И всё-таки казаки взялись за восстановление своих, как им казалось, попранных прав. Впервые с 1709 года круг избрал войскового атамана — генерала от кавалерии, выпускника Академии Генерального штаба Алексея Максимовича Каледина — он тоже станет одним из персонажей романа «Тихий Дон». Войско Донское объявило круг единственным правомочным органом, тем самым оставив донское крестьянство, купечество, иногородних без полноценного представительства во власти.

Пошли споры, как делить с крестьянами землю. Иногородних — к числу которых относились и Шолоховы — предлагали выселять на прежние места жительства. Что, конечно же, выглядело совершенной дикостью. Куда было ехать тем же Шолоховым — в Зарайск?

В сентябре 1917 года в Киеве состоялся съезд представителей народов и областей, дружно требовавших федеративного переустройства Российской империи. Донское казачество на съезде выступило за федерацию. Традиционно играя на сепаратистских тенденциях, представители Антанты вели с казаками переговоры, обещая им поддержку в случае выступления против Керенского и Временного правительства.

21 октября был подписан тоже по сути своей сепаратистский договор о создании Юго-Восточного союза казачьих войск и горских народов Кавказа.

Империя стремительно катилась к хаосу и распаду.

В этом старик Мохов был прав.

Не питая никаких симпатий к герою, носившему фамилию прадеда, Шолохов именно в его уста вложил горькое пророчество о грядущем.

* * *

Александр Михайлович снова начал запоем пить. Лёвочкин смотрел на всё это мрачно — дела у него в связи с войной шли всё хуже и хуже, и он давно был готов уволить такого работника. Брат Пётр выручал до поры до времени, но всему были пределы.

Наконец, встал вопрос об увольнении шолоховского отца с должности приказчика, но выручил благословенный случай: Александру Михайловичу предложили место управляющего на мельнице еланского купца второй гильдии Ивана Симонова в хуторе Плешакове. Каменных палат в Каргине он не нажил, а труд приказчика давно опостылил. Чего ж было не попытать счастья на новом месте? Даром что глава семейства разменял уже шестой десяток и считался по меркам той эпохи стариком — ему было 52 года.

Сначала Шолоховы сняли полдома у казаков Мельниковых. Сразу завели гусей, индеек, свиней. Плешаковская мельница была не такой современной и мощной, как в Каргинской, но и неустаревшей — с паровым двигателем, двухэтажная. После обмолота хлебов казаки и крестьяне из ближних хуторов всю осень и зиму везли сюда зерно на помол.

Хутор Плешаков относился к Еланской станице — той самой, где жил покойный Степан Кузнецов. Располагался он в ложбине на берегу Дона, но подойти к реке можно было только извилистой дорогой, идущей под меловой горой. В Плешакове было немногим более 80 дворов. Подавляющее большинство из числа семисот жителей составляли казаки. Церкви в Плешакове не было. Плешаковцы содержали паромную переправу, чтоб иметь возможность переправляться на левый берег — посетить местный базар, Еланскую церковь. Отстояв службу, заходили за покупками в мануфактурный магазин купца Симонова.

Юный Шолохов, должно быть, попав туда впервые, попытался вообразить иной поворот своей судьбы: вот он, унаследовав надел Степана Кузнецова, живёт здесь… вот готовится к воинской казачьей службе…

Совсем другая жизнь сложилась бы!

В Еланской станице имелись два приходских училища — мужское и женское. Это приходское и окончил бы он. По достижении 17 лет его, как и всех остальных казачат, записали бы в так называемые «малолетки» и привлекли к отбыванию «сиденочной» повинности: дежурство при станичном правлении, разноска пакетов и прочее. К тому времени он должен был уже иметь свой мундир, коня и оружие: саблю, ружьё, пистолет или, если нет ружья, два пистолета. А в 20 принял бы присягу — и на службу.

Плешаков, куда Миша наезжал в свободные от учёбы недели, дал ему многое в смысле опыта, — но настоящей малой родиной, как случилось с Каргинским хутором, а позже с Вёшенской, не стал. Окружённая складами пыльная площадь, большая конюшня да паровая мельница, куда позвали работать отца, — вот и все плешаковские достопримечательности. Тем более именно здесь ждала его близких самая огромная в их жизни катастрофа.

* * *

Поздней осенью 1917 года, накануне той самой, перевернувшей мир революции, в шолоховской семье случился свой переворот.

Умерла Мария Васильевна — бабушка Миши, мать Александра Михайловича. Она не признала внука и невестку, не простила сына. Но из завещания своего непутёвого Сашу не вычеркнула. Огромный капитал деда, купца 2-й гильдии Михаила Михайловича Шолохова, был поделён между наследниками.

Несчастный и загнанный жизнью Александр Михайлович и измученная судьбой Анастасия Даниловна наконец разбогатели.

Причём разом, стремительно, обрушительно.

Грешно было радоваться: всё-таки умерла мать, давшая жизнь Александру Михайловичу, а значит — и Мишке-татарчонку.

