«Мы лишь испытание, так что не будь неверным. Ты продал душу за жуткую цену…»

— И каков твой самый страшный грех? — спросила Селена, возвращая меня к реальности.

Я смяла шелковый платок и выбросила с балкона. А потом потерла руки, унимая охватившую меня дрожь.

— Ты это слышишь? — спросила я у Селены.

— Что?

— Голос. Или даже… это больше похоже на хор.

Она покачала головой.

Может, мне просто показалось. Не могло же быть поющей крови в розовом вине. Это просто бессмысленно.

— Ты пытаешься избежать ответа на вопрос? — ухмыльнулась Селена. — Я тебе не позволю. Говори про твой самый страшный грех.

— Самый страшный грех… — У меня их уже так много. — Может, когда я молилась далекой и пустой тьме, чтобы мать и отец возвратились живыми с охоты. Или когда я послужила той же тьме, вызвав кровавую чуму.

Селена усмехнулась, как будто я пошутила, потом отпила глоток ячменной бражки.

— Ты не служишь злу, Сира. Ты часть плана Архангела. В Ангельской песне есть предания о неверующих, которые были врагами веры, но Архангел их использовал и даже говорил через них.

— Хорошо. Это не тот путь, по которому мне хотелось идти. Я сыта по горло историями о богах, вере и ангелах.

— Тогда расскажи о другом грехе.

Я поставила кубок на стол и оттолкнула его от себя по гладкому дереву.

— Помнишь, у меня была служанка со щечками как клубника?

— Вера? Девушка, которую задушила Зедра?

— Да, та маленькая потаскушка. Я ею с удовольствием пользовалась. Хотя она заслужила то, что получила от Зедры.

— В каком смысле… пользовалась?

— Да во всех, каких пожелаю. Вот и все, что я могу об этом сказать.

Щеки Селены окрасил глубокий вишневый тон.

— Да, это грех.

— Думаешь, меня это волнует? Почему я должна чувствовать себя виноватой?

— Но тебе эта девушка была безразлична. Ты ее использовала.

— Как и она меня. Это было честное соглашение.

Я бросила взгляд на стоявшую у балконной двери Нору. Она чуть замешкалась, не успела отвести взгляд, чтобы не встречаться с моим. Зедра славилась острым слухом, вероятно, и Нора нас слышала. Что могла подумать простая вограсская девушка о том, в чем я только что призналась?

— Нора, — позвала я.

Она подошла, сложив ладони.

— Да, султанша.

— Садись с нами.

Она напряглась так, что локти почти соприкоснулись.

— Ну иди же, — сказала я. — Подойди и сядь рядом с Селеной.

— Как прикажете, султанша.

Селена сдвинулась влево, чтобы Нора могла сесть на подушку цвета лазурита.

— Разве это не странно, Селена? Ты когда-то служила ей.

Селена с сомнением взглянула на Нору.

— Странно. И кровавая магия странная. Нечестивая.

— Вот как… Ну, теперь расскажи о своем грехе. Ты когда-нибудь помогала Зедре в колдовстве?

— Помогала. Да простит меня Марот.

— А в день свадьбы, когда Зедра вселилась в мое тело и выколола мне глаз?

Селена посмотрела на меня с трепетом.

— Я помогала ей войти в шкаф. Но в то время я не знала, чем она занималась.

— Но и после того, как узнала, ты продолжила ей помогать.

— То была моя ошибка и грех. Каюсь. — Ее глаза потеряли блеск. — Ты меня презираешь?

Я искренне покачала головой.

— Ты же хотела просто вернуться домой? Как я могу ненавидеть тебя за это? Тогда я тоже больше всего на свете хотела домой. — Я обернулась к Норе. — Скажи, дорогая, ты скучаешь по дому в Вограсе?

Нора подняла на меня взгляд и сразу же отвела его. Она даже не знала, уместно ли поддерживать зрительный контакт с той, что выше нее по положению.

— Да, — сказала она, не сводя глаз с искусно обработанного края столика.

— Знаешь, когда мы с тобой разговариваем, ты можешь смотреть на меня.

Она встретилась со мной взглядом.

— Прошу прощения, султанша.

— Ты полная противоположность Зедре. Как могли кровавые руны превратить тебя в нее?

— Я не знаю. Ничего об этом не помню.

— Полагаю, твой самый большой грех мы уже знаем, — сказала я. — То, что ты была Зедрой.

— Он сказал…

Она умолкла.

— Кто сказал и что? — спросила я. — Договаривай.

Она съежилась как мышь.

— Он… Человек в цветочном плаще.

— Марот, — зло произнесла я. — Его имя — Марот.

— Он сказал, что отведет меня туда, где растут красные тюльпаны. Сказал, я смогу отомстить за свою семью.

Пашанг об этом упоминал, он пережил последние дни перед тем, как Нора стала Зедрой, благодаря кровавым рунам из «Мелодии Норы». До сих пор не пойму, что заставило его прикоснуться к этой книге.

