— Эльвианора, ты только посмотри, какое чудо!

Девушка послушно повернула голову. Слезы, так и норовившие выплеснуться из ее небесно-голубых глаз, немедленно высохли.

— Ой, ну надо же, какой милашка! Иди к мамочке, малыш!

Она оторвалась наконец от моей груди и поспешила к гостю, проваливаясь острыми шпильками-каблуками в податливо-рыхлую землю. Улыбка карлика стала еще более умильной, когда Эльвианора приблизилась к нему на расстояние вытянутой руки, а затем… затем произошло невозможное. Уж не знаю, что он там сделал со своей ящерицей, со стороны было похоже, что карлик просто нажал на какую-то точку у нее на брюхе, но та вдруг внезапно надулась, злобно засверкала опаловыми глазками и плюнула в подошедшую девушку клубком отвратительной черной слизи.

— Ах ты скотина!!! — Уже на бегу я успел краем глаза заметить, как падает моя подопечная наземь с лицом, искаженным болью, как закатываются ее глаза.

Карлик был уже совсем близко. Рывок — и кулак мой врезается в его приплюснутую морду: я чувствую, как ломаются в ней хрящи, а моя рука окрашивается его кровью, в точности такой же черной, как и слюна ящерицы, что пригрелась у него в руке.

— На, получи, урод! — Еще один удар примерно в то же самое место. Уж не знаю, что на меня нашло, на самом-то деле я не ахти какой боец; здесь, видимо, сыграло свою роль нешуточное волнение за доверившуюся мне девушку, лежавшую сейчас недвижимо на холодной земле чужой планеты. Чужой в полном смысле этого слова.

Я молотил карлика очень долго. Он уже не стоял — мешком валялся на земле, а я, сидя на нем, долбил и долбил кулаками по отвратной морде, которая, похоже, становилась еще более приплюснутой, чем была до этого.

Как ко мне подошли со спины еще двое — я уже не заметил. Ощутил лишь, как в шею мне впивается что-то мокрое, этакий тугой липкий сгусток, и тотчас же закатывается за воротник, впитывается в кожу, заставляя ее неметь; онемение это распространяется все дальше, захватывает конечности, парализует губы. Теперь я уже не кричу — некогда. Мне нужно успеть намертво вцепиться зубами в ногу одного из уродцев, прежде чем тело окончательно перестанет повиноваться, а сознание улетит прочь… прочь от проклятой планеты и ее обитателей.

Глава 2

Я лежу на чем-то холодном и твердом — именно такой сделал вывод, когда заставил себя пошевелить рукой, превозмогая острую боль в суставах. Откуда боль, кстати? Последствия попавшей мне на кожу парализующей слизи? Возможно. Но с этим буду разбираться позже, а сейчас меня в первую очередь интересуют всего две вещи: где я, и что с Эльвианорой: жива ли она. У меня до сих пор стояло перед глазами ее белое как мел лицо. Стоп, а может, это был всего лишь сон? Космическая красотка на каблуках-шпильках, карлик с лицом обиженного мопса?.. Сейчас я проснусь, умоюсь, побреюсь и побегу на работу, а сон мой очень скоро развеется как дым, оставив о себе в качестве напоминания лишь капельку горечи. А что, эта гипотеза тоже имеет право на жизнь… вот только глаза открывать почему-то подозрительно не хочется, умом-то понимаю ведь, что все не так просто. А, ладно: была не была… Тяжко вздохнув, все-таки заставил себя разлепить веки. Ага, сон… держи карман шире. Я в каком-то помещении, похожем на хлев, судя по запаху. Помещение сравнительно невелико, шагов пятнадцать в длину, а в ширину и того меньше, как минимум вдвое. Всю его площадь занимают кое-как сколоченные деревянные нары, причем дерево, похоже, не потрудились даже обтесать как следует — там и сям торчат сучки да заусенцы. Нет, не хлев это, обманул меня нос. Самый обыкновенный барак, в котором содержится вовсе не скот. Впрочем, судить за это мой нос явно не стоит, ведь он был введен в заблуждение миазмами человеческих испражнений, доносящимися из дальнего, затемненного угла помещения, которые, смешиваясь с запахом немытых тел, и создавали этот всепроникающий «аромат».

Ничего не скажешь — мило. А главное — никаких ненужных излишеств. Лично мне спартанская обстановка всегда импонировала. Да ладно: шучу, конечно, шучу. А что мне еще остается? Не пялиться же в единственное на весь барак окно со щелями шириной в палец, из которых нещадно сифонит морозным воздухом? К тому же и далековато оно от меня, нары-то мои у противоположной стены, аккурат рядом с массивной входной дверью, сделанной из неизвестного мне серебристого металла.

Стены… Только сейчас я обратил внимание на то, что материалом для них послужила какая-то странная пористая порода, причем они монолитны, ни единого шва не наблюдается; как и на самом потолке, впрочем. Что стены, что потолок — грязного сероватого цвета с отчетливо видимым налетом копоти. Откуда копоть — догадаться несложно, если повернуть голову чуть правее: там, ближе к середине барака, выложен небольшой очаг, почерневший от частого использования.

