Тем временем свечение незаметно расползлось в стороны, выхватив из мрака торчащую в отдалении кладку колодца и редкий кустарник…

И тут я увидел ЕЕ.

…Чем больше я силюсь вспомнить ту ночь, свои чувства и мысли, тем больше путаюсь в собственных воспоминаниях. Это неудивительно: много ли достоверного может рассказать человек о встрече с самым прекрасным, что когда-либо было в его жизни? А в моей жизни было немало. Но ничто так и не сумело затмить той единственной встречи — под высохшим деревом, посреди спящей степи…

— Я слышала музыку… — робко сказала она.

Рассудок мой помутился: никогда в жизни я не слышал более прекрасного голоса. Уже он один может заставить мужчину бросить все и отправиться странствовать в тщетном желании вновь услышать его…

Но я и без того был странником и в странствиях своих нашел этот чудный голос, это неземное лицо, волосы, шею…

Неземная… Это единственное слово, что подходило, чтобы описать ее. Все прочие слова бледнели, просто оскорбляли ее сущность… О, дай мне силы, Всевышний, чтобы вынести эту невероятную красоту!

— Это ты пел? — спросила она.

Я поморгал, пытаясь понять, не снится ли мне все это, и ответил:

— Я…

Девушка медленно обходила наш маленький лагерь, с любопытством разглядывая разбросанные предметы, остатки еды, вальяжно разлегшегося Гроша…

— Какое все… настоящее… — с чувством сказала она, и я не сразу понял, что это за чувство.

Тоска.

Незнакомка вновь посмотрела на меня и потребовала:

— Играй!

Я не мог противиться этому голосу. Судорожно схватив лютню, принялся наигрывать, не соображая, что за звуки льются из инструмента. Но девушка вдруг улыбнулась — такой счастливой улыбкой, что я почувствовал крылья у себя за спиной.

Наверное, никогда я не играл еще так хорошо. Но главное не в этом. Похоже, ЕЙ нравилось не столько мое мастерство, сколько сами звуки, рассыпающиеся в ночном воздухе.

Она рассмеялась — и смех ее нежными колокольчиками рассыпался в ночи.

— Настоящее… — повторила она, приближаясь ко мне.

Она тихо села на примятую траву, прямо напротив, разглядывая мое лицо. И вдруг протянула ко мне тонкие руки, коснувшись моего лица теплыми пальцами.

Наверное, подобное потрясение я испытал до этого лишь однажды — в подземельях инквизиции. Только это было с совершенно другим оттенком: ничего приятнее в моей жизни не было. Не знаю, какие силы не дали мне, как обычно, свалиться в обморок — наверное, лишь ее настойчивая просьба:

— Играй…

Я понял, что онемевшие пальцы перестали терзать струны, но заставил их вновь извлечь из лютни мелодию.

А ее тонкие пальцы погрузились в мои волосы и… Нет, описать это невозможно!

Единственное, что я понял: вряд ли я так уж понравился незнакомке. Скорее, я просто был первым из людей, кого ей довелось коснуться. Наверное, ей было интересно — как кожа рук чувствует волосы, как слух воспринимает звуки, а глаза — впитывают мое изумление.

Она вновь рассмеялась и отпрянула, разглядывая меня с некоторого расстояния.

— Кто ты? — хрипло просил я.

Она лишь улыбнулась в ответ.

— Как тебя зовут?

— Иноэль… — медленно произнесла она, словно пробуя на вкус звуки. — Да, меня зовут Иноэль.

— Откуда ты здесь? Вокруг — ни жилья, ни людей…

Улыбка покинула ее лицо, девушка огляделась, как мне показалось — немного растерянно.

— Я услышала музыку. И пение. Ты хорошо пел, мне понравилось…

Только ночь спасла меня: я ощутил, как запылали мои щеки, уши. И чтобы хоть что-то сказать, я произнес:

— Ты красива… как ангел.

Тут что-то произошло.

Иноэль резко поднялась на ноги и посмотрела на меня совсем другим взглядом — от которого мне стало не по себе. Но я нашел в себе силы подняться. В голове мелькнула догадка, грозящая свести с ума любого.

— Упавшая звезда… — проговорил я.

