Снова послышались аплодисменты и восторженные возгласы, и даже невидимый Хаген воздал королю почести за эти слова.

В этот момент Кримгильда кивнула своим тщательно распределенным по шатру людям, и те, словно бы между делом, принялись закрывать все выходы. Их поведение казалось странным, но гунны никак на это не отреагировали, а бургундские воины, пьяные в стельку, ничего не заметили.

И только Хаген Тронье, краем глаза увидев происходящее, подошел к Гунтеру.

— Мой король, в воздухе запахло несчастьем. Нам только что перекрыли выходы наружу.

Но Гунтер его не слушал. Он наслаждался одобрением толпы.

— А почему мы должны уходить отсюда?

Его последние слова смешались с первым предсмертным хрипом бургундского солдата, которому перерезали горло. Не успел тот упасть замертво, как за ним последовал второй, третий, пятый, десятый…

Солдаты Ксантена достали хорошо спрятанные мечи и принялись убивать бургундов, с которыми только что братались. Они резали их, как свиней, предназначенных для праздничного стола.

— О мой король, нас заманили в ловушку! — закричал Хаген, тут же занимая место рядом со своим господином.

Как только короли, чьи мысли были затуманены вином, осознали, что произошло кровавое предательство, Гунтер закричал:

— Бургунды! К оружию!

Но эту битву бургунды не могли выиграть. Это была резня, в которой трезвые и тщательно отобранные солдаты Ксантена буквально рубили на куски пьяных солдат Гунтера.

Гуннские воины вскочили и схватились за оружие. Они смотрели на своего короля, ожидая приказа. Глаза Этцеля полыхали огнем, и он уже готов был положить конец этой бойне, когда почувствовал на своей руке ладонь жены.

— Происходит то, что должно произойти. Я обязана смыть старое предательство новой кровью. Гунны не имеют к этому никакого отношения, и если ты не отдашь приказ, то я уже сегодня отпраздную смерть бургундов. Если же ты попытаешься остановить меня, я покончу с собой прежде, чем солнце взойдет над Граном.

Голос Кримгильды был совершенно спокоен, и в нем не слышалось и малейшего сомнения. Этцель изумленно смотрел на жену, словно та была не женщиной, а демоном степей, ядовитым, купающимся в собственном страдании.

— Но ты ведь не можешь допустить…

— Допустить того, что я сама мечтала сделать? Я должна покончить с тем, что давно ждало моей мести.

Гунтер, услышавший эти слова, с трудом повернулся к сестре.

— Кримгильда, ты… — тяжело дыша, произнес он, — ты заманила меня сюда, чтобы отомстить Бургундии?

— Забудьте о причинах, — прошипел Хаген. — Мы должны бежать, чтобы собрать на родине новые силы.

Королева гуннов взглянула на Гунтера, и на какой-то миг в ее взгляде засветилось сочувствие.

— Я не хотела мстить Бургундии. Я хотела отомстить только тебе и тем солдатам, которых ты привел сюда. После сегодняшнего дня твое королевство никогда не пойдет войной на другие государства. Ты уже слышишь его падение?

И действительно, предсмертные крики в шатре, по мере того как все погибали, становились глуше и вскоре сменились столь же чудовищными предсмертными возгласами на площадях и улицах Грана. Бургунды не могли оказать сопротивления, и почти все погибли. Лишь одному из двадцати воинов удавалось с ругательствами на устах добраться до степи.

— Бежим отсюда, бежим! — закричал Хаген.

Гунтер, спотыкаясь, бросился прочь от Этцеля и Кримгильды. Испытывая панический страх, он все время озирался, боясь, что ему всадят меч между лопаток, но ни один из солдат Ксантена не трогал короля.

Бледный от возмущения и ужаса Этцель схватил жену за руку.

— Да как ты посмела устроить эту резню за моей спиной? Ты навлекла несчастье на королевства!

Она посмотрела на Этцеля, но ее взгляд был направлен сквозь его тело.

— Я не жду, что ты поймешь меня, мой король. И поверь, я восхищаюсь твоим благородством, хотя мне и пришлось им воспользоваться.

Молодой король гуннов не находил слов.

— Ты предала не только Бургундию и свою собственную семью. Ты предала и меня. Кто я, если не соучастник этого жестокого преступления?

— Ты хороший человек, — сказала Кримгильда, словно этого было достаточно. — Последний хороший человек в этом шатре. А теперь прости меня. Я должна дописать свою книгу мести.

