Глава 13

Старые друзья

Когда виконт с графиней де Бриан возвратились в дом, брат и сестра Греары поджидали их в гостиной. Войдя, Сезар не стал предлагать Ивейн сесть, так как не собирался задерживаться надолго, и Мишелю с Сабриной пришлось подняться, чтобы не показаться невежливыми. Виконт представил Ивейн молодому де Греару, после чего заявил:

— Графиня прибыла сюда, чтобы немного скрасить мой досуг, и хочет осмотреть окрестности, а также Марсель. Коляска стоит у дома, потому мы не станем задерживаться.

— Я мог бы дать вам свою, — сказал Мишель в замешательстве, — и, возможно, сопровождать вас? Или вы пожелаете, чтобы с вами отправилась Сабрина?

— О, в этом нет никакой необходимости! — отрезала Ивейн, смерив девушку холодным взглядом. — Мы прекрасно обойдемся без сопровождающих. Я желаю побеседовать с моим старым другом, а он уже и так провел несколько дней здесь, не так ли? Мы возвратимся к обеду. — Графиня взмахнула снятыми перчатками — загадочный жест, призванный, видимо, обозначить, что ничего хорошего Ивейн от обеда не ждет. — И я надеюсь, мои комнаты будут к тому времени готовы.

— Дорогая, вы не желаете переодеться с дороги? — заботливо осведомился Сезар.

— Чтобы испортить еще одно платье отвратительной местной пылью? Нет, хватит того, что я загублю это. Моя служанка будет разбирать вещи, не стану ей мешать. Идемте же, виконт.

— Подождите меня в коляске, дорогая графиня. Я схожу за шляпой и тростью.

Когда они прошествовали мимо безмолвных Греаров и вышли в коридор, Ивейн шепнула:

— Я не слишком отвратительна?

— В самый раз. Мне кажется, они тебя уже ненавидят.

— А это хорошо?

— Просто прекрасно.

Глаза ее смеялись.

— Я видела тебя воинственным, злым и благородным, видела добродушным и сдержанным, но еще никогда не видела интригующим.

— Потому что обычно я терпеть не могу интриги. Подожди меня в коляске, хорошо? Я скоро приду.

Сезар поднялся в свою комнату и обрадовался, увидав там Филиппа.

— Ваша светлость! — Камердинер, перекладывавший рубашки виконта в сундуке, чтобы хоть чем-то себя занять, выпрямился и, вынув из кармана сложенный лист бумаги, протянул его Сезару. — Здесь записаны адреса, которые вы просили узнать. Я также сходил по ним и выяснил, что оба господина в городе.

— Прекрасно. — Виконт взял сложенный листок. — Дай мне шляпу и трость. Мы с графиней де Бриан едем в Марсель.

— Та самая графиня де Бриан, которой вы писали из армии? — осторожно спросил Гальенн, протягивая хозяину цилиндр и трость с серебряным набалдашником в виде головы льва. — Она здесь?

— Да, не смогла оставаться в Париже, авантюристка. — Сезар улыбнулся и глянул в зеркало, чтобы убедиться, что галстук повязан идеально. — Вечером я познакомлю тебя с ней.

— Она станет виконтессой, не так ли? — ухмыльнулся Филипп.

— Держи шутки при себе и не смей упоминать это при ней! — приказал Сезар. — Я не делал официального предложения.

— Но вашим слугам лучше задобрить будущую хозяйку, — продолжал посмеиваться Филипп. — Хорошо, капитан, я все понял.

— Дерзкий мальчишка, — буркнул виконт де Моро.

Мудрая Ивейн наняла на вокзале экипаж с откидным верхом, который сейчас был поднят, так что оставались шансы не зажариться под полуденным солнышком. Сезар устроился рядом с графиней де Бриан, и коляска покатила по аллее. Заговорщики переглянулись и улыбнулись друг другу.

— Что же, — произнесла Ивейн, — вот теперь ты и расскажешь, куда мы едем.

