Как она смогла потерять ключ к его душе? Как она посмела забыть про сокровищницу, ограничившись только разглядыванием ее фасада?
Полине стало стыдно. Она, волнуясь, засунула в рот кончик своего локона и принялась покусывать волосы — старая привычка.
Ее решимость крепла: никаких разводов, только борьба. Правильно сказала Марго — дура!
С таким настроем Полина открыла папку «Семья», и на нее посыпались, словно птицы, норовящие выклевать глаза женские имена: Мальвина, Светлана, Ангелина, Аглая…
Ни одна папка не называлась «Полина».
Ангелина. Несколько селфи на вытянутых руках: смеющаяся блондинка с лукавыми глазами. На другом фото — она с мохнатой собачкой в руках, потом — с сумочкой и в платье с биркой позирует у примерочной.
Аглая. В очках в красной пластиковой оправе. Девушка в стиле пин-ап: блузки в горох, бантики в черных волосах, челка «лопаткой», ярко накрашенный рот.
Светлана. Хрупкая, балетной внешности девушка в легких голубых, розовых и белых платьицах. В венке из ромашек, со скрипкой под нежным подбородком, ресницы опущены… У нее тоже собачка — только не мохнатенькая, а лысая и в пятнышках.
Мальвина. (Откуда такие имена, в смятении подумала Полина, открывая ее папку.) Молодая женщина восточной внешности, с ярким фентезийным макияжем. Она была запечатлена то в шелковом кимоно, шитом золотом, с крошечными чашечками в руках; то в прозрачных шальварах, изогнувшаяся в танце, с яркими браслетами на запястьях.
Полина снова кинулась шарить по папкам. В каждой, помимо фотографий, лежал еще и вордовский файл, где оказалась анкета каждой девушки. Домашний адрес, телефон, рост, вес, даже место работы — Светлана ожидаемо оказалась танцовщицей, Ангелина — фитнес-инструктором, а Мальвина — руководительницей восточного образовательного центра «Сакура-химэ».
Полина открывала файл за файлом, мысли в голове метались, как белки по веткам. Что все это значит? Эти женщины — какие-то особенные элитные проститутки? Или эскорт для состоятельных господ? Почему Глеб назвал их «Семьей»?
Может, они — специально обученные актрисы, изображающие умных красивых жен в заграничных командировках?
Эта мысль показалась Полине самой разумной. Глеб очень дорожил своим статусом и репутацией и всегда комментировал авто и жен своих коллег. Он считал, что мужчина должен гордиться двумя вещами: солидной и надежной машиной и красивой и умной женой. Обладателей спортивных авто и жен-моделей он считал глупыми прожигателями денег и жизни и финансовых дел с ними не имел. Неухоженную глупую жену и дешевое авто считал показателем неумения вкладывать капиталы.
Полина отодвинула нетбук и понеслась к зеркалу. Красота — на месте, фигура — подтянутая. Не зря же она крутится на этих тренажерах, как чертов хомяк в своем колесике!
А вот интеллект подкачал… Не сумела даже разобраться, сколько ядер ей нужно в процессоре! Не смогла сама подключить интернет!
Но — простите, — остановила себя Полина. Что-то тут не сходится… получается, что Глебу нужны две жены: одна на выход, а вторая дома? Ведь первые — и есть те самые «бабени», как он их именует, а настоящая женщина должна быть тылом и обустраивать уют дома, а не шататься по деловым встречам и рабочим мероприятиям! Зачем ему те, кого он презирает, — современные дамочки-щучки, в которых не осталось ничего от мягкости, нежности и теплоты истинной женщины?
У Полины голова пошла кругом. Или Глебу просто интересно с ними общаться? Они такие разные: от балерины до художницы.
Но почему тогда на них заведены анкеты с размерами одежды?
Вспомнив о размерах одежды, Полина снова притянула к себе нетбук. Под каждым разделом размеров были собраны ссылки.
Наугад ткнув на ссылку, Полина увидела сайт магазина, торгующего женской одеждой. Такие же ссылки на разные магазины были в остальных анкетах. Аглае Глеб подобрал строгие струящиеся платья сиреневых и синих цветов. Мальвине — почти викторианские платья в глубоких винных и сливовых оттенках. Ангелине — легкие лимонно-желтые и розовые платья, сшитые «колокольчиком». Светлане же — свадебное платье цвета шампанского, «русалочку», с потрясающей ручной вышивкой по лифу и спине. Платье это стоило таких денег, что Полина ахнула.
Почему он выбирал им одежду? Почему он их одевал? Почему Светлане было куплено свадебное платье???
Мелькнула отчаянная мысль: может, Глеб просто подбирал с их помощью платья для нее, Полины? Может, все эти наряды лежат в ее гардеробной?
