ГЛАВА 2

Старенький раздолбанный “ГАЗ-51” торопливо катился, громыхая и подпрыгивая, по пыльной дороге, переходящей в деревенскую улицу. Не убавляя ход, грузовик лихо вкатил в деревню, распугал кур и гусей, поднявших недовольный гвалт, свернул в проулок, проехал метров двести и остановился у ворот крепкого, нарядного дома. Светловолосый невысокий парень выпрыгнул из кабины, вытер кепкой лицо и быстро прошагал к калитке.

Войдя во двор, он увидел возившуюся на огороде девушку, которая тоже заметила его, — но он махнул рукой так предостерегающе: тихо, мол, вижу, знаю — и подошел к ней.

— Ну что? — спросил он встревоженно. — Как? Круглощекое, веснушчатое лицо девушки было грустно.

— Плохо, — сказала она.

— Доктор был?

— Был. Николай Сергеич из районки... Знаешь его?

— Знаю. Ну и что он?

— Ну что... Посмотрел, порошки прописал кое-какие... Ну а потом тихонько говорит нам, когда вышли: плохо дело, надежды почти никакой нет.

Парень поморгал, понимающе покивал головой. Что тут говорить?.. Он вздохнул:

— Ладно... Где он, у себя?

— Да.

— Спит?

— Да так... дремлет, лежит. Смотрит так... Тебя, кстати, он ждет.

— Я знаю.

Парень прошел к бочке с водой, скинул рубаху и с наслаждением ополоснул лицо, волосы и все тело до пояса — день был знойный, пыльное пекло. Затем прошел в сени, черпанул ковшик из питьевого бачка, выдул его махом, еще ковшик — помедленнее, наконец зачерпнул чуть-чуть, на донышке, выпил, пригладил мокрые волосы и вошел в дом.

— Федька, ты?.. — донесся до него слабый голос, едва он шагнул за порог.

— Я, батя! — бодро откликнулся он.

Отец лежал в небольшой светлой горнице. Федор не видел его всего три дня, которые был в командировке, и его буквально окатило холодом, когда он увидел, как изменился, исхудал больной. Если до того Федор как-то еще сомневался в словах врача, то теперь совершенно ясно и пронзительно он понял, что отцу оставались на этом свете считанные дни.

Тем не менее виду никакого он не подал, а сказал весело:

— Ну, здорово, батя! Тот улыбнулся в ответ:

— Здорово, сынок, — протянул худую руку, и они встретились рукопожатием. ' Федор присел на табурет.

— Ну что, батя, рассказывай, как дела. Отец усмехнулся.

— Дела — как сажа бела. Да сам ведь видишь...

— Да что же вижу? Подлечат тебя, подремонтируют, и пойдешь на поправку.

— Пойти-то, может, и пойду, да только на тот свет... Стой, стой, Федор, ты того... не ерзай. Тут ведь ничего страшного нет. Я жизнь прожил. Бывало всякое, но мне стыдиться нечего. Жил честно. Все, что надо, сделал... Сына родил? — Он улыбнулся, показал костлявым пальцем на Федора, и тот засмеялся. Засмеялся и отец. — Родил, родил. Да еще двух девок... Или девки не в счет?.. Шучу, шучу... Ну вот. Дом построил. А уж деревьев насажал — не счесть. Так что... можно со спокойной душой помирать.

Федор поулыбался, похлопал отца по плечу.

— Молодец ты, бать.

— Молодец, супротив овец... Ладно. Ты вот что, Федор. Ты хорошо сделал, что пришел...

— Да я, бать, сразу же! Я и к своим-то не заходил, вот только вернулся и сразу же к тебе.

— Ну да, да... но я не про это. Дело у меня к тебе есть.

— Дело? — Федор приподнял светлые брови.

— Точно, — подтвердил отец. — Только сперва дайка мне попить, вон в кувшине вода.

Федор вскочил. Плеснул воды в стакан, подал отцу. Тот с видимым усилием отхлебнул несколько глотков и вернул стакан сыну.

— Спасибо... все, больше не идет.

Он покряхтел, поерзал, устраиваясь поудобнее.

— Дело такое. Ты... ты Коренькова Карпа Сидоровича помнишь?

— Карпа Сидоровича? А как же. С Пашкой его мы друзьями были. Не то чтобы так уж дружили, но... одна компания, словом.

— Ну да... Так ты тогда знаешь, что про него на деревне болтали, про Сидорыча-то?

