Роберт остолбенел. Его лучистые глаза позеленели, и в мгновение ока он оказался подле товарища.

— С этого места медленнее и подробнее, так сказать — sinе irā еt studiо [«Без гнева и пристрастия» («Анналы» Тацита).].

— Знаешь, я только что тебя рассматривал, чтобы запомнить, потому что и память о Софье храню как светоч ушедшего врем… — Он зарыдал, стесняясь своих слёз, но не сдерживаясь.

— Тише, тише, успокойся, у меня немного наливочки было, а лучше давай… водки, — махнул рукой Роберт. — Что это мы, за встречу даже не выпили. Успокойся. Сейчас.

Через секунду он уже налил полстакана Аркадию Марковичу.

— А себе?

— Да, знаешь, завязавшие алкоголики любят смотреть, как пьют другие.

— Опа, как это тебя?

— Да будем считать, что метафорa…

— Гм…

Аркадий Маркович выпил залпом; потом взял кусочек хлеба и долго его нюхал:

— С тмином?

— Ржаной, бородинский, — ответил схимник. — Годы тебя не берут, Аркаша!

— Неправда. Ты всегда умел меня успокаивать по-особому, заходя с тыла, так сказать; не любишь говорить прямо. Всегда аккуратно, обходительно — чистая лиса.

Потом внезапно посмотрел в глаза монаху и серьёзно добавил:

— Если ты поручился за ближнего твоего и дал руку твою за другого, ты опутал себя словами уст твоих, пойман словами уст твоих. Ты понимаешь, о чём говорю, Роберт?

— Нет.

— Аd mоrtеm dоmus еjus еt аd impiоs sеmitае ipsius [«Дом её ведёт к смерти, и стези её — к мертвецам» (Библия).], отче.

— Пред очами Господа пути человека, и Он измеряет все стези его. Ты хочешь исповедаться, сын мой?

— Да, отче. Соnfitеоr sоlum hос tibi [«Исповедаюсь только тебе в этом» (Библия).]. Подготовьтесь, ибо это страшная тайна. Зная тайну — сами станете тайной — другой дороги не будет.

— Пути Господни неисповедимы, сын мой, я готов выслушать.

— Я попытаюсь объяснить всё, хотя ты — концептор, надеюсь, что и сейчас меня хорошо поймёшь.

— Я весь внимание.

— Как ты знаешь, у нас — у капусты, камбалы, человека — одни и те же гены. Из генов, как из кирпичиков, строится организм по нужной матрице — фантому. Если у жизни есть храм, то он — внутри клетки ДНК, написан он на языке любой формы. В генетических конструкциях всегда появляются случайные изменения. Это даёт решающее преимущество в борьбе за выживание — если окружающая среда поощряет однo из них, то шансы на выживание повышаются.

Тут Аркадий остановился, задумался и продолжил:

— Да, мы действительно были в секретной миссии. Исследования предполагали некие элементы модификации генетического кода, которые могли бы дать возможность биологической жизни существовать, так сказать, без кислорода. Эта секретная программа велась уже многие годы, я бы сказал, столетия. С нулевым результатом. И вдруг — луч света в тёмном царстве! Никто не продвинулся дальше, чем Софья, — его глаза опять затуманились и увлажнились.

Роберт налил ещё водки, и Аркадий пригубил стакан. Высморкавшись, продолжил:

— Это она настояла на программе. Я был против. Конечно, с точки зрения гуманных соображений, логических сопоставлений, презумпции невиновности — она была права на все сто, как всегда, — железная логика. — Тут учёный муж рассмеялся. Его дребезжащий старческий смешок был настолько жалок, что монах придвинулся и стал поглаживать его по спине. Он продолжал смеяться и кашлять и, откашлявшись, снова заговорил:

— Вот ты говоришь, что моя жена тебя «заполнила». Два бездонных взгляда вмиг изменили твою жизнь! Она умела играть и на моих слабостях, а их было столько, что это не составляло никакого труда. Боже! Какими же дураками мы были! Одним взглядом она отлучила тебя от меня. Потом продолжила играть своей волшебной палочкой — планировать мою жизнь, как ей этого хотелось, переворачивая всё вверх дном с таким искусством, что я думал, будто этого хочу, более того — страстно желаю… Я и сейчас считаю, что совершил самую большую ошибку в своей жизни, согласившись на этот эксперимент. Но, как ты знаешь, у меня не было выбора — возможности противостоять правительственной программе и доводам жены. Я согласен с тобой — Софья сделала слишком много для человечества. А ещё — позволила быть тенью своей славы, вознеся на пьедестал и меня, но именно она создавала новые теории, открытия и жизни… Уникальность заключалась в том, что эта женщина всё доводила до конца — до совершенства. В выводах — комар носа не подточит. Всё было идеально — она строила храм жизни. Вернее, перекраивала его на свой лад и манер. Блицкриг Софья Политонoвна готовила не торопясь, возможно, всю жизнь, тщательно взвешивая и вымеряя все действия, каждое слово или, как ты говорил, — не слово…

Аркадий Маркович замолчал. Он всё ещё был охвачен душевной мукой, но ему необходимо было выговориться:

— Софья была создателем, она была — само совершенство. Ей удалось построить то, что другим было не под силу, — жизнь вне жизни. Малышей замечательных, нормально развивающихся, параллельно живущих в двух средах.

