Мурад недоуменно посмотрел на нее.

— О чем ты говоришь?

Я тоже посмотрел на нее. О чем она говорит?

— Я хотела сказать, вы могли бы присоединить Зелтурию к своему царству. Она граничит с Сирмом так же, как и с Аланьей. По обе стороны горного хребта есть перевалы, хотя северный хорошо скрыт.

— Сирм не правил Зелтурией сотни лет, — презрительно бросил Мурад.

— Я прожила там большую часть жизни. — Рухи шагнула ближе к шаху. — Как только Аланья снова станет безопасной, город наводнят паломники. Только представьте себе налоги. Сирм станет еще богаче, и ему больше не придется полагаться на набеги на заморские крестейские города. И вы сможете расширить свое влияние так, как не удалось вашему отцу.

Мурад озадаченно повернулся ко мне.

— Что говорит эта странная женщина? Вы пришли с просьбой помочь Кярсу, а она хочет, чтобы я отнял у него город!

— Она — Апостол Хисти, — ответил я. — Вам следует прислушаться к ее просьбе. Городом правят Апостолы, а именем Кярса или вашим — решать им.

— Мы можем попросить шаха Кярса уступить вам Зелтурию, — сказала Рухи. — Но взамен вы должны помочь ему вернуть Кандбаджар и победить Путь Потомков. Вы должны показать нам, что способны защитить Зелтурию от врагов.

— Откуда тебе знать, что Кярсу понравится такой обмен?

Если Мурад задал этот вопрос, значит, обдумывает ее предложение.

— Дело не в том, что ему нравится или не нравится, — ответила Рухи. — Дело в сильном шахе и армии, охраняющей святыни и паломников. Если вы согласитесь, мы обсудим с ним эту уступку, когда вернемся.

— Шахи не любят идти на подобные жертвы. — Мурад скрестил руки на груди. — Я знаю, о чем говорю.

Но Рухи была права. Пусть Кярс и назывался защитником Зелтурии, но он не мог защищать ее, прячась внутри. Если придется выбирать, Кярс, скорее всего, откажется от Зелтурии, если сможет вернуть себе Кандбаджар вместе с Мервой, Дорудом и городами на побережье Юнаньского моря. Какой великолепной ни была Костана, Кандбаджар гораздо богаче Зелтурии и Костаны, вместе взятых. Он был центром сухопутной торговли, через него шли пряности из Пустоши, парча из Кашана и металлы с южных островов.

А если Кярс не согласится, он может предложить Мураду один из городов на Юнаньском побережье. Например, Саканд, расположенный на краю длинного полуострова и тем самым ставший бы идеальной гаванью для Рыжебородого. Город контролирует великий визирь Баркам, но как только могучий флот Рыжебородого появится у берегов, тут же сдаст Саканд.

— Кярс примет горькую пилюлю, — сказал я. — Если вы пошлете достойную армию и мы снова возьмем Кандбаджар, надеюсь, до того как в пустыне пойдет снег, ваше имя зазвенит в храмах Зелтурии. Вас будут помнить не только как шаха, отвоевавшего Костану у неверных, но и как того, кто защитил веру от ереси и был заслуженно вознагражден самым святым городом на земле.

Несмотря на легкую улыбку, Мурад проворчал:

— Этот Таки кое-чему научил тебя, Кева. Должен признать, ты дергаешь нужные струны, словно музыкант. А может, правильнее сказать, кукловод. — Мурад сжал мое плечо. — Я подумаю над этим. А пока идите, найдите себе комнаты и насладитесь моим гостеприимством. Ах да, и ждите, что Эбра постучится к вам.

Эбра… в последнюю нашу встречу я ударил его по лицу. С тех пор мой гнев иссяк. По правде говоря, я оценил, насколько спокойным, холодным и расчетливым визирь был после падения Костаны — в отличие от меня самого.

Я возлежал на шелковых простынях, когда в дверь тихонько постучали.

— Можно войти? — спросила Рухи.

— Конечно.

Когда она вошла, я сел.

— Твоя комната не хуже моей? — спросил я.

Она огляделась.

— Я бы сказала, даже лучше.

Я жестом пригласил ее сесть на расшитую блестками подушку рядом с моей кроватью.

— Я как раз хотел заказать кофе. Сирмяне варят очень горький. Я мог бы попросить добавить немного кардамона.

— Я после него не усну. Тело и так уже не понимает, утро сейчас или ночь.

— Тогда чаю?

— Почему бы и нет.

Я встал и крикнул в коридор, чтобы пришел слуга. К нам поспешил евнух в бархатном халате.

— Чайник вашего лучшего чая, — сказал я.

Евнух ушел, а мы сели на подушки возле стеклянного столика.

— Я должна извиниться, что застала тебя врасплох с той идеей, — сказала Рухи, разматывая покрывало. Ее густые кудрявые волосы рассыпались по плечам.

— Да я барахтался и почти утонул. Мурад жестко торгуется. Так что ты молодец, что смогла найти именно то, чего он хотел.

