаешь в этой жизни? — спросил я, настраивая лютню. Странное дело — та никак не желала настраиваться, да и струн теперь было вдвое больше!

— О собственном замке с подвалами, полными золота, роскошными залами, картинами, бегающими всюду породистыми собаками, снующими туда-сюда поварами и собою, сидящим у огромного камина, с кубком доброго вина, в окружении томных красавиц, — без запинки выложил Грош.

— Неплохо, — отозвался я. — Особенно мне понравилось последнее…

— А каковы твои мечты, друг Свидрик? — спросил Грош, передавая мне кувшин.

Я задумался.

Странное дело: у меня в голове всегда было столько дум и мечтаний, но ни про что я не мог сказать, что это — моя настоящая мечта. Я даже позавидовал Грошу — уж он-то точно знает, чего добивается в этой жизни. Ведь для меня даже слава великого поэта была всего лишь дорогой к чему-то неуловимому, далекому, как чиркнувшая небо звезда…

Я сам не заметил, как пальцы настроили лютню и стали выводить грустную мелодию, а губы — выговаривать слова, что сами собой складывались в строки.

Вдвоем мы с другом держим путь
Идем к плечу плечо.
Мы делим радости и грусть,
Нам вместе страшно и смешно, прохладно, горячо!


Деремся за троих вдвоем
И пьем за пятерых.
Друг друга из беды спасем
И удираем мы вдвоем, крича за семерых!


Одним путем наш челн плывет,
И вроде не свернуть…
Но кто из нас куда придет
И первым кто из нас двоих закончит этот путь?..

Взор мой затуманился, меня стало клонить ко сну…

Но что-то заставило чаще биться сердце, разом прояснив помутневший от хмеля рассудок. Я медленно отложил лютню, протер глаза…

Нет, мне не показалось! Там, в темноте, по невидимому во мраке следу упавшей звезды, прямо в нашу сторону медленно плыло бледное сияние.

— Грош… Грош! — дрожащим голосом позвал я.

Ответа не последовало: мой друг спал счастливым и беззаботным сном пьяницы, вздрагивая и улыбаясь во сне.

Мне же было не до улыбок: я остался один на один с загадочным явлением, а по моему опыту загадочные явления в Невендааре редко сулили что-то хорошее.

Мелькнула даже мысль — сбежать отсюда. Но руки и ноги слушались плохо, да и явилось отрезвляющее чувство стыда: ведь мой друг Грош в минуту опасности не бросил меня!

Так я и остался сидеть неподвижно, глядя на приближающееся таинственное свечение и вознося молитвы Всевышнему, а также всем богам и духам, покровительствующим этой местности…