Барак, как про себя я назвал это убогое помещение, был абсолютно пуст. Не считая меня, конечно. Плохой знак, очень плохой. Остается лишь надеяться, что Эльвианору поместили в какое-то другое, более приличное место.

Ладно, хочешь не хочешь, а пора вставать. Осмотреться, проверить на прочность стены, окно да дверь своего нового жилища. Я свесил ноги с нар, встал, потянулся, разминая затекшие мышцы. Тишина, на мои телодвижения никто не реагирует. Тюремщикам наплевать, чем занимается их пленник. А может, оно и к лучшему: после того как я измочалил напавшего на мою спутницу «мопса», ожидать приличного приема с их стороны было бы полнейшей глупостью.

Подошел все-таки к окну. Вид из него открывался так себе, на троечку: унылая равнина, покрытая слоем бурой растительности вроде травы, полоска леса вдали, где-то у самого горизонта. Ну вот и все, пожалуй, не считая узкой ленты дороги с растрескавшимся покрытием. На вид она казалась не то чтобы неухоженной, а скорее древней, от нее так и веяло чередой пролетевших тысячелетий. Куда она ведет, кто те безвестные строители, что соорудили ее посреди этой убогой пустоши, — откровенно говоря, на это мне было начхать. А вот на оконное стекло — нет. Поковырял его ногтем, саданул кулаком, а затем, разогнавшись как следует, в прыжке приложился к нему ногой. Реакции — ноль. Зато теперь становится понятным отсутствие металлической решетки.

Уяснив, что из места моего заточения просто так не выбраться, я почему-то сразу успокоился. Вновь забрался на свои нары, прикрыл глаза, представляя, что нахожусь где-нибудь на курорте, а свежий морской бриз, играя, теребит мне волосы, брызгает на лицо крупицами солоноватой влаги…

— О слава Великому Терихоандронасу, вы живы!!!

— Да жив, жив… — пробурчал я словно последний зануда, хотя было чертовски приятно ощущать, как тонкие девичьи руки обвиваются вокруг моей шеи, а солоноватые капли влаги на поверку оказываются вовсе не игрой моего заспанного воображения, а самыми что ни на есть настоящими слезами, пролитыми, между прочим, в честь моего внезапного восставания из мертвых. — Господи, да что это с тобой? Ты почему вся такая грязная? — Я соизволил наконец открыть глаза и теперь потрясенно таращился на Эльвианору.

Да-а-а… от внешнего лоска моей спутницы не осталось и следа: волосы растрепанные, мокрые, некогда белая футболка уже далеко не белая, да и сама девушка мало того что мокрая с головы до пят, так еще вся извазюкана в какой-то глинистой грязи отвратительного рыжеватого оттенка. К тому же она была не одна — мои нары обступили штук пятнадцать существ настолько между собою не схожих, что человека с более слабой нервной системой наверняка хватил бы удар, случись ему вдруг оказаться на моем месте. Одно из них, например, которое третье слева, щеголяло чудесным расписным панцирем, я успел как следует рассмотреть его, когда оно повернулось к своему соседу — миниатюрной хрупкой особи с лицом обиженной мартышки, у которой только что отобрали банан, и пробулькало ей нечто настолько невразумительное, что вот так, с ходу, я бы затруднился и повторить. К моему удивлению, «мартышка» ответила, причем на своем языке, но видно было, что они распрекрасно поняли друг друга. Ну, все понятно: видимо, все разумные существа в этой части галактики пользовались услугами симбионтов-переводчиков, как и Эльвианора.

— Эльвианора… Эльви, ты так и не ответила.

— Со мной? Ничего. Мы работали. — Девушку била крупная дрожь. Ого, да она не на шутку замерзла — а я-то, идиот, терзаю ее сейчас своими тупыми вопросами!

Мои свитер и куртка оказались слишком велики для нее, но это сейчас не имело никакого значения. Зато они были теплыми — вот что главное. Теплыми и сухими.

Когда моя подопечная немного отогрелась и смогла, наконец, разговаривать связно, я узнал от нее, что же это за место и какая нам всем уготована участь. Итак: занесло нас, по милости капризного господина Случая, на планету, носящую непримечательное имя Гнерия, планету-призрак, жители которой давным-давно вымерли вследствие то ли природного катаклизма, то ли войны, развязанной при помощи неизвестного оружия. Как бы то ни было — результат налицо. Почва планеты оказалась заражена каким-то вирусом, благодаря которому все живое умирало на ней весьма быстро. Три месяца — вот максимальный срок жизни, отпущенный любому биологическому организму, если уж его угораздило попасть на ее безжизненные просторы. Отсюда, кстати, рыжеватый цвет — и почвы, и самой растительности. Планета-склеп, в которой безраздельно владычествует вечная осень.