— Зачем мне вставать? Здесь есть все, что мне нужно. Можешь сказать родителям, чтобы расслабились. — Я пальцем зачерпываю «Нутеллу» из банки. — И мне не нужны все эти костюмы.

— Поэтому ты просто разбросала их по всей комнате?

Я пожимаю плечами. Она аккуратно сдвигает одежду и садится на край кровати.

— Когда ты увольнялась, какой у тебя был план? Разлагаться в кровати?

Не было никакого плана. Она тоже не знает всех причин моего ухода. Но ей известно, что у меня были проблемы с одним из партнеров, я даже рассказала ей, что была несогласна с тем, как они подошли к делу одного конкретного клиента. Но спасибо соглашению и тому факту, что бойфренд Нины все еще работает в фирме, подробностей и всей сути спора я ей рассказать не могла.

— Ты все всегда планируешь, Милли. Все, — говорит она. — Ты еще в начальной школе планировала все свои проекты за год, чтобы получить преимущество над другими третьеклассниками. И ты с первого класса знала, что станешь юристом. В старших классах ты уже составила подробный план, какие лекции стоит посещать в первую очередь, чтобы быстро окончить колледж и поступить в юридическую школу. Так что не вешай мне лапшу на уши. Какой у тебя план?

— И до чего меня довело все это планирование? — Я думаю о том, что у меня нет друзей и что никто из моих бывших коллег даже не соизволил попрощаться со мной в последний день в офисе. Маргрет даже была рада как будто бы, но она, по крайней мере, быстро и эффективно помогла мне передать дела.

— Прекрати строить из себя бедную и несчастную. Слишком на тебя не похоже. Ты мультимиллионер. Кто еще мог бы себе позволить уйти на пенсию в сорок? Так что подними свою задницу с кровати и поговори со мной нормально! Что случилось? — Она срывает с меня одеяло.

— Мне еще нет сорока. Всего-то тридцать девять. — Со стоном я пытаюсь дотянуться до одеяла и натянуть его на себя, но пальцы у меня липкие, так что я решаю, что разумнее будет ничего не трогать.

— Тебе исполняется сорок через две недели.

— О чем я и говорю, пока что только тридцать девять.

Она закатывает глаза:

— Так какой у тебя план, Амелия?

— Единственный мой план был — расслабляться, — произношу я все еще с перемазанным «Нутеллой» ртом, отчего каждое слово получалось ужасно шепелявым. Может ли что-то быть более расслабляющим, чем это?

— Ты сама на себя не похожа, я волнуюсь.

— Ну так перестань волноваться. Со мной все хорошо. — На слове «хорошо» я чувствую, как к глазам подкатывают слезы, а в горле встает мерзкий комок из невысказанных слов. Ну или из «Нутеллы». Должно быть, это все-таки она, я ведь никогда не плачу.

— Милли, — предупреждает меня сестра. — Если ты сейчас же не расскажешь мне, что случилось, клянусь, я натравлю на тебя родителей.

— Даже Гугл относится ко мне лучше, чем ты.

На одной чаше весов Гугл — мой психотерапевт и врач, а на другой — моя сестра — настоящая заноза в заднице. Заноза с дипломом психотерапевта, но это к делу не относится. Люблю ее, но Гугл тут явно перевешивает. Я все-таки сажусь и облизываю пальцы. Нину передергивает от такого зрелища, и она уходит, чтобы вернуться с пачкой влажных салфеток и дезинфектором для рук. И то и другое она протягивает мне молча, но осуждающе.

— Давай не будем пачкать твою дизайнерскую одежду, сестренка. — Но мне плевать на одежду. — А теперь давай сюда «Нутеллу», Милли. Давай. — Нина протягивает руку. Я возмущенно фыркаю, но она так и стоит с вытянутой рукой, так что в конце концов я сдаюсь. Я люблю свою сестру. Она младше меня на десять лет, и она — мой лучший друг. Единственный друг. От этой мысли на глаза у меня снова наворачиваются слезы. Может, в «Нутелле» есть ананасы? У меня на них аллергия, глаза обычно слезятся и чешутся.

— Ты что, плачешь? — потрясенно спрашивает Нина. — Мне надо срочно прочитать состав «Нутеллы», должно быть началась аллергическая реакция. — Черт возьми, ты плачешь! Это потому, что ты целых сорок восемь часов ни на кого не кричала? Или твое тело так отвергает расслабление?

— Зараза. — Я вытираю глаза. — Никто даже не попрощался со мной. Двадцать лет — я проработала там двадцать лет, и как будто бы это ничего не значило. Я знаю, что это глупо, но…

— Ох, Милли. Мне так жаль. Надо было уйти тогда в пятницу из бара и пойти выпить с тобой. — Я отмахиваюсь, но Нина продолжает: — И это не глупо — хотеть иметь друзей. Ты всегда была такой независимой, мне и в голову не приходило, что тебе может быть одиноко. Я должна была догадаться.

— Мне не одиноко! — протестую я. Абсурд какой-то. — Я была абсолютно довольна тем, как обстояли дела. Тебе и не нужно было ни о чем догадываться. Просто произошло много всего и сразу, и на секунду, на миллисекунду я подумала, что было бы здорово, если бы хотя бы пара человек обняла меня на прощание и пожелала удачи.