— Нам нужно навестить двоих друзей покойного господина де Греара, которые подписали то самое безумное завещание. Говорят, они весьма уважаемые члены марсельского общества, и если их репутация такова, как рассказывают, мы получим любопытный расклад. Не желаю забегать вперед, сперва послушаем, что они нам поведают. А также заглянем к нотариусу, заверившему завещание, — надеюсь, он уже возвратился из своей поездки. Не желаю встречаться с ним в присутствии Греаров.

— О, теперь мне все, конечно же, ясно. — Графиня положила ладонь на рукав Сезара. — Ты действительно на крючке, милый. Не стану портить себе удовольствие и послушаю, как ты говоришь с ними. А сейчас о другом. Пока мы едем, и эта ужасающая пыль стоит столбом, и вознице нет до нас никакого дела, скажи мне, что произошло с нашей последней встречи? Ты стал немного незнакомцем. Или это южный воздух так на тебя влияет?

Виконт молчал. Он не знал, как объяснить Ивейн, насколько те, кто прошел войну, отличаются от тех, кто просто читает о ней в газетах. Раньше он и сам относился ко второй категории, а теперь навсегда останется в первой — потому что, даже если ему никогда больше не доведется понюхать пороху, Сезар не забудет этот запах. Он увидел войну изнутри, и ничто и никогда больше не заставит его увидеть ее снаружи. Змея не вползает в сброшенную шкуру.

Это знание было для него одного, он не желал этого для Ивейн и потому категорически препятствовал ее приезду в армию — так поступали многие жены и возлюбленные офицеров. Слава Создателю, она послушалась и осталась там, где было спокойнее. Она училась, читала книги и ждала его. Она дождалась, и вернулся немного другой человек, к которому ей предстоит привыкнуть — или нет. Виконт надеялся, что Ивейн привыкнет.

— Это довольно сложно объяснить, — наконец произнес Сезар.

— Да, понимаю. Ты не можешь об этом рассказать так, чтобы я почувствовала все то, что почувствовал ты. И не нужно. Скажи то, что я должна знать, и на этом покончим, и будем возвращаться, только когда ты пожелаешь. Душевное спокойствие — очень хрупкая вещь; если ты обрел его среди смерти, храни крепко, а я помогу.

Сезар уставился на нее потрясенно. Коляска ехала меж высоких сосен, и тени летели по лицу Ивейн; она казалась моложе, чем раньше, и гораздо спокойнее. Что ее изменило за эти годы, и что ему, виконту де Моро, предстоит узнать о своей нареченной?

Он подумал, что нужно попросить ее выйти за него прямо сейчас, однако тут же отказался от этой мысли. Ивейн заслуживает большего. Красивого предложения, уникальных обстоятельств. Сезар попросит ее руку так, чтобы Ивейн не забыла этот момент.

— Кажется, нам предстоит еще немного познакомиться, моя дорогая, — произнес виконт. — Что ж, я могу начать… Помнишь, когда я только приехал в армию, то разбирал дело об убийстве капитана де Эмона?

— Да, ты писал мне об этом и говорил. Говорил, что научился у него понимать ценность своей жизни. Как это случилось?

— Я сам толком не понял, но, когда его убийца был взят под стражу, я осознал, что приехал туда не напрасно. И если моя способность разгадывать загадки и помогать закону пригодилась даже там, где, думалось, никогда не пригодится, — я живу не зря. До тех пор это казалось мне… прихотью, полезной, но все-таки прихотью, и многие мои знакомые так полагали. Я богат и свободен, могу заниматься чем хочу, и от скуки я занимался расследованиями… Как ты говорила? Ползал по парижским катакомбам в поисках преступников? Так и было. Я недоумевал, отчего приглянулся Видоку, ведь оказался не первым и не последним, кто поступал подобным образом. И лишь найдя убийцу капитана де Эмона, я осознал — не сразу, постепенно, — что это не прихоть.

— Как странно, что ты раньше того не понимал, — мягко произнесла графиня де Бриан, — потому что мне кажется, я знала это о тебе всегда.