Ужас охватил Гернота, когда он услышал крики и нечаянно вступил в лужу теплой крови. Первого бургундского солдата, которого поразил клинок ксантенца, он еще попытался спасти, но затем ему стало ясно, что речь идет не о пьяной драке. Резня происходила по чьему-то приказу, и ни одному человеку из Рейнталя нельзя было покинуть Гран живым.

Принц побежал к большому шатру, пренебрегая собственной безопасностью. Внезапно какой-то воин в ксантенской форме преградил ему путь, занеся окровавленный меч. Гернот застыл на месте, глядя в глаза убийце. Они молча смотрели друг на друга, а затем солдат Кримгильды кивнул и отошел в сторону.

Гернот был счастлив, оттого что ему удалось спастись, но в то же время ощущал ужас, понимая, что мог объяснить это спасение лишь приказом Кримгильды, ведь никто другой не мог отдать распоряжение уничтожить всех бургундов, но пощадить принца. Никто другой не был заинтересован в этом, кроме принцессы, которая теперь стала королевой.

Чем быстрее он бежал, тем медленнее билось его сердце и тем тяжелее становилось у него на душе. Ноги несли принца туда, куда ему все меньше хотелось идти.

Медленно и торжественно, словно на свадьбе или на коронации, Кримгильда прошла сквозь ряды верных ксантенских солдат, мимо изумленных гуннов и мертвых бургундов. Она будто не замечала всех тех несчастий, которые произошли по ее приказу, не слышала последних стонов своих соотечественников. Ее глаза, холодные, надменные, остановились на Гунтере, в ужасе пятившемся к выходу и все время спотыкавшемся о трупы собственных солдат. Каждый раз при этом он поскуливал, как побитая собака. Нет, Гунтер не рыдал, но слезы катились по его щекам. В свой последний час король Бургундии был жалок и выглядел как воплощение трусости.

— Кримгильда! Сестра! Что бы ты там себе ни надумала…

Кримгильда медленно подняла левую руку, словно собиралась произнести проклятие. Она показала Гунтеру кольцо.

— Это кольцо было на Зигфриде, когда его пробило копье, пущенное рукой Хагена. Но кто руководил Хагеном, который никогда не действовал без приказа? Кольцо все видело!

Хаген, даже не пытавшийся поддержать короля, наклонился к уху Гунтера:

— Значит, она знает о нашем плане. Но разве он оказался неудачным? Разве не будет судьба на нашей стороне, когда мы вернемся на берега Рейна?

— Ты не знала Зигфрида так, как я, — запинаясь, пробормотал Гунтер. — Ты не знала о его честолюбии. Он был бы роком для нашего королевства, и, как хороший король, я вынужден был…

— Молчи! — закричала Кримгильда, но не с яростью, а с властной надменностью. — Зигфрид был в большей степени королем, чем вся бургундская династия в пяти поколениях. И он был королем еще до того, как надел корону!

Гунтер в панике оглянулся, пытаясь найти выход, однако обнаружил плотные ряды ксантенских солдат, преграждавших ему путь.

— Обнажи кинжал, — велела Кримгильда. — Ты носишь его в знак своей чести, я знаю.

— Обнажите кинжал, — зарычал Хаген. — А мой меч защитит вас.

Словно доказательство, он поднял свой огромный двуручный меч, и Гунтер прищурился — отблески факелов на лезвии слепили его. Король Бургундии достал свой королевский кинжал из ножен, и в руках у Кримгильды тут же оказался серебряный нож.

— Брат, тебе придется пролить кровь, чтобы защитить собственную жизнь. Ни Хаген, ни Зигфрид не помогут тебе и уже не сделают так, чтобы твои руки остались чисты. Вряд ли на этот раз тебе удастся списать свой позорный поступок на кого бы то ни было.

— Не беспокойтесь, — заверил его Хаген. — Я защищу вас собственным телом, и мой меч остановит Кримгильду.

Гунтер, уверенный в поддержке Хагена, улыбнулся.

— Что ж, пусть будет так.

Кримгильда прыгнула вперед, и Гунтер не промахнулся. Он просто выставил вперед руку с кинжалом на тот случай, если Хагену не удастся остановить обезумевшую королеву гуннов. Он не почувствовал, как тонкое лезвие вонзилось в его тело, а собственное оружие, пробившее грудь Кримгильды, мягко, без нажима вошло в ее плоть. Гунтер лишь ощущал на себе тело сестры, которая, казалось, подошла к нему с объятиями. Ее волосы коснулись его лица, и когда королева склонила голову на его левое плечо, он услышал, как она прошептала:

— Что ж, пусть будет так.