Но тем не менее: сколько мытарств пришлось перенести к этой осени 1917 года! Сколько отцовских запоев вытерпеть Анастасии Даниловне! Сколько косых взглядов соседей и родни!

Сколько раз Александру Михайловичу приходилось унижаться, ища, у кого бы взять в долг. С какими муками долги эти возвращались. За какую работу он только не брался. А теперь — вот они, деньги. Вот они, Шолоховы, дожили. «Татарчуки»! Беспаспортного нахалёнка родители!..

В числе других новых знакомых Шолоховы познакомились с казачьим семейством Дроздовых и на зиму перебрались к ним — там было просторнее.

К весне задумали стройку своего большого дома.

Ах, какая жизнь рисовалась им! Не хуже, чем у Лёвочкиных. Тем более что Лёвочкин в разор пошёл, а им теперь — только шириться и богатеть.

Капитал Шолохов решил вложить, как ему показалось, самым надёжным образом — купить мельницу. Мельница всегда нужна. Мельница никогда не стоит без работы. Потому что все сеют хлеб. Хлеб — это жизнь.

Вместе с плешаковской мельницей Шолоховы решили выкупить, а с нею ещё и кузню — за 70 тысяч рублей золотом. Это были нереальные деньги в 1917 году. Шолоховы никогда не держали в руках и десятой части этой суммы. Месячная генеральская зарплата тогда составляла пятьсот рублей золотом. То есть мельница была куплена за 140 генеральских зарплат! Автомобиль стоил две тысячи рублей. Можно было б 35 автомобилей купить. Парк автомобилей! Но мельница (со всеми её пристройками) и кузня были на Дону несравнимо нужнее автомобилей, которые на местных дорогах, в отсутствие мастерских и топлива были вовсе не нужны.

Шолоховы могли бы вовсе ничего не покупать, а жить на эти деньги годы и годы. Но Александр Михайлович рассуждал, казалось бы, здраво: нельзя проесть наследство. Надо быть достойными своих предков и полученное — приумножить. И приумноженного хватит навсегда, на дедов и на внуков. И они ещё будут гордиться им — так деятельно и умно распорядившимся наследством.

Быть может, он убеждал в своей правоте Анастасию Даниловну так: все это торговые дома Шолоховых и Моховых — пшик: у людей кончились деньги — и, сама видишь, Лёвочкину пришлось всё закрыть. Но мельница, Настя! Но кузня — это навсегда!

Сделка состоялась. Получив деньги, бывший хозяин плешаковской мельницы, купец Симонов, купил себе — на ту же примерно сумму — пивоваренный завод в Усть-Медведице. Шолоховы сменили статус. Теперь они принадлежали к числу привилегированных и обеспеченных россиян.

Более того, они стали теперь ни больше ни меньше — эксплуататоры.

Ведь отныне они владели наёмной рабочей силой.

Вся эта наёмная рабочая сила войдёт в роман «Тихий Дон» под своими именами.

* * *

В «Тихом Доне» в первую большевистскую ячейку хутора Татарского собираются несколько работников, служащих на моховской мельнице: машинист Иван Алексеевич Котляров, весовщик Валет, вальцовщик Тимофей и помощник его Давыдка.

Иван Алексеевич — один из основных персонажей эпопеи, судьба то сводит, то разводит его с Григорием Мелеховым; Валет — тоже заметен и выписан весьма характерно.

Мельницу, как мы помним, Шолохов описал точь-в-точь как в Каргине — а вот прототипов Ивана Алексеевича и прочих среди реально работавших на моховской мельнице людей, сколько краеведы ни искали, опрашивая старожилов, так и не нашли. Обратили тогда взоры на плешаковскую мельницу — и получился совсем другой результат. Там, под началом Александра Михайловича Шолохова трудились машинист Иван Алексеевич Сердинов, весовщик Валентин по прозвищу Валет и братья Бабичевы — Василий (он был немым) и Давыд. Совпадения, как мы видим, почти полные: у Ивана Алексеевича только фамилия заменена: из Сердинова он стал в романе Котляровым, весовщик Валентин сохранил своё прозвище Валет, немой Василий в роман не попал, зато Давыдка остался под своим именем.

Зная про купцов Мохова и Лёвочкина, учителя Копылова, священника Виссариона, атамана Фёдора Лиховидова, Аникушку, Христоню, братьев Шамилей и прочих многочисленных, не утерявших своих имён казаков и казачек, а также, скорее всего, и богучарского Штокмана, — мы понимаем, что начавший писать свою книгу Шолохов не слишком путал следы, решив, что лучшее прозвание для героя — настоящее, а не выдуманное. Человек сживается со своим именем намертво, и переименовать его — значит надорвать что-то важное. Назвав Валета Тузом или Аникушку как-нибудь иначе, Шолохов рисковал утерять связь с той самой жизненной правдой, которой так дорожил.