Полина побежала в гардеробную и принялась выискивать похожие тряпки: она раскидывала плечики с шелестящими юбками, сдирала жалобно скрипящие платья с вешалок, сминала комьями и отбрасывала в сторону новую одежду, ношеную и не очень, с этикетками и без. В какой-то момент она ощутила приступ безумия: задыхаясь, стояла в полутьме среди растерзанных шкафов и полочек, а ее окружали разноцветные шлейфы, юбки и рукава, вышитые воротнички, пояски, цветочки, шарфы, узорчики. Все кружилось перед глазами, от запаха духов стало дурно — мерзкий, мерзкий удушливый ландыш!
Ни одного платья, похожего на те, что продавались по ссылкам, Полина не нашла.
И тогда она села на корточки, привалилась к стене и зарыдала.
Ее мирок рухнул именно тогда, когда она снова начала его ценить. Ее мужчина, о любви к которому она вспомнила, оказывается, жил какой-то тайной жизнью, где ей уже не было места. Уютный дом, полный лжи и равнодушия, — вот что за монстра она создала!
Как же тяжело было Полине! С какой ненавистью она рвала и комкала дорогие тряпки, попавшиеся ей под руку! Как будто они были в чем-то виноваты…
Через полчаса Полина выбралась из гардеробной. Опухшая, некрасивая, с заплывшими глазами и красным носом, она уселась подальше от зеркала и, шмыгая, набрала номер Марго.
— Полька! — ответила Марго почти сразу. — Как дела? Слушай, меня тут твой красавец довез до дома, как Буратину, я клянусь. У меня синяки по всему телу! Он у тебя всегда так водит, или это только мне так повезло?
Полина, собиравшаяся вместе с рыданиями вывалить Марго новости обо всех найденных уликах, вдруг насторожилась. Внутренний голос, удивительно спокойный, напомнил ей о том, как в действительности уезжала Марго — совсем не той «буратиной», какой хотела казаться…
И сказала:
— Марго, а посоветуй мне классного косметолога и парикмахера? Хочу удивить Глеба — сменить имидж, пока он будет в отъезде. Ну, ты понимаешь? Обновить отношения.
— Конечно! — моментально откликнулась Марго. — Есть куда номер записать? Диктую. А ты чего носом хлюпаешь?
— Простыла, — сказала Полина и приготовилась записывать.
Глава 3
В которой Полина совершает побег в «Акапулько», а удивительный незнакомец по фамилии Соболь принимает ее за богиню охоты и луны
К отъезду Глеба Полина испекла «Наполеон». Она, чуть дыша, складывала в стопку тоненькие, будто пергамент, коржи и промазывала их воздушным кремом из маскарпоне.
На выпечку коржиков ушло три часа, и на этапе сборки торта Полина уже еле держалась на ногах. Зато торт получился, как свадебный, — снежно-белый, невесомый, распространяющий умопомрачительный запах ванили.
Полина положила на верхушку крошечный нежно-сиреневый цветок и торжественно подала на стол.
Глеб, вышедший из своего кабинета, уже одетый в свежую рубашку и костюм «для перелетов», легонько потрепал Полину за волосы.
— Только умоляю, не опрокинь на себя, — попросила Полина, разрезая серебряным лезвием чуть сопротивляющийся воздух — таким под нажимом ножа показался ей торт. — Чай — с жасмином?
Глеб предусмотрительно заткнул за ворот рубашки тканую салфетку и минут пятнадцать молча жевал, прихлебывая чай.
Торт уменьшился на три куска.
— Спасибо, девочка моя, — сказал Глеб, вынимая салфетку и бросая ее на стол. — Много еще осталось — сама не ешь. Слишком вкусный — не удержишься и все слопаешь.
— А куда же его? — расстроилась Полина, с сожалением разглядывая развалины «Наполеона».
— Куда угодно, но только не в жир на твоем пузе. — Глаза Глеба смеялись, но Полина знала — он очень серьезен.
— Марго приглашу…
— Хорошо, — одобрил Глеб, — этой лошади все нипочем. Ну что, прощаемся?
Полина вздрогнула. «Прощаемся» — это прозвучало так, будто Глеб не собирался возвращаться. Куда же он отправлялся на самом деле? В объятия принцессы Мальвины? В веселое путешествие с авантюристкой Аглаей?
— Глеб… — начала Полина, комкая от волнения брошенную им салфетку.
Он посмотрел на нее.
Светло-карие глаза выказывали нетерпение, мол, ну что еще? И угадывалась в них знакомая Полине жесткость: все сказано, решено, подарок оговорен, больше обсуждать нечего.
Такое выражение глаз было у Глеба, когда он твердо занимал какую-то позицию и ничто, ни доводы, ни уговоры, ни просьбы — уже не сдвинут его с места. Мужчина решил.
— Я буду волноваться, так что позвони мне, когда самолет сядет, — выдохнула Полина.
Глеб моментально смягчился.
— Конечно.
Он обнял ее, а потом поцеловал — осторожно, как ребенка.
— Пойдем. Подберешь мне галстук. Кстати, звонить я не буду: это дорого. И ты не звони. Рабочая командировка, ты можешь мне помешать.
