— Перевербовка! — воскликнул Макер, невольно увлекаясь этой историей. — Ну и как наша крошка Есфирь вышла из положения?

— Есфирь пригласила Артаксеркса и его визиря Амана разделить с ней два больших пира, — продолжал Жан-Бенедикт. — После второй трапезы Артаксеркс, нажравшись до отвала, пришел в отличное настроение и спросил жену: “Что я могу сделать для тебя, о Есфирь, душа моя?” И тут она все ему выложила: что она еврейка, что Аман собирается истребить ее народ и заодно покончить с ней самой. Артаксеркс ушам не поверил (“Как, Есфирь, ты еврейка? И твой кузен Мардохей тоже еврей?”). Короче, Артаксеркс отменил указ. Евреи Персии были спасены, а злого Амана замочили!

— Будет тебе вздор молоть! — возмутился Макер, недоуменно пожав плечами.

— Это же Библия! — напомнил Жан-Бенедикт.

— Ну сам посуди: баба приглашает своего мужика пожрать пару раз, и бац! — он передумал? Чушь собачья. И как эта дурацкая басня поможет мне переманить Тарногола на свою сторону?

— Не забывай, что Мардохей спас жизнь царю, — заметил Жан-Бенедикт. — Видимо, это и склонило чашу весов в его пользу.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Макер.

— Если ты спасешь Тарноголу жизнь, он сделает тебя президентом.

— Спасу ему жизнь? — переспросил Макер. — До субботы? Каким образом?

В гостиной воцарилась тишина. Макер задумался. Он ходил кругами вокруг стола, пытаясь представить, что бы предложил Вагнер, будь это операция P-30. Внезапно прозрев, он вскрикнул:

— У меня идея! Идея века! Мы попробуем его убить и спасти одновременно.

Глава 14

По секрету

Было десять часов вечера. В доме Эвезнеров совещались заговорщики.

Арму они отослали домой, хотя она еще не вымыла посуду и не убрала со стола. Макер сказал, что она все доделает завтра, на сегодня с нее хватит. Это было что‐то новенькое, и Арма решила, что наверняка хозяин так себя ведет неспроста. Уходя, она задержалась у закрытой двери в столовую и услышала возглас Макера: “Я не позволю Льву Левовичу украсть у меня пост президента!” Мисье, значит, не уверен, что его изберут? Вот что его тревожило в последние дни. Надо бы пошпионить.

Макер и Жан-Бенедикт тщательно проработали операцию “Перевербовка”, как они ее окрестили. Автором сценария, достойного P-30, выступил Макер.

После долгих обсуждений, убедившись, что все детали сходятся, Макер и Жан-Бенедикт добросовестно отрепетировали свой дуэт.

“Перевербовку” они наметили на послезавтра. Вечером в четверг, 13 декабря, в банкетном зале “Отеля де Берг” должен был состояться ежегодный ужин Ассоциации женевских банкиров. На торжественном вечере соберутся члены советов директоров и партнеры частных банков. Сливки общества. Предполагалось, что Жан-Бенедикт тоже будет там вместе с Шарлоттой. Орас Хансен ответил на приглашение отказом, но Тарногол обещал прийти.

— Короче, мы с Анастасией пойдем на ужин вместо вас, — заключил Макер.

— Вот Шарлотта обрадуется, у нее с сестрой билеты на органный концерт в “Виктория-холл”.

— Ты уверен, что мы окажемся за одним столом с Тарноголом?

— Конечно, — заверил его Жан-Бенедикт. — На этих тусовках всех всегда сажают с коллегами из того же банка.

— Тогда я постараюсь произвести на него хорошее впечатление. Потом, ближе к концу вечера, скажу, что хотел бы поговорить с ним наедине, и выведу его на улицу пройтись по набережной перед отелем.

— Ужин закончится в десять, — заметил Жан-Бенедикт, — это указано в пригласительном билете. Выходи с Тарноголом в полдесятого, когда подадут кофе. Все гости останутся в банкетном зале, и вокруг отеля будет совершенно безлюдно.

— Итак, мы прогуливаемся с Тарноголом, — продолжал Макер. — Мне надо серьезно с ним поговорить, я считаю, что президентом банка должен стать я. Мы идем по набережной Де Берг, вдоль Роны. В это время там нет ни души, тем более в середине декабря. Мы окажемся одни на пустынной, темной дороге.

— Да, учитывая плохое освещение и туман над рекой, там мало что будет видно, — согласился Жан-Бенедикт, который часто возвращался этим путем домой, если шел пешком с правого берега. — Я буду сидеть в засаде. Постарайся идти с ним посередине набережной. Вы так увлечетесь разговором, что не заметите, как автомобиль с выключенными фарами внезапно возникнет у вас за спиной.