— Женщины мудрее. — Он сжал ее ладонь. — И дальновиднее. Часто другие знают о нас то, чего мы о себе не знаем, и не верим, если нам сказать. До некоторых вещей нужно дойти самому, чтобы понять: они всегда были частью нашей жизни, частью нас самих. В редкие моменты я стыдился своего увлечения, я не относился к нему серьезно, я сознательно делал его менее ценным, словно все это игра, которую можно прекратить в любой момент. Только это не игра, Ивейн. У меня мало талантов, я не слагаю оды, не исписываю страницу за страницей занимательными историями, не изобретаю новый дирижабль, как мой друг Анри Жиффар. Но я умею находить ответы, которые стоят жизни и чести. Видок знал это про меня много лет назад, ты знала — а я сам узнал лишь недавно.

— Потому старик и учил тебя, — убежденно проговорила Ивейн, — он чувствовал, что ты такой же, как он.

— Авантюрист и преступник, основавший парижскую криминальную полицию? Я ничего не основал, слава богу.

— Так и он не с этого начал.

Сезар засмеялся.

— Да, кто знает, что я натворю через несколько лет…

— Надеюсь, не будешь сидеть в тюрьме, звеня цепями, — без улыбки ответила Ивейн.

— Надеюсь. Но зарекаться не станем. Война окончилась, жизнь хороша, и сейчас мы приедем в Марсель, славный портовый городок!

— Очень там было плохо, Сезар? — спросила Ивейн серьезно, и виконт знал, о чем она спрашивает.

— Плохо… не всегда. Иногда страшно. Иногда приходил ужас. Но чаще всего — отупение. Когда видишь, как рядом умирают те, с кем ты еще вчера шутил, пил вино, спорил о литературе… Вот они рядом с тобой. Потом удар ядра, выстрел, штыковая атака — и ты говоришь с другими, предыдущих уже нет. — Он сделал паузу, чтобы подобрать слова. — И поначалу кажется, что ты будешь раз за разом это проживать. Но когда происходит в третий раз, то просто… принимаешь как факт.

Сезар умолк, так как продолжать не видел смысла, но Ивейн и не просила. Она молча сидела рядом, поглаживая его ладонь.

— Хорошо, — сказала графиня де Бриан несколько минут спустя, — мы еще поговорим об этом. А сейчас я расскажу тебе, как провела время в Лондоне. Мне не терпится поделиться новостями…

В славном городе Марселе царила все та же толкотня и оживление, что и несколько дней назад, когда виконт де Моро только приехал сюда. Коляска катилась по шумным улицам, возница покрикивал, разгоняя с дороги прохожих: спешащих по делам клерков, моряков, пьяниц, тащивших оплетенные веревками бутыли… Проехали мимо строящегося собора, про который кучер сказал, что называться он будет Сен-Мари-Мажор, мимо аббатства Сен-Виктор, потом свернули к старому порту. Босоногие мальчишки с причалов ловили рыбу самодельными удочками.

— Возница рассказал мне, пока мы ехали в Мьель-де-Брюйер, — произнесла Ивейн, — в Марселе сейчас многое строится. Видишь, вон там, на холме? Там возводят базилику. И порт перестраивается. Говорят, будет причаливать еще больше судов.

Виконт, прищурившись, смотрел на бухту: в нее входил военный парусный линейный корабль французского флота, изумительный красавец с двумя орудийными палубами, водоизмещением около восьмисот тонн. Он сбавлял ход, чтобы бросить якорь неподалеку от берега; просвеченные солнцем паруса казались выкроенными из облаков.

— И вот еще кто-то возвращается домой, — пробормотал виконт.

— Он красив. — Графиня де Бриан смотрела на линейный корабль со вполне объяснимым восторгом.

— И ему повезет, если его не переделают в связи с требованиями прогресса, — заметил Сезар. — Сейчас много разговоров о том, что сносят часть палубы и на судно ставят машину, превращая его в пароходофрегат. Их уже немало и во французском, и в английском флоте. Я видел один из лучших — «Наполеон» — в Босфоре. Чудовище, но какое прекрасное.

— Тебе не кажется, что эти слова плохо сочетаются?