— Лучше молчи. — Иноэль предостерегающе подняла руку.

— Молчу… — обреченно сказал я. — Ты прекрасна… Кто-нибудь говорил тебе об этом?

Иноэль странно посмотрела на меня, покачала головой:

— Никто… из смертных.

В горле у меня пересохло. Слова отказывались покидать мои уста.

А Иноэль одарила меня на прощание долгим взглядом прекрасных глаз — и, повернувшись, медленно удалилась обратно в ночь.

…Я долго стоял, потрясенный происшедшим, пока не вздрогнул от вполне земных звуков: громко всхрапнув, проснулся мой приятель.

— О-о… — простонал он, держась за голову. — Что за зелье было в этом кувшине? Я видел чудесный сон…

— Девушку… — бесцветно сказал я.

— Да! — встрепенулся мой друг, приподымаясь на локте. — Девушку ангельской красоты!

— Она пришла сюда в бледном сиянии, сидела у огня и гладила мои волосы…

— Э-э! — возмутился Грош. — Она гладила мои волосы!.. Погоди, может, это зелье из кувшина вызывает такие чудные видения? Тогда я, пожалуй, глотну еще…

— Боюсь, это было не видение… — проговорил я, глядя в темноту.

— Боишься? — удивился мой друг. — Но почему?

Я промолчал. Потому что и сам не смог бы ответить на этот вопрос.

Глава тринадцатая,

в которой озвучиваются зловещие планы

Проснулся я от того, что в глаза бил яркий солнечный луч, назойливо стремясь пролезть мне под веки. Некоторое время я лежал, пытаясь защититься от солнца ладонью, пока не услышал голос приятеля:

— Эй, менестрель, хватит притворяться мертвым! Это мы всегда успеем, а сейчас пора в путь!

Я сел, не открывая глаз, приводя мысли в порядок, затем, пошатываясь, поднялся. И только после этого разлепил сонные веки.

Все было на месте — и дымящиеся угли костра, и дерево, и колодец, и равнина, окружившая нас.

Не было только уверенности, что произошедшее со мной ночью не было сном. Прекрасным — но всего лишь сном…

Мы двинулись дальше — по следу звезды, что становился все более отчетливым. В какой-то момент придавленная трава исчезла, уступив место обожженной черной земле.

Становилось тревожно. Особенно после того, как мы миновали выгоревший дотла и разрушенный дом, через который равнодушно прошел зловещий след. Я вспомнил о ночном визите — и решил, что прекрасная, как ангел, девушка не может быть связана с подобной картиной разрушения. Это не вязалось с моей идеалистической картиной мира, основанной на балладах, сагах, сонетах. Просто совпадение, порожденное моими фантазиями и страхами…

Наконец след исчез, растворившись в обширном выгоревшем пространстве.

Мы остановились, переглянулись.

— Ну, что дальше? — произнес Грош.

Я ничего не ответил — просто пошел вперед. Пора было положить конец сомнениям и страхам. Если у них и были причины — их следовало поскорее выяснить.

Мы вышли к невысокому земляному валу, взобрались на него. Я ожидал увидеть нечто подобное, хоть это и было для меня в новинку.

След заканчивался глубокой бороздой шириной шагов в десять и обрывался воронкой шагов двадцати в поперечнике, с осыпающимися земляными краями. С краю воронки виднелись остатки разрушенного храма Всевышнего, фундаментом уходящего к самому ее дну — похоже, разрушило его именно то, что упало с неба.

— Ну, вот мы и на месте, — опасливо озираясь, сказал Грош. — Значит, задание выполнено.

— И что теперь будем делать? — с любопытством глядя на следы разрушений, спросил я.

— Хочешь знать, что я думаю? — сказал Грош. — Я думаю, надо делать отсюда ноги. И чем скорее, тем лучше. Не нравится мне это место.

Признаться, мне тоже здесь не нравилось. Но вовсе не из-за следов ужасной небесной катастрофы. Мне казалось, что кто-то следит за нами злым недоверчивым взглядом.

И взгляд этот — не человеческий.

— Пойдем отсюда! — сказал Грош, озираясь. — Что-то мне недоброе чудится…

— Тебе тоже? — пробормотал я.

