Жиль Легардинье
Больше не промахнусь!
1
Темно и промозгло. Воздух сырой, я дрожу от холода. Это потому, что рядом канал. Иду по краю набережной сама не знаю куда. Я втянула голову в плечи и держу руки глубоко в карманах не только из-за погоды. Я мерзну снаружи, но изнутри мне еще холоднее. Сколько бы я ни вглядывалась в потемки, царящие в моей душе, там нет ни одной искры, которая согрела бы меня. Я ходячий замороженный полуфабрикат. Начался ледниковый период, и я знаю как минимум одно существо, которое его точно не переживет.
Что я тут делаю? Ведь вообще-то в такое время я никогда не бываю на улице. Уже много лет — никаких ночных прогулок, особенно спонтанных. Обычно сижу дома, как и все те люди, которых я вижу в освещенных окнах домов. Обычно в голове у меня не такой бардак. Обычно я не одна.
Я знаю тут каждое здание, но сейчас не узнаю ничего. И дело не в том, что вокруг что-то изменилось, дело во мне. Один час, один разговор, несколько фраз — и сердце разорвано в клочья. Жизнь уже никогда не будет прежней. У нас с Хьюго не все было гладко, но я и представить себе не могла, что наши отношения развалятся в один миг…
На набережной никого, кроме парочки влюбленных. Да еще бомж готовится к ночи на своих картонках от старых коробок. Очевидно, жизнь посылает мне знак — так сказать, краткое резюме пройденного этапа. Эти люди олицетворяют его начало и конец. Когда-то и я обо всем забывала в объятиях любимого, а теперь стану такой же, как этот несчастный бомж. Моя жизнь — бездонная пропасть, в которую я падаю и падаю. Эти влюбленные и бездомный — в нескольких метрах друг от друга — как будто символизируют то, что со мной происходит: от любви — к полному одиночеству на обочине равнодушного мира, который течет мимо, как вот эта вода в канале.
Я прохожу мимо влюбленных. Он крепче обнимает ее и что-то шепчет на ухо. Изо рта у него поднимается облачко пара. Человеческое тепло… Значит, оно существует не только в моих воспоминаниях. Она утыкается в его плечо, хихикает. Возможно, они смеются надо мной. Наверное, удивляются: чего это я брожу тут одна, даже без собаки. Если бы я была мужчиной, они бы решили, что я маньяк. А так они думают, что я чокнутая. Они вдвоем и крепко обнимают друг друга. Это дает им право на снисходительное отношение ко всему миру. Они неуязвимы, потому что любят друг друга. Думают, что любят. Пока еще любят. Настоящая любовь или нет, становится ясно только в самом конце истории. Я дорого заплатила за этот урок. Их счастье цветет на грядке неведения, но когда его хиленькие корешки захотят зарыться глубже в почву, то не найдут пищи и погибнут — как это произошло в моем случае. Я знаю, что творится у них в голове: они самоуверенны, как любой новичок, и полны слепой веры, как любой невежда. Она надеется, он сгорает от желания. Они еще не знают, что мир уже разводит их в разные стороны. Ах, если бы я знала это, когда мне было столько же лет, сколько ей…
Может, предупредить ее? Объяснить, какая ужасная опасность ее подстерегает? Нет, это глупо. Кто я, чтобы мешать ее счастью, пусть даже иллюзорному? И как знать: может быть, у нее получится лучше, чем у меня… Да, я действительно чокнутая.
Не знаю почему, но мне вдруг захотелось пройти по самому краю, по узким обтесанным камням, которыми отделана набережная. Обычно так развлекаются дети, подставляя грудь ветру и раскидывая руки, словно канатоходцы на воображаемой проволоке. Им кажется, что это настоящее приключение, что они рискуют жизнью над глубочайшей в мире пропастью. Мои племянники всегда так делали. Но я-то уже не ребенок. А, наплевать… Я ведь и правда сейчас на краю бездны, на дне которой разобьется моя жизнь.
Теперь, глядя на все как будто со стороны, должна признать, что наши отношения с Хьюго с самого начала не были простыми. Но тогда, когда все только начиналось, мне казалось, что перспективы у нас хорошие. Первые страницы были как в сказке. Встреча, промелькнувшая между нами искра, и вот уже двое держатся за руки (как придурки), бегут по цветущему полю и поют, а кролики им хором подпевают. Да-да, все так и было. Пока мы не вступили под мрачную сень темного леса…
Вначале Хьюго был милым, мы много смеялись. В наших отношениях были и страсть, и желание, и стремление делиться. Он дарил цветы, пожирал меня взглядом, а если мы расставались, ему не терпелось вернуться ко мне… Обнимая меня, он думал только обо мне. Господи, как мне все это нравилось…
Мы все время придумывали что-нибудь на выходные: катались на лыжах, ездили на море, за границу. Иногда с друзьями — и это всегда были его друзья.