— Что колдун, что ли? А как же, помню. Да ведь это чепуха, бать?

— Насчет колдуна — бабьи сказки, верно. Ну а то, что он знаток был... это уж точно.

— Как это — знаток? Что ты имеешь в виду?

— То имею, что знанием особенным он владел... Ты погоди, не перебивай, послушай. Владел. А помер он скоропостижно, помнишь?

— Помню.

— Ага... Так вот, скоропостижно — для кого как. Сам он знал, что должен помереть. Федор хмыкнул недоверчиво.

— Знал?.. Ну ладно, он-то, может, и узнал, а ты-то откуда знаешь?

— Да он же сам о том мне сказал. За три дня до того.

Сын внимательно посмотрел отцу в лицо. Оно было совершенно бесстрастным, разве что печать предсмертного утомленья лежала уже на нем. Но глаза были живые, ясные, смотрели спокойно и светло. Он улыбался.

— У меня под кроватью ружейный ящик знаешь?.. Вынь-ка его.

Федор послушно опустился на колени и с шумом выволок из-под кровати железный — вернее, деревянный, обитый железом — длинный ящик, запертый на висячий замок.

— Ключи вон там, в шкафу. — Отец, указал взглядом.

— Есть, — бормотнул сын, открыв дверцу.

Отомкнули и ящик. Там, кроме двуствольного ружья, ягдташа, гильз и прочего такого, неожиданно для Федора оказалась небольшая резная шкатулка темного дерева. Федор даже присвистнул изумленно.

— Батя! А тут вот коробочка какая-то.

— Коробочка, коробочка. Тащи ее на стол. Шкатулку положили на стол. Федор сложил губы замысловато, покачал головой.

— Интересная штучка! Старинная... Никогда, бать, я у тебя ее не видал. Откуда?

— Сядь, послушай. Я же говорю, дело...

— Сидорыча коробчонка, что ли?

— Ну да, да, его. Ты слушай, я тебе говорю.

— Слушаю, слушаю.

— Ну да. Так вот, я же и говорю... За три дня — это я точно помню! — ровно за три дня до смерти своей заходит вдруг Сидорыч ко мне во двор. Я еще, помню, подивился: сто лет не заглядывал, а тут объявился вдруг. Что такое?.. Ну, поздоровался он, потом говорит: ты, говорит, Матвей Петров, загляни ко мне сегодня вечерком, ладно?.. Ладно, говорю. С тем он и ушел, а вечерком я заглянул. На столе у него бутылочка, закуска. Выпили по чуть-чуть... то есть я выпил, а он только пригубил раз и больше не прикасался. Ну а потом... потом он и открылся.

В отличие от сына Матвей Петрович Логинов скепсисом относительно способностей и характера деятельности Карпа Сидоровича не страдал. Поэтому рассказ его воспринял абсолютно серьезно. Рассказ же состоял в следующем.

Размеренным тихим голосом Карп Сидорович растолковал, что через три дня он должен оставить сию юдоль, а посему должен передать некоторые носители своих знаний. Передать... но кому? В том-то и состояла особенность ситуации. Эти носители, артефакты, Карп Сидорович должен был сдать на временное хранение именно Матвею Петровичу. До той поры, пока либо к нему самому, либо к кому-то из его прямых потомков по мужской линии не явится кто-нибудь из потомков Карпа Сидоровича тоже по мужской линии. Почему необходима такая комбинация — этого Кореньков объяснить не мог. Не мог и сказать, в каком точно поколении Корень-ков явится к Логинову и когда это произойдет — через десять, двадцать, сто двадцать, двести лет?.. И этого он не ведал. И того, как это произойдет. Вполне возможно, что и сам тот будущий Кореньков не будет знать об этом, но судьба непременно выведет его на будущего Логинова. И вот это-то Логинов должен знать! Должен знать и ждать того, что когда-нибудь к нему явится человек по фамилии Кореньков...

— Вот так, — закончил рассказ Матвей Петрович и вздохнул.

— M-м?.. — произнес недоверчиво Федор и покосился на шкатулку.

— Ключ, — сказал отец, вытер рукою губы. — Ключ от коробки... в ящике, где гильзы. Открой.

Федор покопался среди гильз и правда нашел маленький изящный ключик из потемневшей меди.

— Этот?

— Открывай, открывай. — Отец устало смежил веки.

Ключик провернулся в скважине легко, как нож в масле. Щелк! — и Федор откинул крышку.