Их руки выронили оружие, и брат с сестрой обнялись в тихом танце. Они поддерживали друг друга, в то время как темная кровь пропитывала их одежды. Впервые за много месяцев Гунтер не задался вопросом, где же Хаген. Сама мысль об этом показалась ему абсурдной. Безумие медленно отступало, сослужив свою службу. Хаген был мертв, и он сам убил его. Старый советник мог быть только на дне Рейна.

Кримгильда улыбнулась, и ее улыбка была искренней. Ненависть, которую она ощущала, уступила место любви. Любви, которую она с самого детства испытывала к старшему брату. К хорошему, справедливому Гунтеру, умирающему сейчас у нее на руках.

Когда Этцель подошел к этой печальной паре, тела упали на медвежью шкуру, и их руки переплелись на пути в царство мертвых. Король гуннов опустился рядом с королевой на колени, держа в руках ее сына. Взглянув на ребенка, Кримгильда с трудом произнесла:

— Зигфрид… — И струйка крови потекла из уголка ее губ.

Она попыталась подняться к ребенку, но ее тело уже обмякло. От горя Этцель даже не мог испытывать ярости.

— Ты этого хотела? Для этого ты стала моей женой? Без любви, думая лишь о мести и смерти?

Задрожав, Кримгильда улыбнулась.

— Мой Этцель… мой милый… мой красивый король… я ведь так хотела… для тебя… большего… — Ее глаза закатились, и последние слова застыли на холодных губах.

Сейчас в Гране билось лишь два бургундских сердца.

Тишина, которую услышал Гернот, подбежав к шатру Этцеля, была хуже ликования и предсмертных криков, сопровождавших его по пути сюда. Эта тишина свидетельствовала о завершении чудовищного преступления.

Вход охраняли четыре ксантенских солдата, а в тени возле них лежали бургунды, которых они убили. Лица воинов были спокойными и полными решимости. Принц Бургундии не успел войти, так как в проеме показалась чья-то фигура, освещенная мягким пламенем факелов. Это был король гуннов. Лицо Этцеля посерело от боли, ноги у него заплетались, а взгляд покрасневших глаз казался пустым. На руках он нес маленького Зигфрида.

Гернот не решился спросить, что произошло, потому что на лице Этцеля можно было прочитать ответы на все его вопросы. Они стояли друг против друга молча, и тишину нарушало лишь радостное гуканье младенца. Двое мужчин со столь разными душами плакали об одном и том же.

Этцель протянул своего приемного сына Зигфрида его дяде.

— Возьми ребенка и увези его отсюда. Сегодня бургунды опозорили мое королевство, и если бы я действовал так, как мой отец, то мне пришлось бы убить и тебя, и ребенка, чтобы уничтожить эту гнилую кровь на все времена.

Принц осторожно взял малыша и увидел, как что-то блеснуло на маленькой ручке. Это было кольцо, которое Зигфрид держал, словно игрушку.

— Мне приходилось слышать легенды о золоте, — сказал Этцель. — Пускай я в них и не верю, но, честно говоря, не готов бросить вызов судьбе.

— Кольцо. Вот корень всех бед, — прошептал Гернот и забрал у малыша украшение, после чего ребенок сразу же начал плакать.

Этцель покачал головой.

— Что ж, можете верить в это, если надеетесь, что так вам будет легче. — Он посмотрел на мертвецов, лежащих у шатра.

Все слова были сказаны, а остальное было бы лицемерием, поэтому Гернот развернулся и отправился обратно к кораблю вместе с флагом, кольцом и ребенком.

14

ГЕРНОТ И СПРАВЕДЛИВОСТЬ СЕРДЦА

В ранний утренний час, когда Вормс еще спал, Гернот въехал в город. Принц глубоко надвинул на лицо капюшон своей накидки, и лишь пекари, которые уже занялись своей работой, видели, как он едет по улицам к замку с каким-то свертком в руках, однако не узнали его. Стражники у ворот перекрыли ему вход копьями, но Гернот что-то тихо сказал им, и они пропустили его.

Казалось, замок погрузился в глубокий сон, дожидаясь возвращения своего короля, чтобы встретить его отдохнувшим и бодрым. Гернот скакал очень быстро, надеясь опередить ужасную новость, и теперь избегал разговоров с кем-либо, пробираясь по замку в комнату Эльзы с ребенком на руках.