А мне было все равно, я просто хотела быть с ним. Полуголой у костра на пляже или в костюме пингвина на концерте современной музыки я чувствовала, что нахожусь именно там, где и должна быть, — если Хьюго был рядом. Мне нравилось ждать его, когда он поздно возвращался домой, нравилось приводить в порядок его одежду и готовить любимые блюда. Я не была домашней рабыней, просто мне нравилось делать это для него. Проходили дни, недели, месяцы… Все наши друзья переженились. Мы смеялись, пили и аплодировали на свадьбах, но сами не следовали их примеру. Мы не замечали, как проходит время. Просто функционировали. Как дизельный двигатель — без рывков вперед, без внезапных остановок. Счетчик наматывал километры, время шло. Казалось, ничего не меняется. Про нас говорили: «вечная помолвка». Ха! Я сгорала от желания выйти замуж, но Хьюго всегда находил повод отложить свадьбу, подождать, не торопить события. То это был новый виток карьеры, и приходилось целиком посвящать себя работе, то выяснялось, что он не хочет тратить деньги на свадьбу и считает: тем, кто любит друг друга «так, как мы», штамп в паспорте ни к чему. И что же? Мы годами топтались на одном месте. Мой живот (но не его) так и оставался плоским. Все вокруг заводили детей, а мы по-прежнему жили как студенты. Ничего не менялось, и я думаю, это и было хуже всего. Никаких совместных планов. Вперед мы заглядывали не дальше чем до ближайших выходных. Каждый раз, когда я пыталась обсудить будущее (какое расплывчатое понятие) или взаимные обязательства (фу, как грубо), Хьюго ловко менял тему. И в конце концов мы стали говорить только о повседневных мелочах: что купить, где ключи, какой йогурт выбрать, какой фильм посмотреть, где отремонтировать машину и что осталось в холодильнике. О чем угодно, кроме самого важного.
А потом появилась Таня. Как суккуб из средневековой легенды. Я ни о чем не догадывалась, пока Эмили не сказала мне. Однажды вечером после ужина с друзьями она шепнула: «Если бы мой парень так ржал над чужими шутками, я бы задумалась». И я задумалась. Но было уже поздно: преступление свершилось. За ним последовали бесчисленные рецидивы — как правило, по вторникам, вечером. Ну и дура же я была… Слепа, как груша в тесте. И так же нелепа.
Когда я прямо спросила Хьюго, он твердо сказал, что я все выдумала, обнял меня, заговорил «о нас». Ему хватило наглости врать, глядя мне в глаза. О, когда я думаю об этом!.. И знаете что? Я была настолько тупа, что поверила! На самом деле я думаю, что просто очень хотела поверить. Для нас, женщин, чувства всегда важнее фактов. И мужчинам это прекрасно известно. Они говорят, что в этом и есть наша сила. Но в моем случае это была слабость. Мы протянули еще несколько месяцев — рядом, но не вместе.
Каждый вечер, когда я шла с работы, внутри у меня все сжималось, а в глазах стояли слезы. И когда я случайно увидела эсэмэску от Тани, предназначенную, разумеется, не мне, то почувствовала себя серьезно больной. Меня мутило, я была раздавлена. И все из-за сообщения, в котором меньше ста букв. Я прочитала его за три секунды, но мне понадобится целая жизнь, чтобы прийти в себя. Это была не просто улика, это был вызов. Я даже не смогла рассказать об этом Эмили, и уж тем более маме или сестре. Несколько пошлых слов стали для меня как выстрел в грудь из револьвера. Пуля вошла в тело, а наружу не вышла, осталась в нем. При каждом движении она продвигалась все ближе к сердцу. И в прошлый понедельник добралась до него.
Вернувшись вечером домой, я решила немедленно вскрыть нарыв и поговорить с Хьюго начистоту. У меня больше не было сил притворяться. Я сказала, что все знаю. Объяснила, что мне больно, что я готова простить, но, если мы хотим начать сначала, нужно расставить точки над «i». Напоследок я выдала что-то вроде: «Без правды нет настоящей любви!» Ну просто мастер монолога. Шекспировская трагедия в мансарде без балкона. То, что я поймала Хьюго на горячем, ни на секунду не вывело его из равновесия. Он преспокойно уселся на диван, откинул голову и вздохнул. Я стояла напротив него, в углу, где у нас была кухня, и вся тряслась, ожидая ответа. Хьюго довольно долго молчал и наконец сказал:
— Вообще-то хорошо, что ты об этом заговорила. Думаю, мы подошли к концу нашего пути. И я не хочу продолжать. Мне уже давно не нравится, как я живу. У нас с тобой больше не клеится, и лучше нам это дело прекратить. Но давай смотреть на вещи позитивно, все ведь не так страшно. Это жизнь. Будем вести себя как взрослые.