— Силгизы убили твою семью, Нора, так ведь? Я силгизка. Ты хочешь убить меня?

Она ахнула и покачала головой.

— Нет, конечно нет, султанша. Я бы никогда не причинила тебе вреда.

— Почему?

— Я не виню тебя за то, что случилось.

— Может, и винишь. Откуда мне знать?

Ее глаза увлажнились. Руки задрожали.

— Нет. Ни в чем не виню. — Голос треснул, как разбитая ваза. — Никогда не стала бы.

Бедняжка. У нее на глазах какие-то силгизские выродки убили деда и сестру. Даже угрожали насилием, а другую сестру продали за несколько ковров. Вероятно, в мыслях она и днем и ночью переживает этот момент. И, конечно, боится меня, как любого, кто способен приставить клинок к ее горлу.

Нора всхлипнула, и Селена ласково положила руку ей на плечо.

— Ничего. Сира не похожа на тех, кто тебя обидел.

— Пойду спать.

Я встала и в последний раз посмотрела на город. Но там, вдалеке, было что-то не так.

Солнце часто заслоняли песчаные бури и пыль, и тогда город освещался красноватым сиянием. Но сейчас закат был необычайно красным. Я могла поклясться, что вижу вдалеке облако, ярко-красное, каких никогда не встречала.

Может, это предвестник кровавой чумы? Может быть, она уже расползлась из зияющей раны, которую я наколдовала в пустыне? И идет к нам сюда? Может быть, поэтому мне почудилась в вине кровь?

Слишком многое надо было обдумать. Я оставила Селену и Нору на балконе и пошла в постель с простынями из абистранского шелка.

Осторожный стук в дверь разбудил меня в самый неподходящий момент.

— Сын совы, — отозвалась я. — Ты уже потревожил мой сон, так что можешь войти.

Одетый в слишком тесную ночную рубаху Пашанг шагнул внутрь.

— Ты должна пойти в тронный зал.

Я нечасто видела у него такое лицо — застывшее в напряженном ожидании, с закушенными губами.

— Зачем?

— Одевайся и иди в тронный зал. Этого словами не передать.

— А я так спокойно спала. — Я потерла вспотевший затылок и встала. — Только это меня и радует в последнее время.

Я надела подобающее платье лазурного цвета, с рубинами у ворота. Расчесала волосы, хотя, чтобы распутать кудри, пришлось потрудиться. А потом направилась в тронный зал под прохладным ветерком, проникавшим через стропила. Он шептал о снеге в пустыне, что придет всего через несколько лун.

В тронном зале стояли силгизские воины в традиционной кожаной одежде и шапках с перьями. Слезы навернулись мне на глаза, прежде чем я сообразила, что вижу. Словно что-то в самой глубине души среагировало быстрее, чем мозг.

От помоста с золотой оттоманкой на меня смотрела худая женщина с крупным носом, как у меня, и каштановыми волосами Джихана. Я могла лишь зарыдать, приблизившись к ней, и не знала, от боли или от счастья — меня переполняло и то и другое.

— Матушка? — сказала я, словно не была уверена до конца.

— Сира.

То, как она произнесла мое имя… лишь теперь я почувствовала, что это реально. Моя мать больше не на пороге смерти.

— Мне хотелось приехать и увидеть тебя. — По мне будто прошелся слон. — Я молилась день и ночь, чтобы ты поправилась.

Нет, на самом деле я не молилась. Надежда давно меня покинула. А учитывая то, как со мной обошлась судьба, молиться о здоровье матери казалось бессмысленным.

— Я была готова вернуться к Лат, узнав, что гулямы сделали с моим сыном. С Джиханом, — с нежностью произнесла мать. — Но, уже умирая, услыхала, что ты за него отомстила. Это вырвало меня из лап смерти. И я слышала, что ты сделала для силгизов, для Потомков, которых мы почитаем. Клянусь Лат, рассказы о твоих деяниях возвратили меня к жизни.

Мать обняла меня. Ее сила, ее тепло охватили мои мышцы и проникли до самых костей. Это все слишком хорошо, чтобы быть правдой, и я боялась, что она испарится, как слезы в жаре пустыни.

А вдруг я еще сплю?

Разорвав объятия, я посмотрела на мать. Жесткие линии морщин под глазами говорили о возрасте и обвиняли.

— Сейчас время джиннов. Султанша Аланьи нуждается в отдыхе. — Она пригладила мои волосы и ласково улыбнулась. — Возвращайся в постель, Сира. — Она говорила так, словно мне восемь лет и меня разбудил страшный вой.

Я была напугана так же, как и тогда.

— Нет. Нет, я не хочу. Вдруг проснусь, а тебя здесь не будет?

— Я никуда не денусь. Я буду с тобой. Положись на Лат и Потомков. Можешь причислить меня к своим верным сторонникам. Пока я могу двигать хоть одной своей костью, я сделаю все, чтобы тебе помочь. — Она ласково тронула мою щеку, и в тот миг мир показался прекрасным. — Да поможет Лат тем, кто встанет у нас на пути.