— Ты не спишь?
— Нет еще…
— Тебе непременно нужно встать в девять?
— Да…
Мегрэ долго не мог заснуть. Он мысленно представлял себе худого педиатра в мятом костюме, особый блеск в глазах, как у человека, который регулярно не высыпается.
Чувствовал ли тот, что его подозревают? Пришло ли это в голову его жене или теще?
Обнаружив Жослена убитым, они, вместо того чтобы вызвать полицию, стали звонить на бульвар Брюн, на квартиру к Фабрам. Впрочем, они ничего не знали про вызов на улицу Жюли и не понимали, почему Фабра не оказалось в квартире на улице Нотр-Дам-де-Шан.
Им сразу не пришло в голову, что он может находиться в больнице, и они обратились к домашнему врачу, доктору Ларю.
О чем они говорили, пока оставались вдвоем в квартире рядом с убитым? Или мадам Жослен сразу же впала в состояние прострации? Тогда, возможно, самой Веронике пришлось принимать решение, пока мать с отсутствующим видом не проронила ни слова.
Приехал Ларю и сразу же понял, что они допустили ошибку или, по крайней мере, неосторожность, не заявив в полицию. Он и сообщил в комиссариат.
Мегрэ хотелось все это себе представить или прочувствовать самому. Нужно было по крупицам восстановить события этой ночи.
Кто подумал о больнице и стал туда звонить? Ларю? Вероника?
Кто удостоверился, что из квартиры ничего не пропало и, следовательно, убийство совершено не с целью ограбления?
Мадам Жослен отвели в спальню, Ларю оставался с ней, а потом, с разрешения Мегрэ, сделал ей укол снотворного.
Примчался Фабр, застал в квартире полицию, а тестя — убитым в кресле. «Однако же, — подумал Мегрэ, засыпая, — не он, а его жена сообщила мне о пистолете».
Если бы Вероника с умыслом не открыла ящик, зная, что именно там искать, никто, наверное, не заподозрил бы о существовании оружия.
Впрочем, разве это исключало возможность, что преступление совершено кем-то посторонним?
Фабр утверждал, что слышал, как тесть, проводив его в четверть одиннадцатого, закрыл за ним дверь на цепочку.
Выходит, он сам открыл дверь убийце. И тот не вызвал у него недоверия, поскольку Жослен вернулся в комнату и снова уселся в кресло.
Если, по всей вероятности, в это время было открыто окно, то кто-то его закрыл, либо Жослен, либо гость.
А если лежавший в ящике браунинг действительно стал орудием преступления, значит убийца точно знал, где его искать, и мог взять, не вызывая подозрения.
Если предположить, что убийца тайком проник в дом, то как он оттуда вышел?
В конце концов Мегрэ заснул беспокойным сном, тяжело ворочаясь с боку на бок, и с облегчением почувствовал запах кофе, услышал голос мадам Мегрэ, увидел через открытое окно залитые солнцем крыши соседних домов.
— Уже девять…
Он тут же вспомнил все подробности дела, как будто не было перерыва.
— Дай мне телефонный справочник.
Он отыскал номер телефона Жослена, набрал его и долго ждал ответа, пока не услышал незнакомый голос.
— Это квартира месье Рене Жослена?
— Он умер.
— Кто у телефона?
— Мадам Маню, уборщица.
— Мадам Фабр еще здесь?
— А кто это говорит?
— Комиссар Мегрэ из сыскной полиции. Я был у них ночью.
— Мадам только что уехала к себе переодеться.
— А мадам Жослен?
— Все еще спит. Ей дали снотворное, и она, наверное, не проснется до возвращения дочери.
— Никто не приходил?
— Никто. Я тут убираю… Я ничего не знала, когда пришла утром…
— Благодарю вас…
Мадам Мегрэ не задавала ему вопросов, а он только произнес:
— Порядочный человек, которого убили одному богу известно почему.
Он снова представил себе Жослена в кресле. Он старался вообразить его живым, а не мертвым. Интересно, он еще какое-то время действительно продолжал сидеть в одиночестве над шахматной доской, поочередно передвигая то белые, то черные фигуры?