В сундучке оказались всего две, но очень странные вещи: старинная книга в кожаном переплете — внизу, а на ней удивительный круглый медальон, исписанный непонятными символами. Главная же странность книги состояла в том, что это была, собственно, половина книги — начало без конца. Вторая половина переплета была начисто и очень аккуратно оторвана.

Федор опять присвистнул изумленно.

— Ух ты... — промолвил он, — в самом деле... интересно...

— Ну вот... владей, Фаддей. Сдаю на хранение.

— Угу... и где мне это держать?

— Ну, найдешь место.

— Да... И значит, когда придет время, я должен своему сыну это передать?

— Да.

— Угу. А если у меня одни девчонки будут? Или вообще не будет никого?

— Значит, придут к тебе.

* * *

Эти слова отца Федор Матвеевич вспоминал потом часто. Эти и еще — чуть более поздние, когда в тот же день отцу стало хуже, и он коснеющим языком успел прошептать про какой-то серый камень: “серый камень, Федя, серый камень...” — и больше Федор не услышал ничего. То были последние слова отца. Он потерял сознание и через полчаса отошел.

После того Федор Матвеевич подался из родной деревни на севера, за длинным рублем, и шоферил там много лет; у них с женой родились две девчонки. Он с юмором спрашивал у жены: “Ну что, когда наследником порадуешь?..” Когда ей было уже под сорок, она в третий раз забеременела... и родила третью девчонку.

Денег, заработанных на севере, хватило им на двухкомнатную квартиру в областном центре. Они переехали туда и зажили тихо-мирно. Федор Матвеевич так и работал шофером до пенсии, старшие дочки вышли замуж. За сундучком никто не приходил.

На склоне лет Федор Матвеевич вдруг затосковал о своем деревенском детстве, и, когда подвернулся случай устроиться сторожем в дачный кооператив, он с радостью согласился, тем паче что ему выделили домик с небольшим участком. Федор Матвеевич так и переселился туда, а жена с дочкой жили на квартире, изредка навещая его на даче. Сам он, блуждая по окрестностям, смотрел, любовался природой и иронически думал о том, кто же теперь придет к нему...

ГЛАВА 3

...Поэтому, когда неизвестный мужик на крыльце представился Кореньковым — над ним как гром грянул!.. Вглядевшись, он точно увидел в чертах этого мужика забытые, но все-таки оставшиеся в памяти черты Карпа Сидоровича и давнего своего товарища Пашки... и тогда опустил ружье.

— А ведь и впрямь, — промолвил он, убедившись в том, что приходится верить в чудо. — Тот самый и есть.

— Тот самый, тот самый, — ворчливо подтвердил Палыч, а Игорь ничего не понял. — Другие Александры Павловичи Кореньковы мне неизвестны.

— Так, так, — покивал старик. — Рекс, тихо! — прикрикнул он на пса. — Э-э, Пашки... то есть, Павла Карповича Коренькова сын?

Теперь и Палыч обомлел.

— Да, — брякнул он удивленно, — а вы его знали?

— Знал, — ответил Федор Матвеевич, помолчав. — Значит, пришел... Ну, раз пришел, прошу в гости ко мне.

Он отступил на два шага и приглашающе повел рукой.

— Палыч... ты что-нибудь понимаешь? — шепнул на ухо Коренькову Игорь.

— Пока нет, — тихо откликнулся тот. — Кроме того, что путь-дорога наша нас ведет как надо.

— Вот это точно, — сказал Игорь убежденно.

— Да. А коли так... — Палыч возвысил голос: — Благодарим за приглашение! Мы идем... с удовольствием. Вот только пес ваш...

— Не бойтесь, он вам ничего не сделает. Рекс, свои!.. Ну, вот и все. Пошли?

Пошли. Пес мирно бежал рядом, вывалив язык. Палыч в душе ликовал от такого успеха.

— А вы моего отца знали? — забежал он перед Федором Матвеевичем.

— Да! Давненько, правда. Мы земляки, из Ново-Михайловки. Слыхали?

— А-а, да-да, конечно! Так вы с ним оттуда?! Ясно... Я-то сам, правда, так там и не бывал. Но слышал от отца, конечно...

— А моя фамилия — Логинов. Слыхали? Федор Матвеевич.

— Н-нет. — Палыч извинительно улыбнулся. — Не доводилось.

— И никогда не доводилось? Ни от кого?

— Кореньков улыбнулся еще извинительней и развел руками.

— Никогда.

— Ясно, — сказал сторож. И повторил: — Ясно... Как отец, жив-здоров?