— Когда ты окажешься позади нас, — добавил Макер, — вруби фары и погуди. Это будет сигналом для меня. Я схвачу Тарногола за руку, прижму его к себе, и мы оба со всего маху рухнем на землю. А ты, Жан-Бен, разгонишься и промчишься мимо на дикой скорости, типа ты нас не видел. Тогда Тарногол признает, что я спас ему жизнь. И поймет, чего я стою. Вряд ли после такого происшествия он посмеет лишить меня президентства.

Жан-Бенедикт помолчал.

— А что, если я не рассчитаю и задавлю Тарногола? — засомневался он.

— Это невозможно. Помни, что подъезжать к нам надо очень медленно. Главное, чтобы мы тебя не услышали. Ты увеличишь скорость только после того, как погудишь, и я прижму Тарногола к себе. Так что в тот момент, когда ты рванешь с места, мы уже не будем стоять у тебя на пути. Ты пронесешься почти вплотную, что создаст ощущение опасности, но это будет чистая иллюзия. С нами ничего не случится.

— А если кто‐нибудь запишет мой номер?

— Встань подальше от отеля, чтобы служащие тебя не засекли. И прежде чем переходить к действию, убедись, что там нет прохожих. Эта набережная такая длинная, что я могу долго гулять с ним, пока ты не убедишься, что вокруг пусто. Что касается Тарногола, то он упадет вместе со мной и просто не успеет что‐либо заметить. Когда он поднимется, ты уже будешь далеко. Машина у тебя ничем не примечательная. Никто не свяжет одно с другим. Кстати, заляпай снегом номерной знак на всякий пожарный, в общем, ты меня понимаешь!

— А что, если Тарногол любит ходить по тротуару? — снова спросил Жан-Бенедикт.

— Я приведу его туда, куда надо. Это я беру на себя. Твоя задача — убедиться, что нет свидетелей. Когда эти два условия будут выполнены, ты погудишь, я мгновенно оттащу Тарногола, и ты проедешь. Какие проблемы!

Но Жан-Бенедикт колебался:

— Не знаю, я не уверен, что хочу в этом участвовать. Это может плохо кончиться. По-моему, ты перегибаешь палку.

— Да ладно, это всего лишь театральный трюк, — сказал Макер, пытаясь успокоить кузена.

— Это больше, чем трюк, — возразил Жан-Бенедикт.

Макер разозлился:

— Если ты хочешь меня кинуть, ради бога. Я считал, что мы друзья. Ты вчера говорил, что готов на все, чтобы помочь мне. Я вижу, ты передумал. Я тебе это припомню, когда стану президентом.

Эта угроза окончательно убедила Жан-Бенедикта.

— Само собой, — добавил Макер, — нашу чудесную операцию надо держать в тайне, в том числе и от жен. Никто не должен ничего знать.

Макер машинально произнес последнюю фразу очень серьезным тоном. Но тут же заставил себя радостно рассмеяться, чтобы разрядить атмосферу. Он прекрасно понимал, что их затея — рискованное предприятие, но не хотел признаваться в этом, чтобы окончательно не запугать Жан-Бена. Другого выхода у него не было.

Арма вернулась домой. Она жила одна в двухкомнатной квартирке в районе О-Вив, на углу улиц Моншуази и Волланд. Дослушав до конца план Макера и Жан-Бенедикта, она потихоньку вышла из дома Эвезнеров. Она очень переживала. Интересно, чем все это закончится.

Арма налила себе чаю и села в гостиной, чтобы подробно изучить номер “Трибюн де Женев”, захваченный из хозяйского дома. Эвезнеры всегда разрешали ей забирать газеты в конце дня.

Она внимательно рассмотрела большую фотографию на первой полосе, которая так встревожила мисье сегодня за завтраком. На снимке двое мужчин в сопровождении телохранителей прогуливались по парку “Перль дю Лак” под ошалевшими взглядами прохожих и дружески улыбались друг другу. Одного из них Арма сразу узнала — президент Франции, понятное дело. Элегантный красавец рядом с ним, как следовало из статьи, был некий Лев Левович.

Прочитав это имя, Арма оторвала взгляд от газеты, и все кусочки головоломки внезапно собрались воедино у нее в голове.

Это из‐за него, из‐за Левовича этого, мисье так раскричался сегодня утром, а все потому, что тот хотел занять его место на посту президента банка. Его Макер упомянул и полчаса назад в столовой: “Я не позволю Льву Левовичу украсть у меня пост президента!” Двух Львов Левовичей в Женеве быть не могло! А это означает, что Левович из статьи еще и любовник медем. Все ясно как божий день. Накануне, ответив на таинственный звонок, медем рассердилась на своего собеседника — Арма отлично помнила ее слова: “Лев, ты с ума сошел, звонить мне на домашний!” И тот же Лев прислал ей сегодня огромный букет белых роз. Медем сама открыла дверь и, судя по всему, узнала человека, похожего на шофера, который доставил цветы. “Это от Льва”, — сказал он. Медем думала, что Арма ничего не видела, но Арма все видела! К букету была приколота записка: медем прочла ее, тут же заперлась в ванной, а потом сразу уехала, наверняка к нему на свидание.