5

Кева

Рухи неловко примостилась на противоположном конце гребной лодки, неуместно торчавшей на вершине песчаной дюны.

Она скрестила руки на груди.

— Ты уверен, что мы вернемся к Празднику соколов? Моя двоюродная сестра потратила много лет на обучение своей птицы. Она душу из меня вынет, если я пропущу состязание охотников.

— Кинн донесет нас до Костаны за день и вернет в Зелтурию за следующий.

Шейха явно боролась с внутренней тревогой. Вайя был совсем другим, он всегда сохранял спокойствие, за исключением самых тяжелых моментов.

Я сел на противоположный конец лодки и вытянул ноги.

— Нам нужно кое о чем поговорить.

На горизонте забрезжил рассвет, утренний ветерок поднял вихри песка.

— О чем? — Рухи тоже вытянула ноги, достаточно короткие, чтобы поместились в прогал между сиденьями.

— Я довольно давно об этом размышляю. Не самая простая тема для разговора.

— Хватит темнить.

— Ладно, тогда я просто скажу. Если наступит момент, когда я могу погибнуть, ты должна нанести смертельный удар.

Она воззрилась на меня сквозь прорезь в покрывале.

— Ты хочешь, чтобы я забрала твои маски.

— Ты понимаешь почему?

— Потому что, в отличие от тебя, я достигла определенной степени фанаа. И поэтому ты думаешь, что я смогу заручиться расположением племен джиннов.

— Не понимаю, почему Лат избрала для этой цели меня. Недавно мне напомнили о необходимости посмотреть в лицо своим сомнениям. Что ж, это одно из них. Если я потерплю неудачу… возможно, получится у тебя.

Она взглянула на песчаный горизонт, затем повернулась ко мне. — Только если твоя смерть будет неизбежной. Не проси меня убивать тебя.

— Я не спешу на тот свет. Больше не спешу. Слишком много дел на этом.

— То есть ты не хочешь умирать, только пока есть чем заняться?

— У каждого из нас свои болеутоляющие. Мое — это работа. Или, скорее, война. Мирное время делало меня слабым, снова и снова.

— Ты маг. Может, стоит сосредоточиться на достижении фанаа, чтобы получить в свое распоряжение племена джаннов и ифритов.

— Ты лучше других знаешь, что на достижение фанаа требуются годы. Я до сих пор не понимаю, почему Марада вдруг подчинилась мне. В конце концов, это оказалось ошибкой.

— Ты винишь себя в том, что случилось с Марадой?

Это была моя вина. Я защищал Сади, вместо того чтобы держаться в тени, дожидаясь удобного момента. Я заставил Мараду противостоять Мароту в неудачное время, и она поплатилась за это. Ледяные джинны меня покинули, поскольку больше не были связаны обещанием Марады подчиняться мне.

Большинство джиннов не похожи на людей. Марада не любила меня, но знала, что на нашу землю явился Марот. Возможно, она хотела остановить его, но могла это сделать, только заключив договор со мной, поскольку я носил ее маску.

Маску, которую получил, пронзив клинком Лунару.

Султаны ифритов и джаннов, несомненно, знают, что случилось с Марадой, и потому откажут мне. В конце концов, мои маски ни к чему их не обязывали, пока я не уничтожил свою личность и желания, достигнув высоких уровней фанаа. Но что, если надвигается огромная опасность, куда хуже Марота?

— Марада сделала то, что я просил, и погибла от руки Марота, — сказал я. — Это моя вина.

— А потом Лат послала райское сияние, чтобы уничтожить Марота.

— Да.

— А потом?

— Это все.

Я не собирался посвящать ее в дальнейшее. Это породило разрушительные сомнения в Сади, и мне не хотелось заражать ими других. О том, что произошло, ходило множество слухов. Выжившие гулямы и йотриды чего только ни болтали. Но никто не мог знать правды, если не был там.

Сади, как и я, проходила испытание. Ни к чему втягивать в это страшное испытание остальных.

Кинн, как всегда разноцветный, спустился с неба и приземлился между нами.

— Будь прокляты эти ужасные времена, — сказал он своим голосом евнуха. — Странные дела творятся в небесах.

— Рассказывай.

— Со стороны кровавой чумы к нам плывет кровавое облако.

— Ты хочешь сказать… что озеро крови от… от всех этих взорвавшихся гулямов стало достаточно большим, чтобы возникло облако?

Кинн кивнул человеческой головой.

Рухи не могла слышать Кинна, но заерзала, как будто мой ответ ее встревожил.

— Какое облако?

— Мой джинн говорит, что видел в пустыне кровавое облако.

— Я видела подобное раньше. Иногда они плывут из Химьяра в абядийские земли. Порой они проливаются кровавым дождем. Но я никогда не видела, чтобы такие облака оказывались рядом с Зелтурией.

Я вздрогнул.

— Это все, Кинн?

— Что? Я недостаточно напугал тебя, янычар?

Я устало пожал плечами. В эти дни к ужасам следовало относиться спокойно, если не хочешь потерять себя от страха, как Сади.