— Ну что вы, Федор Матвеевич! Он давным-давно помер. Уж больше двух десятков лет тому назад.

Седые брови Федора Матвеевича приподнялись и вновь опустились.

— Да ведь он и по нынешним-то годам не такой старик?.. На год, поди, старше меня... На два, самое большее. А мне шестьдесят три.

— Он рано умер. — Тучка набежала на лицо Коренькова. Он дернул носом, шмыгнул, прогоняя неприятные воспоминания. — Совсем рано... Сердце. Схватило — и все. Амба!

Рекс вдруг залаял и пустился бежать вперед.

— Что это он? — насторожился Игорь.

— А, ничего. Дом — вот он, рядом, он домой и припустился.

— Вы живете здесь? — Палыч прищурился.

— Можно сказать, живу. Ну, это после расскажу. Вы... уж какой леший вас с утра по пустым дачам носит, я не знаю, но покушать вы хотите?

— Не откажемся, — поторопился сказать Палыч, подтолкнув незаметно Игоря локтем, хотя тот и не собирался отказываться. — Федор Матвеевич, у нас к вам дело будет. Хорошо бы обсудить.

— Ну вот и обсудим, — не удивился Логинов. — Завтрак, конечно, не ахти, но уж чем богаты, тем и рады... Проходите!

Парни за время лесного вояжа здорово проголодались. Поэтому на гречневую кашу с тушенкой, черный хлеб, редиску с грядки и сметану они набросились как волки, не стесняясь, — да и Федор Матвеевич незаметно для них постарался сделать так, чтобы они чувствовали себя раскованно.

Он, разумеется, понял, что обоих загнали сюда события крайне необычные, и воспринял это как должное. -Потому он и не торопил их, спокойно ждал, пока они насытятся, еще и чаем угостил; затем они с Палычем покурили, и лишь после того он сказал:

— Я вижу, у вас что-то случилось...

— Случилось, Федор Матвеевич, случилось, — подтвердил Палыч задушевно. — И еще как случилось! Так, что ни в сказке сказать, ни пером описать...

— Ага... Ну, у меня тоже есть что вам рассказать, — порадовал Федор Матвеевич.

— Нам?— переспросил Игорь.

— Теперь уж, видно, вам, — ответил на это Логинов. — Вы же, я вижу, вдвоем эту вашу сказку пишете?.. Ну вот. Хотя передать ведено тебе, Саша.

— Передать?

— Передать, передать. Тебе точно отец ничего никогда... а, ну да, извини. А деда своего, Карпа Сидоровича, ты совсем не знал?

— Никоим образом! Но то, что с нами случилось... и продолжает случаться, — это, конечно, связано... ну, то есть, имеет отношение... а, черт! Ну, сейчас я обо всем по порядку.

И рассказал. Игорь ему подсказывал, и так вдвоем они довольно связно изложили свои приключения. Федор Матвеевич слушал внимательно, особенно в части, касавшейся того, как внезапно вспыхнула идея искать дачный участок или сторожа. Он переспрашивал, усмехался, покачивал головой, дивясь... А затем рассказал ребятам свою историю.

Те не удивились. Переглянулись только.

— И... эти штуки так до сих пор у вас и хранятся? — спросил Кореньков как-то недоверчиво.

— А как же, — с олимпийским спокойствием ответствовал Федор Матвеевич.

Палыч уставился в глаза ему. Смотрел с интересом. Федор Матвеевич улыбнулся:

— И находится все это здесь.

Далее Логинов не стал испытывать терпение парней, встал, спустился в подвал и принес ларчик.

— А ключ у меня тут... Вот, сдаю на хранение. — Федор Матвеевич вспомнил отца и улыбнулся грустно.

— Давай посмотрим, Палыч. — Игорю не терпелось. — Федор Матвеевич... Можно, я свою пушку положу? Неудобно с ней за поясом, хожу как пират.

— Ну-ну, конечно... Клади вон туда.

Открыли сундучок, безо всякой торжественности, присущей такому моменту. Вынули амулет и половину книги, стали их рассматривать.

— Солидные вещи, — сдержанно и уважительно высказался Кореньков, укладывая знак на ладонь.