— Если речь идет о флоте, то иначе и не скажешь. Ненавижу морские путешествия, однако коли уж выпадает возможность полюбоваться на корабли, я ее не упускаю. Зрелище, достойное богов. Когда эскадра движется — а я это наблюдал — дыхание перехватывает. Даже такой скептик, как я, готов сие признать. Я отвозил донесение на парусный бриг «Бемануа», бывал на сточетырнадцатипушечном «Виль де Пари», на корвете «Сериоз»… Чужая страсть, но захватывающая.

— О, — вздохнула графиня де Бриан, — ты вдохновляешь мое воображение. Чего доброго, познакомлюсь с офицером с того замечательного корабля и попрошусь в гости.

— Если там есть кто-то, с кем я общался на службе, это легко устроить.

— Только когда ты разберешься со своим загадочным делом, дорогой мой. Не раньше.

Коляска повернула в лабиринт улиц за портом и наконец остановилась у крыльца солидного каменного дома. Виконт велел кучеру ждать, помог графине де Бриан спуститься и постучал в дверь специальной прикрепленной к ней бронзовой ручкой в виде кулака.

Открыл пожилой слуга, вопросительно уставился на гостей.

— Виконт де Моро к господину де Тибо. Передайте, что это по поводу завещания господина де Греара.

Слуга пригласил визитеров в приемную и ушел, но возвратился буквально через минуту.

— Господин де Тибо примет вас. Следуйте за мною, пожалуйста.

Их провели в кабинет, казавшийся довольно темным из-за того, что шторы были задернуты; между ними в узкую щель пробивался острый солнечный луч, полный кружащейся пыли. Хозяин дома сидел за столом, заваленным бумагами, книгами и картами, и поднялся навстречу гостям.

— Господин Шарль де Тибо? — Сезар поклонился. — Я виконт де Моро, а это графиня де Бриан. Простите, что не предупредили вас о визите, но мне бы не хотелось, чтобы о нем проведал кто-то еще.

— Я знал, что вы приедете, рано или поздно, — произнес де Тибо густым, как патока, голосом. Это был высокий крупный седой человек с тяжелой челюстью, что делало его похожим на бульдога. — Прошу вас, садитесь. Винсен, подай чай, вино, лимонад… чего вы желаете?

— Чай, благодарю вас, — благовоспитанно сказала графиня де Бриан, усаживаясь и расправляя юбки.

— А я бы выпил вина. — Сезар тоже сел, и хозяин дома опустился в свое монументальное кресло с высокой спинкой. — Значит, вы ожидали нашего визита?

— О да. И Гийом рассчитывал, что вы приедете. И вот вы здесь.

— Если вы говорите так, то понимаете, почему я здесь. Из-за завещания, в котором столь нетривиальным образом упомянуто мое имя.

— Если вы приехали, то получилось так, как Гийом и хотел, — усмехнулся господин де Тибо.

— Сударь, я, конечно, рад, что мой дальний родственник хотя бы после смерти обрел то, чего желал. Но я-то не хотел этого вовсе! Неужели нельзя было спросить меня или объяснить все напрямую?

— Гийом не знал вас. А то, что он о вас слышал, не могло ему подсказать, согласитесь ли вы выполнить его просьбу. Но вы были надеждой Гийома, ваша светлость. Последней надеждой.

Вино, булькая, лилось из бутылки в бокал; подождав, пока Винсен наполнит ароматным индийским чаем чашку Ивейн и покинет кабинет, Сезар попросил:

— Расскажите мне все с самого начала, иначе мы долго будем говорить загадками. Вы старый друг покойного господина де Греара.

— Да, так и есть, но вряд ли история нашей дружбы вас заинтересует. Поэтому остановлюсь на главном. В последний год Гийом много болел, и болезнь приобрела затяжной характер: желудок, сердце — все начинало отказывать. Врач делал неутешительные прогнозы, и мы знали, к чему все идет. Приблизительно за месяц до смерти друга я приехал к нему с визитом и сразу понял, что у него проблемы. Гийом был мрачен и неразговорчив, и все, что мне удалось узнать, — это то, что неприятности связаны с сыном.

— Какого рода неприятности, вам неизвестно?