И тут из-за земляного горба послышались шаги и чье-то тяжелое дыхание. Я не мог представить себе, чтобы так дышал человек и чтобы от шагов его так содрогалась земля.

Встретил полный ужаса взгляд Гроша, и оба мы, не сговариваясь, бросились в единственное место, где можно было укрыться от того, кто дышал и ступал так страшно, — вниз, на дно жуткой воронки.

Мы катились, кувыркаясь и отплевываясь от сырой земли, пока не оказались на самом дне. И тут же поняли, какую глупость совершили: сверху послышались голоса. Они явно приближались к краю воронки.

Непонятно, чего именно мы боялись. Наверное, больше всего — неизвестности. Запуганным инквизиторами, нам еще долго предстояло опасаться даже собственной тени.

Но в данном случае страх спас наши жизни.

— Сюда! — сдавленно прошептал Грош, хватая меня за плечо.

Он указал на широкую трещину в фундаменте храма. Мы спешно бросились туда, увязая в осыпающейся земле и задыхаясь от напряжения.

Первым внутрь ловко нырнул Грош, я же застрял, зацепившись висящей на веревке лютней.

— Бросай бандуру! — прошипел Грош.

— Ни за что! — хрипло ответил я.

Грош тихо ругнулся и вдруг выхватил нож — и молниеносно поддел веревку.

Я кубарем влетел в темный подвал, лютня же осталась снаружи. Хотел было высказать Грошу все, что думаю о его поступке, но замер с открытым ртом.

Высоко над головой, очевидно, в зале храма — или в том, что осталось от этого зала, — слышались голоса. И нам с Грошем ничего не оставалось, как слушать. Эхо разносило звуки, делая голоса еще более таинственными и зловещими.

— …Забавно, что так получилось… — насмешливо проговорил один голос, неприятный, сиплый, с заметной одышкой. — Эльфийка и Советник Легионов Проклятых — в человеческом храме!

Раскатистый смех разнесся под разрушенными сводами.

— Более чем презабавно, — произнес другой, надменный, но куда более приятный, видимо, женский голос. — Хотя здесь можно было ожидать посланника Хаарзуса. Отчего же не явился он сам?

— А почему здесь нет самого Эриона? — усмехнулся первый голос. — К чему эти бесполезные вопросы, когда ни один, ни другой из нас не обнаружил того, что искал?

— А что ты искал здесь, Мальцемор? — невинно поинтересовался второй голос. — Что делать здесь Советнику главного исчадия Ада?

Снова отвратительный смех, больше похожий на рычание.

— Уж не хочешь ли ты сказать, Лесная Дева, что не знаешь?

— Я знаю лишь то, что ищу я, — небрежно сказала та, которую назвали Лесной Девой. — Может, ты искал встречи со мной? Может, твой повелитель решил наконец приоткрыть завесу своего темного прошлого?

— Я не понимаю твоих грязных намеков, Дева! — прорычал Мальцемор.

— Ты многого не понимаешь, Советник…

— Не выводи меня из себя, эльфийское отродье! Или я решу погадать на твоих внутренностях!

— Попробуй для начала погадать на собственных! — усмехнулась Лесная Дева. — Ничего тебе не предсказывает такое гадание? Так я растолкую: не наделил тебя Бетрезен магической силой, и противопоставить мне тебе нечего. Так что побереги свою злобу для другого случая…

Сверху донеслось тяжелое дыхание. Один из собеседников явно с трудом справлялся с гневом, готовым вырваться наружу.

— Ладно, — пророкотал голос Мальцемора. — Ты права — не время и не место, чтобы сводить счеты…

— А ты умнее, чем мне показалось поначалу, — сказала эльфийка. — Демону непросто сдерживать ярость…

— На что только не пойдешь ради великой цели, — прохрипел Мальцемор. — Готов даже любезничать с врагом. Хотя готов признать и красоту эльфийских женщин.

— Надо же! — рассмеялась эльфийка. — Вот уж от кого не ожидала комплиментов!

— Однако не время на обмен любезностями, — сказал Мальцемор. — Так что здесь искала Лесная Дева?

— Здесь — это где? — невинно поинтересовалась эльфийка.

— Ты знаешь где! — сердито сказал Мальцемор.