— Он и должен быть жестким, верно? Он отвечает за всех людей в этом царстве и потому не может отдать что-то нам, не получив что-то для них.

— И для себя. Не стоит сбрасывать со счетов тщеславие правителей. Скорее всего, его увлекла мысль о том, что его имя будут поминать на проповеди в самом святом городе земли.

— Ну конечно. И это тоже.

Я хмыкнул и раздраженно постучал по стеклу.

— Как так получилось, что ты это увидела, а я нет? Как получилось, что ты знала, что посулить человеку, с которым я знаком всю жизнь, хотя видела его впервые?

— Ветер озарения, Кева. Только так я могу это объяснить.

Ветер. Как это странно. А еще более странной казалась руна, спускавшаяся по шее Рухи под ворот кафтана. Она напоминала колышущиеся щупальца того ангела, которого мне, к несчастью, пришлось увидеть в море.

Рухи заметила мой взгляд и прикрыла руну рукой.

— Прости. — Я издал болезненный вздох. Не нужно было так таращиться на нее и напоминать о том, что сделал Эше.

— Она спускается туда, куда ты подумал. До самого…

— Тебе необязательно…

— Она заставила меня увидеть сон наяву. Мне снились те существа, выходящие из облака. У них были извивающиеся конечности, из которых росли цветы. Потом лепестки цветов посыпались на меня. Коснувшись кожи, они превратились в червей и стали вгрызаться в меня. И тогда я сама превратилась в одно из этих существ.

Объятый ужасом, я закрыл лицо руками. Как Эше мог сотворить такое зло? Все из-за того, что Рухи дружила с моей женой? С Ашери?

Теперь я никак не мог перестать смотреть на кровавую руну на ее левой щеке. На мой взгляд, она напоминала человека в плаще, держащего в руках карты.

— То, что Эше сделал с тобой, ужасно. Он был так невероятно жесток. И не прав.

— Не прав?

— Он верил, что ты что-то скрываешь. Что служишь злу. Но ты этого не делала. Теперь я это понимаю.

— Только теперь? То есть… ты сомневался во мне?

— У меня были определенные сомнения, потому что… — Я прерывисто вздохнул. — Рухи… Ты должна кое-что знать. Настоящую причину, по которой я хотел провести с тобой время.

— Я даже не почувствовала, что ты что-то скрываешь.

Может, все потому, что я в некотором смысле скрывал это и от себя самого.

— Когда-то ты дружила с моей женой.

— С твоей женой?

— Ашери была моей женой.

На лице Рухи отразилось даже не потрясение. Это было больше похоже на предательство. На… ужас.

— Но ты убил ее.

— Да, убил. Я убил собственную жену.

Она смотрела на меня с открытым ртом.

— Ты была ее подругой, — продолжил я. — И поэтому я хочу знать… Какой она была?

— Что ты имеешь в виду?

— Была ли она достойным человеком?

Рухи кивнула.

— Не могу этого отрицать.

— Она когда-нибудь рассказывала, почему покинула меня?

— Нет, но она говорила, как сильно скучает по мужу и семье.

Услышав эти слова, я заплакал.

— Я не понимаю, почему она стала той, кем стала, — сказал я, не пряча слез. — Не понимаю.

Рухи взяла меня за руку, и это поразило меня. Ее пальцы были жесткими, как у Сади. Как у Лунары.

— Я тоже, — сказала она. — В какой-то момент я поняла, что причины нет.

— Люди не обращаются во зло просто так. Должна быть какая-то причина, заставившая ее склониться перед Хаввой. И все время я хотел это узнать. Но в моем представлении о ней зияет дыра. В воображаемой истории ее жизни. Ее прошлое не связано с будущим.

— Что я могу тебе сказать? — В глазах Рухи тоже блестели слезы. — Нет никакой причины. Просто нет. Даже когда мы встретились в Зелтурии, она была достойным человеком. Таким же, как ты. Я не могу представить, почему она обратилась к Спящей и Кровавой звезде.

— Если это правда, то любой из нас может обратиться. Никто не защищен от тьмы внутри нас самих.

Разве я сам чуть было не склонился перед Хаввой? Разве не был близок к тому, чтобы принять предложение Лунары там, в Лабиринте, если бы это означало, что она вернет Сади?

— В этом и заключается испытание. — Рухи сжала мою руку. — Некоторые из нас не проходят его. Некоторые сбиваются с пути и падают в яму. Посмотри на Сиру…

— Сира и Лунара — не одно и то же. В Сире всегда жило зло. Но клянусь, Лунара была доброй и чистой. Когда мы были вместе, я не знал никого лучше.

— Как ты можешь быть уверен? Может, она прятала тьму глубоко внутри. Так глубоко, что даже ветер не мог донести ее запах.

Если это правда и ответов нет, тогда мои сомнения — не просто сомнения. Это ножи, режущие меня изнутри. И однажды они непременно вырежут душу.