— Миллисекунда? Тогда почему ты плачешь?

На этот вопрос у меня нет ответа. Вопрос с подвохом. Эти ее психологические трюки.

— Потому что кружка разбилась. — Я шмыгаю носом. — Мне она нравилась. Это был подарок Луанны.

— Кружка? Ты рыдаешь из-за кружки? — Нина смотрит прямо на меня.

Из-за кружки. Из-за работы. Из-за слов Джонса-младшего. Из-за всего. Что, если меня и правда сделали партнером только из-за того, что я — женщина, а не первоклассный специалист? Что, если я позволила этим придуркам победить, взяв их деньги и согласившись уйти? Но ничего из этого я не говорю, просто киваю.

— Мне очень нравилась эта чашка.

— Когда ты в последний раз разговаривала с Луанной? Возможно сейчас — самое время? Она подарила тебе эту чашку, чашка разбилась. Как будто бы Вселенная намекает тебе…

Я сажусь на кровати и прерываю ее жестом руки. Моя сестра как будто бы с другой планеты. Во всем видит знаки и постоянно твердит о чувствах.

— Нет-нет. Со мной все хорошо. Я не собираюсь ни с кем созваниваться. Вселенная не может никому ни о чем намекать. Я просто… просто слишком много всего произошло. Я буду в порядке. И просто закажу новую чашку в онлайн-магазине.

— Думать, что тебе не нужны другие люди, и гордиться тем, что у тебя нет друзей — довольно глупо и самонадеянно, — говорит Нина.

— Ну просто психолог года.

Она закатывает глаза, а потом подвигается ближе ко мне.

— У тебя были друзья, Милли. Вы с Луанной были не разлей вода, и было несколько друзей из школы и университета. — Я пожимаю плечами. Она хмурится и качает головой. — Я серьезно, Милли.

— Я тоже, Нина. — Я поднимаюсь с кровати и расстегиваю жакет. — Слишком поздно. Я работала, работала и, ну… работала. Никого не осталось. Что я должна сделать? Позвонить Луанне? Бренде? Я была занята, а люди просто шли дальше по жизни, уже без меня. Так что придется все оставить как есть. Я не могу вернуться в прошлое и что-то изменить. — Я швыряю костюм в кучу других таких же и натягиваю футболку.

— Ты можешь завести новых друзей. Или позвонить старым. Ты ведешь себя так, как будто жизнь кончена и ты собираешься сидеть в этой комнате пока не зачахнешь и не умрешь, а Уильяму придется обгрызть твое лицо, потому что некому будет его кормить.

— Господи, Нина. Хватит нагонять мрак.

— Я просто пытаюсь тебе объяснить, что у тебя впереди еще целая жизнь. Ты можешь делать все что угодно. У тебя есть деньги, время, здоровье!

— И характер, заставляющий людей бежать в ужасе.

— Это только на работе, а не все время.

— Но никто не знает меня другую. Я всегда была только Амелией-адвокатом.

— Так позволь людям узнать тебя настоящую!

— Слишком поздно. Амелия вышла на пенсию, ты забыла?

Нина обдумывает мои слова, перенося стопки моих костюмов в гардеробную.

— Да, Амелия вышла на пенсию, но как насчет Милли — веселой, умной, классной девчонки? Она не на пенсии.

Я хватаюсь за первую попавшуюся тряпку из кучи, чтобы помочь. Вообще-то в своем обычном, не депрессивном состоянии я терпеть не могу беспорядок. Надо придумать, куда деть всю эту одежду.

— Придумала! — заявляет Нина и останавливается так резко, что я налетаю на нее на ходу. — Твой день рождения!

— Да, я знаю. Мне исполнится сорок через две недели. Спасибо, что напомнила об этом великолепном событии. Теперь мне гораздо лучше. — Скривившись, я вырываю у нее из рук стопку одежды и направляюсь к шкафу.

— Но это и правда целое событие! К тому же у тебя столько перемен, это надо отметить. Думаю, нам стоит устроить вечеринку. В честь начала новой жизни.

— Нам? — Я не понимаю, о ком она говорит.

— Тебе. Тебе просто необходимо устроить вечеринку. Впервые за много лет ничто не помешает тебе хорошенько повеселиться, никаких судов, никаких совещаний и срочных встреч. Ты же хотела прощальную вечеринку, так? Так устрой ее себе сама! Ты не из тех женщин, кто сидит сложа руки. Ты всегда делаешь, а не мечтаешь попусту. Так сделай это!

— Нет.

— Уже поздно, ты не можешь просто сказать мне «нет».

— Вообще-то могу. Читай по губам. Ни за что, — произношу я четко по слогам.

— Но Милли…

— И кто на нее придет в таком случае? — спрашиваю я примирительно, мне не хочется сильно грубить сестре. Но с меня хватит разочарований. Их и так было слишком много в последнее время, начиная с конфликта с руководством и увольнения и заканчивая тем, что никто из коллег даже не удосужился позвонить и узнать, как у меня дела.