— Произнеси это вслух. Или тебя что-то смущает?

— Меня никогда и ничто не смущает!

— Так где?

— На месте! Падения! Проклятой! Звезды! — пророкотал Мальцемор.

— Вот видишь, как просто! — чуть ли не ласково сказала Лесная Дева. — Выходит, мы оба ищем нечто, связанное с падением этой звезды?

Мальцемор невнятно прорычал в ответ.

— Вопрос только в том — что именно, — сказала эльфийка. — И сразу же возникает другой вопрос: зачем это надо Легионам Проклятых?

— А зачем возникает этот вопрос? — буркнул Мальцемор.

— Я поясню, — сказала Лесная Дева. — Будем считать, что я не знаю, что это за звезда, зачем она упала…

— Ну да, как же! — хохотнул демон.

— Ну, допустим. Но согласись — меня не может не настораживать, что этой звездой так заинтересовались Легионы Проклятых! И прислали сюда ни много ни мало самого Советника, да еще с такой свитой!

— И что с того?

— Есть подозрение: то, что вы ищете, может угрожать интересам Эльфийского Альянса.

— Это ничем не обоснованное заявление!

— Ой ли? Тогда ответь мне прямо: что именно вы ищете и зачем?!

— Я не вправе отвечать на такие вопросы представителю враждебной расы! Да и не считаю нужным.

— Логично, — легко согласилась эльфийка. — Я бы тоже не ответила демону. Но вопрос в другом: нашел ли ты здесь, что искал? Или КОГО искал?

— Какое тебе до этого дело?! — Мальцемор задышал тяжело и часто.

Нам с Грошем не было видно лиц друг друга, но уверен — ему, как и мне, в этом дыхании почудилась нешуточная угроза.

— Лично мне — никакого, — с напускным равнодушием сказала Лесная Дева. — Я не принимаю участия в политике Альянса. Но меня беспокоит судьба моей расы, как судьбы твоей расы должна волновать тебя…

— Что ты имеешь в виду, эльфийка?

— Ты прав: я — эльфийка, ты — Проклятый. Но оглянись — в чьих стенах мы сейчас находимся?

— Что?!.

— Где тот, кого ты искал? Спроси себя: не упустил ли ты добычу? Не досталась ли она твоему врагу? Да и моему тоже…

— Люди?! Она в руках людей?!

— Кто «она», Мальцемор?

— Перестань играть со мной, ведьма!!! — заорал Мальцемор так, что сотряслись стены, на голову нам посыпались остатки штукатурки.

— Вот видишь — ты сам признался, кого ищешь, — рассмеялась эльфийка. — Впрочем, это не важно — ведь она ускользнула из наших рук…

— Из моих рук!

— Пусть будет так. Но чего теперь ожидать нам?

— Мне плевать, чего собираются ждать эльфы!

— Я говорю про Невендаар в целом! — сказала Лесная Дева. — Мы с тобой знаем, что произошло нечто важное — прибыл посланник небес. Или посланница — верно? Но что из этого следует?..

Разговор прервался. Донесся новый голос:

— Повелитель, здесь люди! Смотрите, что я нашел…

— Надо же — тут, оказывается, весело! — рассмеялась Лесная Дева. — Может, здесь целый оркестр прячется?

Я быстро выглянул из подвала и в ужасе замер: лютни на месте не было.

— Люди?! — зарычал демон. Стало слышно, как он шумно втягивает в себя воздух. — Проклятие! Я чую их! Окружить развалины! Схватить немедленно!

Я понял, что вместо убежища в этом подвале мы нашли себе ловушку, дернул Гроша за рукав и бросился наутёк. Как червяк, прополз сквозь трещину и вывалился наружу. Следом на рыхлую землю плюхнулся Грош. По покатой стенке воронки мы отчаянно карабкались вверх. Это оказалось непросто: поверхность не давала возможности надежно зацепиться. Земля осыпалась из-под рук, ноги скользили по влажной глине.

Но ужас готов был прогнать нас через любые препятствия, и вскоре мы уже подбирались к верхней кромке земляного вала. Мы будто выбирались из пучин Ада, жуткого обиталища Проклятых, в надежде увидеть наконец просторы человеческих равнин.