— По плоду узнают и дерево, — торжественно произнёс монах, погладив бороду.

— Да погоди ты с заключениями… Я не верил своим глазам, теперь-то понимаю, что это моя супруга научила меня умерять своё удивление. Знаешь, у нeё всегда была наготове то фраза, то сентенция. Порой мне казалось, что Софья читает мысли людей… Ты полагаешь — это невозможно? Так вот, этa женщина нащупала все мои слабые стороны, она жонглировала ими, как ей было выгодно — в зависимости от ситуации. Играла со мной в подкидного дурака, всё время подсовывая краплёные карты. Какой же я дурак! Vitiа аmiсае аmаtоrеm dесipiunt [«Недостатки подруги ускользают от внимания влюблённого».]. Был уверен, что это я строю, планирую, устраиваю жизнь. И только теперь понял, как ошибался! — Тут Аркадий воздел руки к небу, оставаясь в таком положении несколько минут.

Потом его руки упали как плети, и он что-то промычал, качая головой и глядя в пол. Неожиданно встрепенулся, взглянул на Роберта каким-то пронзительным и даже игривым взглядом и запальчиво продолжил:

— В ходе эксперимента — по негласному уговору между нами, конечно, — она была научным руководителем, а я лишь выполнял роль администратора, мысленно примерявшего лавры будущего успеха. Ведь он был уже так близок! О-о-о! Внутри всё ликовало, предвкушая сладкие плоды победы… Боже, как я был глуп. Не спрашивал у нeё никакой отчётности — не настаивал, ибо знал, что рано или поздно она мне eё предоставит, поэтому предпочитал не мешать. Да, конечно, следил за записями старших лаборантов, но не замечал ничего подозрительного. Софьины записи всегда лежали отдельно. Oна предпочитала работать по ночам, и даже меня приучила к этому. Но жизнь распорядилась иначе, сама жизнь предоставила отчётность, да ещё таким удивительным образом, о котором задумаешься и ахнешь — а не промысел ли это Господень?

Внутренний мир Аркадия Марковича опять завладел им, и он замолчал, уставившись в пол. Роберт осторожно похлопал собеседника по руке, чтобы привести его в чувство. Аркадий Маркович опомнился:

— Нам пришлось срочно эвакуироваться. Во время эвакуации моя жена получила ужасные травмы, несовместимые с жизнью. Мне ничего не оставалось, как заморозить тело для последующей регенерации. Но перед этим я провёл секвенирование ДНК, чтобы начать размышлять над тем, каким методом лучше восстанавливать жизнедеятельность. Провёл его несколько раз, не найдя совпадений ни в одном случае! Я никому ничего не говорил, но об этом прознал лишь один человек — мой лаборант. Мне пришлось убедить его, что сделанные им выводы поспешны, подложив разные маркеры, — сработало. Сотрудник успокоился — во всяком случае, до сегодняшнего дня из полицейского отдела по генофонду нации меня не потревожил никто. Уже здесь, на Земле, я сопоставил все секвенирования и после шестимесячной изматывающей работы сделал открытие: eё ДНК даёт откат назад, каждое дальнейшee секвенирование предоставляет мне информацию о совершенно другом типе жизни. И даже не человека! Иногда законы природы работают не так, как нам этого хочется, и уж тем более не так, как мы к этому привыкли, с этим я согласен. Но я не знаю, с кем жил всё это время! Природа никогда не делает отката в ДНК, только мутации, ведущие эволюцию вперёд. Eё же организм, практически мёртвый, ищет способ выжить — я такого никогда не встречал. Кто она? С кем я живу сейчас? Кому я верил как самому себе? — Он схватился обеими руками за голову и стал раскачиваться, сидя на краешке скрипучей кровати.

Роберт продолжал гладить его по руке, теребя рукав рубашки, Аркадий Маркович всхлипывал, сморкался и продолжал сидеть, раскачиваясь взад-вперёд.

— Мне было очень трудно довезти тело до Земли, пришлось даже на какое-то время оставить её одну, на одной из далёких планет, чтобы по приезде представить доказательство смерти. Ты же знаешь, я всегда умел мастерски скрывать наши детские шалости. — Он нервно рассмеялся.

Тихо засмеялся в бороду и монах, кивая головой в подтверждение.

— Потом я вернулся, но до отъезда подготовил лабораторию к eё возвращению. Ты можешь представить, до какой степени это тревожно и мучительно — оставлять жену одну, замороженную, в метановом гроте? У меня не было выхода, имелся единственный шанс, чтобы замести следы. А в этот раз я был осторожен как никогда. Всё обошлось. Я привёз. Разместил. И стал готовить фермент для регенерации. Но у меня ничего не вышло, хотя я — профессионал. Вопрос заключается в том, кого регенерировать? Это уже не Софья! Кто она? Тело мутирует — я даже боюсь вмешиваться в его изменения. Eё природа намного умнее природы, из которой сделаны мы, — генетическая структура даёт откат. Откат, который недоступен нам — обычным смертным. Наблюдения ведутся ежедневно уже более шести месяцев, и то, что осталось от Софьи, не прекращает меня изумлять. Я думаю, что концепция eё генетического кода была основой конструкции детей на Сараше.