— Мишель, видите ли, разочаровал Гийома. — Тибо взял со стола перепачканное гусиное перо и принялся монотонно постукивать им о столешницу. — Слишком легкомысленный молодой человек, слишком поверхностный. Гийом возлагал большие надежды на сына, отсылая его в университет, однако мальчик вернулся, скажем так, не осиянный славой. Это подкосило моего друга. Но он любил Мишеля.

— Настолько, что почти лишил его наследства?

— Настолько, что не решился лишить наследства, — холодно уточнил де Тибо. — Видите ли, сударь, все произошло так. Однажды мне принесли записку от Гийома, который просил меня срочно приехать в Мьель-де-Брюйер. Конечно же, я отправился сразу. Гийом ждал меня в библиотеке, а кроме него — наш общий друг Симон де Сорель и незнакомый мне человек, оказавшийся нотариусом. Гийом попросил нас с Симоном прочесть и засвидетельствовать новое завещание. И когда я прочел его, то, понимаете, был удивлен.

— Представляю. Вы спросили господина де Греара, почему он составил такой странный документ?

— Конечно, и Симон спросил, но мы ничего от него не добились. Он лишь твердил, что это единственный выход, а вы — единственный человек, который может во всем разобраться. «Как же он будет разбираться! — воскликнул я, будучи раздосадован. — Ведь виконт де Моро никогда не общался с вашей семьей, вы сами говорили, мой друг!» Тогда Гийом усмехнулся. «Этот виконт де Моро — человек очень ловкий, парижские газеты раньше часто писали о нем. Один мой друг сейчас в Крыму, на войне, и он знает полковника де Дюкетта, а тот отзывается о Моро самым благоприятным образом. Этот человек непрост, но заставить его что-то делать невозможно, только если он пожелает сам. Я предложу ему то, что он любит, и виконт не устоит». И дальше Гийом отказался говорить на эту тему. Он был убежден, что вы приедете и, как он выразился, «поможете его детям». Гийом оказался прав. Так что же он предложил вам?

Сезар негромко засмеялся.

— Он поймал меня, как мальчишка с причала ловит рыбу. Господин де Греар догадался, что я люблю тайны, а столь странное завещание было тайной. Он знал обо мне главное, но не сказал этого своим детям, и я не понимаю отчего. Но выясню обязательно.

— Сударь, — обратилась к господину де Тибо графиня де Бриан, — что еще вы можете сказать о том, что происходит или происходило в Мьель-де-Брюйере? У вас есть какие-либо предположения?

— Я гадал так и этак, но никак не мог понять, с чего бы Гийому действовать подобным образом. Мальчишка дебоширил, это я знаю; была неприятная история здесь, в Марселе, — то ли он пытался соблазнить чью-то дочку, а та оказалась не промах, то ли соблазнил, но дело в итоге замяли. Поговаривают, Мишель де Греар водится с сомнительными личностями, а вечера они проводят в сомнительных местах. Не знаю, правда ли это, так как сам по подобным заведениям не хожу. Однако Гийом был обеспокоен…

— От чего он умер? — спросил виконт.

— Если вам нужно знать точный диагноз, спросите его врача. Доктор Лебрюн, живет здесь неподалеку. В последние дни Гийом был совсем плох, а к концу уже не узнавал собственных детей.

— Но когда он составлял завещание, то находился в здравом уме? Понимал, что делает?

— О да, полностью. У него был план, но в чем он заключался, мне неизвестно.

— Почему же господин де Греар не поделился с вами? Вы ведь его друг.

— Гордость, — тяжело вздохнул господин де Тибо. — Гийом был чрезвычайно горд и не хотел делиться своими бедами даже с близкими друзьями. Я говорил ему, что зря он так поступает, ведь друзья способны помочь, однако он лишь отмахивался. Если Мишель совершил нечто ужасное или опозорил Гийома, тот никогда не сказал бы этого ни мне, ни Сорелю. Он скрыл бы все, решил бы проблему сам, лишь бы никто не узнал, лишь бы честь семьи осталась незапятнанной. Для него она слишком много значила.

— Да, — произнес виконт, — иногда даже чести бывает лишковато.