Кинн повернулся к Рухи и склонил голову набок.

— Так… и как она выглядит подо всем этим?

— Откуда мне знать? И спрашивать такое довольно неприлично. Так что давай-ка, маши крылышками по направлению к Костане. И нигде не останавливайся, даже если увидишь узор на полях в виде улыбающегося лица.

— Это было произведение искусства!

Кинн топнул когтистой лапой, отчего лодка задрожала. Рухи вскрикнула, но быстро взяла себя в руки.

Птах выпрыгнул из лодки.

— Неприлично?

Рухи скрестила ноги.

— Он хотел знать, как ты выглядишь под одеждой.

Сбоку от меня появилась голова Кинна.

— Зачем ты пересказываешь ей мои слова?

— Стараюсь быть честным.

— Она решит, что я озабоченный.

— Ты и есть озабоченный.

Рухи вздохнула.

— Можешь сказать ему, что я вся покрыта кровавыми рунами.

— Это только распалит его любопытство. — Я постучал по борту лодки. — Давай отчаливать, Кинн!

Шейха схватилась за борт, а Кинн поднял нас в воздух. Когда мы поднялись выше, у нее отвисла челюсть. А мне казалось, что желудок вот-вот вылетит изо рта. Но я уже научился удерживать его.

С высоты священный город выглядел так, будто его слепил из песка какой-то ребенок. Горный хребет, на котором он располагался, тянулся на запад. Нам предстояло следовать вдоль него до самого Сирма.

— Все хорошо? — спросил я.

Рухи не держалась за живот, и ее не рвало, как я ожидал. Наверное, это благодаря фанаа.

Шейха весело хихикнула.

— Я совсем не так себе это представляла.

Все, что лежало внизу, уже не казалось настоящим — просто бугристый золотой ковер.

— Так было и со мной.

Мы скользили по небу, но казалось, что это мир движется под нами. Кинн наловчился держать лодку твердо и ровно, это позволило желудку успокоиться и сделало полет более приятным.

Рухи вглядывалась в даль. Я не видел ее улыбку, но был уверен, что она сияет в окружении кровавых рун.

Она заметила мой взгляд.

— Что такое?

Я плохо ее слышал, поэтому пересел на сиденье напротив.

— Как так вышло, что ты оказалась права? — спросил я.

— В чем права?

— Насчет Сиры.

Рухи усмехнулась. Похоже, одного упоминания Сиры было достаточно, чтобы вывести Рухи из равновесия.

— У меня было предчувствие. Нет, не предчувствие. Наитие.

— В чем разница?

— Наитие приходит откуда-то извне. Так мы, Апостолы Хисти, распознаём истину.

— И откуда же?

— Говорят, это ветер, дующий с берегов под сенью трона Лат. Он несет в себе озарение. А для особо подготовленных — даже божественное предвидение.

— Предвидение? Ты имеешь в виду… предчувствие того, что должно произойти?

— Да, Кева. Хотя я не утверждаю, что обладаю такой способностью. Скорее, когда Сира сидела перед нами, Апостолами, я почувствовала запах гнили внутри нее, стоило ей открыть рот. И поняла, что этот запах рожден грехом. И не просто человеческим грехом, а грехами самого Ахрийи.

Я считал, что презрение Рухи к Сире проистекает из чего-то более низкого. Бывает, что кто-то не нравится просто так, вроде того, как собака рычит на другую собаку. Но, похоже, я ошибался. Рухи обладала предчувствием, которое необходимо всем нам. И я мог бы им воспользоваться.

Ветер трепал ее покрывало. Мы двигались по небесному океану на север, и становилось все холоднее.

— А почему остальные Апостолы не почувствовали этого?

Рухи пожала плечами.

— Шоры.

— Правда? А у тебя, значит, их нет? Ты такая особенная, да, Рухи?

Она расхохоталась.

— Это ты у нас особенный.

— Я не особенный. Я про́клятый.

Она сложила руки на груди и схватилась за локти. Я уже видел у нее такой жест раньше. Возможно, это свидетельствовало о том, что ей неуютно.

— Ты же не серьезно, правда, Кева?

— Таким я себя ощущаю.

Я высказал еще одно сомнение, в котором не хотел признаваться даже Сади. Но расскажу этой стойкой женщине, потому что нужно кому-нибудь рассказать. Кому-нибудь сильнее меня.

— И кто, по-твоему, тебя проклял?

— Лат прокляла меня этими масками. Это вовсе не благословение, как принято считать.

— Это бремя, я понимаю. Но проклятие?

— Ты не была во чреве Лабиринта. Ты не видела Кровавой звезды, не слышала ее нечестивых песнопений у себя в голове. Только проклятие может поставить такое у тебя на пути.

— Это испытание, разве нет?

«Испытание». Сколько раз я пытался утешить Сади этим словом. Конечно, я лгал ей так же, как и себе. Мне следовало услышать это из чужих уст, чтобы полностью осознать.