Но хозяева Преисподней не дремали.

— Вот они! — визгливо заорал кто-то сверху.

От неожиданности мы чуть не скатились вниз: над нами нависало волосатое чудище в кожистой броне, поигрывающее здоровенным боевым топором.

— Берсеркер! — ахнул я, вспоминая жуткие рассказы о Легионах Проклятых.

— А-а! — зарычал демон, спрыгивая на сыпучий склон.

Свистнул воздух — топор рассек воздух над нашими головами.

— Живьем брать человечье отродье! — донеслось издали.

Высоко над головами мелькнула жуткая крылатая тень. Вой и вопли адских глоток заставляли думать, что пора попрощаться с нашими несчастными жизнями.

Пожалуй, так бы оно и случилось, если бы вдруг не произошло удивительное.

Подбирающийся к нам разъяренный берсеркер взмахнул топором и… воткнул его в дерево.

— Будь я проклят! — заорал он в изумлении, пытаясь вырвать топор из ствола.

А вокруг прямо на глазах росли деревья, кусты и высокие папоротники, быстро укрывая нас в своей тени. Миг — и вопли берсеркера заглушили высокие заросли, а поверхность воронки превратилась в поросший лесом склон.

— Что за чудеса? — ахнул Грош, озираясь.

— Не обошлось без магии… — проговорил я. — Посмотри, какие деревья: видел ли ты такие в Империи?

Окружавшие нас растения были наполнены такой жизненной силой, какую мне не доводилось видеть не только здесь, в не слишком изобилующей жизнью Империи, но и у себя на родине. Это был чужой, не человеческий лес.

— Да какая нам разница! — крикнул Грош. — Бежим!

Мы сломя голову бросились через заросли. Но бежать было не так-то просто: вся эта флора будто создана была для того, чтобы мешать продвигаться вперед. Не прошло и минуты, как мы запутались в плюще и лианах, как мухи в паутине.

Когда мы в панике дергались, пытаясь распутаться, раздался насмешливый женский голос:

— Куда-то торопитесь?

Голос был знакомый. Мы замерли, уставившись на представшую перед нами женщину.

Конечно, это была не просто женщина. Овал ее лица, уши, волосы, одежда — все намекало на то, что она не совсем человек.

Или совсем не человек.

Эльф. Эльфийка.

Не думал я, что встреча с представительницей этой расы станет для меня таким потрясением. В ней все было иное, пропитанное какой-то удивительной первозданной магией. Это завлекало, притягивало чудесной тайной и в то же время отталкивало. Неспроста же люди издревле с подозрением относятся к этой расе.

Я вдруг понял: она — не простая эльфийская женщина. Она колдунья. Как там называл ее этот Проклятый?

— Ты — Лесная Дева… — произнес я. — Ты создала этот лес?

— Конечно, — отозвалась та. — Самый быстрый способ сбить с толку разъяренных демонов. Хм… А долго вы собираетесь здесь висеть? Или вам понравилось?

Мы отчаянно задергались, пытаясь высвободиться. Лесная Дева усмехнулась, взмахнула рукой — и наши путы опали, истлев на глазах.

— Идите за мной, — приказала Дева. — Этот лес скоро увянет, а вам не стоит оставаться на открытой местности.

Она уверенно двинулась меж кустов и деревьев — и те покорно разводили перед ней свои ветви, и трава пригибалась, создавая удобную тропинку. Мы семенили следом.

Вскоре мы вышли к опутанным зеленью стенам. И с трудом узнали в них развалины храма, в подвале которого только что слушали то, что не предназначалось для наших ушей.

Мы замерли в нерешительности перед полуразрушенной аркой входа.

— Ну, что вы? Так и будете стоять? — недовольно сказала Дева. — Не бойтесь — вряд ли Мальцемор догадается искать вас здесь…

Мы покорились и вошли.

Удивительно — даже внутри, пробивая мраморные плиты с бледными изображениями и текстами молитв, царили растения. Человеческий храм стал эльфийской оранжереей, и нельзя сказать, что это испортило его облик. Напротив, пробивающиеся сквозь разбитую кровлю лучи солнца, падающие на зелень листвы, придавали храму особое величие.