Да, вещь действительно была необыкновенная. Слегка выпуклый, заглаженный по ободу диск диаметром сантиметра четыре. Темно-серого цвета, он был весьма увесист, гладкий и тускло поблескивающий; но было трудно — вернее, невозможно — определить, из чего он сделан, что это за материал. Металл?.. Камень?.. Непонятно. С обеих сто-рон на нем имелись будто бы выдавленные, причем очень аккуратно, ровно и упорядочение, символы, смысла которых никто из троих, конечно, не знал. Но.самое удивительное — эта вещь была на ощупь теплая! Словно живая. Палыч как зачарованный крутил ее в пальцах, перекладывал с ладони на ладонь — теплая, и все тут.

Игорь же занялся книгой. Никогда раньше он не видал таких книг. Не то чтобы он листал ее зачарованно, но с любопытством точно.

— Взгляни, Палыч, — негромко предложил он. Тот отвлекся от медальона, заглянул в страницы.

— Смотрим в книгу, видим фигу, — прокомментировал он.

— Это ведь не латынь, не греческий... — Игорь сказал это полувопросительно.

— И вообще ни один из известных языков. — Палыч, напротив, заявил категорично.

— А вы как вообще, ребята, в языках сильны? — спросил Федор Матвеевич.

— Увы, — ответил за обоих Кореньков. — Но распознать язык сумеем. А тут... скорее всего это какой-то шифр.

— Думаешь? — Игорь перелистнул страницу.

— Скорее всего. Книга рукописная, видишь?.. Ну, во всяком случае, это тайнопись, которой, надо думать, владеют немногие.

— Ну, мы-то ею точно не владеем... А вот интересно, иллюстрации тут есть?

Иллюстрации нашлись. Графика. Тоже чрезвычайно необычные. На одной из них, например, был изображен средневековый город: окружность крепостной стены, островерхие крыши, шпили башен. Башня в центре была самая высокая, острием она касалась стилизованно изображенного облака. Вокруг города расстилалась пустая, слегка всхолмленная равнина, по горизонту переходившая в цепь высоких холмов. Другая картинка вызвала недоумение и бесплодное почесывание затылков: на ней

были два человека тоже в средневековой европейской одежде, лицом друг к другу; причем тот, что левее, указывал пальцем вправо, на визави, а тот, в свою очередь, вытянутым же пальцем показывал вниз.

— Ну и что бы это значило? — спросил Палыч зачем-то у Игоря, который на такой вопрос, естественно, смог лишь развести руками. Справились у Федора Матвеевича — но и он знал не больше.

И, наконец, третья картинка была, собственно, не картинка, а схема. Похоже, что вычерчен некий лабиринт, но какой... где находящийся?., к чему ведущий?.. Понятно, что эти вопросы остались без ответа.

— Что же, — провозгласил Палыч. — Попробуем сделать выводы.

С этим все согласились, хотя Игорь про себя подумал, что вывести можно немногое. Но вслух он это не сказал.

В общем-то он оказался прав. Какие выводы оказалось возможным сделать? То, что было известно и прежде: для “Гекаты” они настолько нежелательные очевидцы темных дел, что не иначе как необходимо их устранить. Что за темные дела?.. Об этом можно только гадать, а явно лишь одно: там экспериментируют с таинственными силами и энергиями — это, между прочим, подтверждается тем, что Палыч, потомственный, так сказать, экстрасенс, вызвал у тех сильнейшее беспокойство, такое, что они не перед чем не остановятся...

— Но! — Тут Кореньков назидательно поднял палец.

— Но дело в том, — подхватил Игорь, — что теперь у нас в руках вот это. Очевидно, это мощное противодействие тем... как сказать... чарам, что ли, с которыми пытаются заигрывать наши враги.

— Да, — сказал Палыч, бегло глянув на книгу и на медальон. — Оружие, но бесполезное. Как им пользоваться, мы не знаем. Вы... Федор Матвеевич?..

Тот только руками развел.

— Да, — повторил Палыч и почесал за ухом. — Тогда какие будут предложения?

— Я все-таки попробую дозвониться Жорке, — сказал Игорь. — Телефон есть у вас, Федор Матвеич?

Федору Матвеевичу пришлось вторично разводить руками. Телефона нет. Не проводят. Вон, говорят, дома-то рядом; вы в городской черте находитесь, какого шута к вам линию тянуть?.. Если кого уж совсем прижало, сбегал до автомата да позвонил. Или мобильный покупай.

— М-м... — Палыч почесал за ухом энергичнее. — Ладно. Если сумеем хай поднять в прессе — это большое дело. Но вот с расшифровкой, — ткнул пальцем в артефакты, — он нам вряд ли поможет... Тут надо другие какие-то заходы искать.