Она еще спала, и ему было жаль будить ее. Он позволил себе полюбоваться пару секунд ее чудесным лицом, свободным от всех забот, а потом наклонился и поцеловал в щеку. Не открывая глаз, Эльза улыбнулась.

— Ты мне только что снился, как, впрочем, и каждую ночь до этого.

Когда он не бросился ее обнимать, Эльза удивленно села в кровати. Ей достаточно было одного взгляда на его покрасневшие от усталости глаза и ребенка на руках, чтобы прийти к выводам, повергшим ее в панику.

— Сон закончился, — прошептал Гернот осипшим после долгой скачки голосом.

Эльза вскочила с постели и осторожно обняла принца, чтобы не побеспокоить малыша.

— Любимый, расскажи мне, что произошло, иначе я сойду с ума от страха.

Он обнял ее правой рукой, и слезы из его глаз покатились на ее ночную рубашку.

— Все пропало. Четыре королевства встретят сегодня рассвет без короля, и Бургундия — одно из них.

Она взглянула на него с тихим отчаянием в глазах.

— Гунтер?

Он печально кивнул.

— И моя любимая сестра. И каждый солдат, который отправился с нами в это путешествие.

Эльза нахмурилась.

— Но как мог Этцель…

— Это был не Этцель, — перебил Гернот. — В ту свадебную ночь в Гране Бургундия шла против Бургундии. Кримгильда и Гунтер убили друг друга.

Малыш в его руках зашевелился и открыл глаза. Эльза взяла ребенка на руки и осторожно прижала его к груди.

— Тогда понятно, чей это ребенок.

Освободившись от ответственности за крошечное тельце, Гернот наконец-то опустился на стул.

— Ни один другой ребенок не пережил бы такой скачки. Его зовут Зигфрид. И он захочет мстить, как только научится ходить.

Эльза в ужасе покачала головой.

— Нет, этого не должно быть. Жадность, безумие, золото… все это завершится сегодня, здесь!

Принц, который за последние дни состарился на годы, достал из сумки кольцо.

— Это его наследство.

Он протянул его Эльзе, но она, защищаясь, подняла руки.

— Не смей даже близко подносить к нему это проклятое украшение.

Гернот неуверенно сунул кольцо обратно в сумку.

— Я не знаю, что мне делать. Я надеялся, что Бургундия даст мне ответ, но вместо этого чувствую какую-то опустошенность.

Эльза протянула ребенку мизинец, и малыш сразу же принялся жадно его сосать.

— Он хочет есть. Я нагрею ему в кухне молока.

Гернот последовал за ней.

— И что же нам теперь делать?

Внимание Эльзы было приковано к мальчику, словно ее не интересовали вопросы о том, что уготовано им судьбой.

— Ты помнишь, как мы обещали друг другу, что ни кровь, ни положение при дворе не станут между нами?

— Да, словно это было вчера, — ответил принц.

Она остановилась в коридоре, пытаясь вложить в свой взгляд всю ту любовь, которую не могла выразить словами.

— Тогда я хочу кое-что сказать тебе, Гернот Бургундский. Я уйду отсюда. Если ты не обнажишь оружие, чтобы остановить меня, то я заберу с собой ребенка.

Принц не понимал, о чем говорит возлюбленная.

— Уйдешь отсюда? Из Бургундии? Но куда? И что будет со мной?

Они вошли в кухню, и Эльза улыбнулась.

— Либо Гернот станет королем Бургундии, либо мужем и отцом.

Шел мелкий дождь, длинные вереницы темных облаков обещали постепенное ухудшение погоды. Бургундский двор покинули два всадника и направились на северо-восток, в лес нибелунгов.

Эльза обернула вокруг своего тела платок, примотав к себе маленького Зигфрида, который спокойно спал. Гернот повесил на спину лошади две сумки с одеждой и едой. Ничто из взятых с собой вещей не указывало на его происхождение, ничто не обладало ценностью, благодаря которой он мог бы купить себе уважение. Так они решили.

— Если ты пожалеешь о своем решении, то в любой момент сможешь вернуться, — сказала Эльза. — Я не стану тебя останавливать.

Гернот посмотрел на нее.

— Если бы ты мне не предложила уехать из Бургундии, я бы сам вскоре пришел к этой мысли. Король Гернот Бургундский? Я тебя умоляю.

Она рассмеялась.

— Ты был бы великолепным королем.

— Как Гизельгер, Гунтер, Кримгильда? Мне кажется, что трон будит зло в душах хороших людей.

— Трон… или золото, — пробормотала Эльза.

— Ни то, ни другое не имеет для меня ценности, — сказал Гернот. — Отказавшись от трона и богатства, я получаю возможность быть счастливым, находясь рядом с тобой. — Он с нежностью посмотрел на нее и добавил: — И это не цена, которую платишь, а дар, который получаешь.

Они молча ехали около часа, чувствуя полное единение. Свет едва пробивался сквозь облака. Время от времени Эльза давала ребенку молока из кожаного бурдюка, который висел у нее под мышкой.

В какой-то момент пение птиц прекратилось, и от деревьев пополз запах мха. В то же время они услышали странные звуки, настолько тихие, что можно было подумать, что на самом деле их нет. Воздух, казалось, застыл, а каждая ветка и каждый камень задрожали.

Гернот потер виски.

— Ты чувствуешь?

— Гернооот… Эльзааа…

Эльза остановилась. У нее разболелась голова, а душа как будто рвалась наружу, но она заботилась лишь о ребенке, который спал у нее на груди. В отличие от Гернота и Эльзы, маленького Зигфрида нисколько не смущало присутствие невидимых духов.

— Отродье… ворааа…

Они продолжали ехать, пока дрожание воздуха не усилилось, а боль не превратилась в стену, сквозь которую невозможно было пробиться.

— Бургундская кровь… и золото нибелунгов…

Гернот все время испуганно оглядывался; ему казалось, что он видит странные колеблющиеся тени и чьи-то лица, мелькающие над покрытыми мхом валунами.

— Игра начинаетссся… сссновааа…

Вскоре молодая пара уже не могла скакать, так как чудовищный звон практически разрывал их тела.

— Вероятно, мы должны сделать это здесь, иначе нам не пройти дальше.

Принц вытащил из куртки кольцо, о котором нибелунги узнали еще тогда, когда он утром пересек Рейн.

— Кольцо! Кольцо… кольцо… кольцо… Наше! Мое! Наше!

Принц на мгновение задумался о том, стоит ли ему отказываться от кольца, если оно и впрямь обладает чудесными свойствами, которые ему приписывались. Но когда он взглянул на Эльзу, та решительно кивнула. Помедлив, Гернот размахнулся и бросил золотое кольцо вперед.

— Кольцо… кольцо… кольцо… кольцо… кольцо… кольцо…

Шепот нибелунгов перешел на визг, и сотни невидимых рук потянулись к кольцу. Оно, казалось, зависло в воздухе, словно решая, куда ему падать.

В этот миг один-единственный луч солнца пробился сквозь облака и, отразившись от кольца, ударил Эльзе и Герноту в глаза. Когда они снова смогли видеть, кольцо нибелунгов исчезло, как и боль, которую вызывали бестелесные духи.

Если бы молодые люди понимали язык леса, они могли бы услышать напоследок многоголосье, исходившее от нибелунгов:

— Кровью оплатили долг… но все же оплатили…

Гернот взглянул на Эльзу и на мальчика, который по-прежнему спал сладким сном.

— Что ж, дело сделано. Надеюсь, теперь мы можем распоряжаться своей судьбой.

Она посмотрела на него счастливыми глазами.

— Забудем о жестоком предопределении судьбы, отныне мы не игрушки в руках богов. Давай выберем наш путь вместе. Куда нам направить лошадей?

Гернот задумался.

— Когда-то я говорил, что Исландия мне не понравилась. Однако именно в этой стране ты могла бы быть счастлива. К тому же она расположена очень далеко отсюда. Наместника, который теперь наверняка станет королем, зовут Эолинд. Он хороший человек.

Эльза кивнула.

— Так, значит, в Исландию. На север.

— Да, на север. Путешествие растянется на много недель, — подтвердил Гернот. — Но у нас есть все время мира.

— А что же будет с королевствами? С Бургундией, Ксантеном, Данией?

Принц, который мог бы управлять всеми этими странами, пожал плечами.

— Королевства падут. Останутся страны. Найдутся новые короли, которые будут ими управлять. Так было всегда.

— И снова будет война…

— А затем мир. Мы не сумеем остановить этот вечный круговорот.

Вдалеке загромыхал гром.

Они скакали в дождь.