А что, если он кого-то ждал? Но как он мог назначить встречу втайне ото всех, зная, что зять проведет у него весь вечер? Или же…
Можно предположить, что телефонный звонок, вызвавший доктора Фабра на улицу Жюли…
— Именно порядочные люди доставляют нам больше всего неприятностей, — проворчал он, заканчивая завтрак и направляясь в ванную.
Мегрэ не сразу поехал на набережную Орфевр, а позвонил по телефону, чтобы узнать, нужен ли он там.
— Улица Сен-Готар, — сказал он шоферу такси.
Прежде всего начинать надо было с окружения Жослена. Конечно, Жослен был жертвой, но не станут же убивать человека без всякой причины.
По-прежнему чувствовалось, что в Париже время отпусков. Правда, город уже не был таким безлюдным, как в августе, но в воздухе была еще разлита какая-то леность, чувствовалось, что необходимо совершить усилие, чтобы вернуться к обычной жизни. Если бы пошел дождь или похолодало, было бы проще. В этот год лето как будто и не собиралось кончаться.
Шофер повернул с улицы Даро возле железнодорожной насыпи.
— Какой номер дома?
— Не знаю. Картонажная фабрика…
Снова поворот, и они очутились перед большим бетонным зданием с голыми окнами. Вдоль всего фасада тянулась вывеска:
— Вас подождать?
— Да.
В здание вели две двери. Первая — в цеха, а другая, поодаль, куда и вошел Мегрэ, — в помещение администрации, которое выглядело достаточно современно.
— Вы по какому вопросу?
Девушка высунула голову из окошка и с любопытством его разглядывала. И правда, вид у Мегрэ был хмурый, как и всегда в начале расследования. Он неторопливо осматривался, словно собирался провести полную инвентаризацию.
— Кто у вас управляющий?
— Месье Жуан и месье Гуле… — ответила девушка таким тоном, как будто это само собой подразумевалось.
— Знаю. А кто из них главный?
— Смотря в чем. Месье Жуан занимается художественной стороной дела, а месье Гуле производством и сбытом.
— Они оба на месте?
— Нет. Месье Гуле еще в отпуске. А что вам угодно?
— Поговорить с месье Жуаном.
— Простите, как ваше имя?
— Комиссар Мегрэ.
— У вас назначена встреча?
— Нет.
— Минутку.
Она подошла к застекленной клетушке, что-то сказала девушке в белом халате, которая тоже с любопытством оглядела посетителя и тут же вышла из комнаты.
— Сейчас его поищут. Он в цеху.
До Мегрэ донесся шум машин, и, когда открылась боковая дверь, он разглядел просторное помещение, где рядами сидели женщины в белых халатах, словно работая на конвейере.
— Вы меня хотели видеть? — обратился к Мегрэ высокий мужчина лет сорока пяти, с открытым лицом, в расстегнутом белом халате, под которым был костюм элегантного покроя. — Будьте любезны, пройдите со мной.
Они поднялись по лестнице из светлого дуба, там за стеклянной перегородкой склонились над работой несколько художников.
Еще одна дверь, и они попали в залитый солнцем кабинет. В углу печатала на машинке секретарша.
— Оставьте нас, мадам Бланш.
Он указал Мегрэ на стул, а сам сел за свой письменный стол. Казалось, он был удивлен, немного встревожен.
— Интересно узнать… — начал он.
— Вам известно о смерти месье Жослена?
— Что? Месье Жослен умер? Когда это случилось? Разве он вернулся в Париж после отдыха?
— Значит, вы его не видели после приезда из Ля-Боля?
— Нет. Он к нам еще не заходил. А что, у него был сердечный приступ?
— Его убили.
— Убили?
Чувствовалось, что Жуан не может в это поверить.
— Это невозможно. Но кто мог…
— Он был убит вчера вечером у себя дома двумя выстрелами из пистолета.
— Но кто это сделал?
— Именно это я и стараюсь узнать, месье Жуан.
— А жена была дома?
— Нет, они с дочерью ушли в театр.
Жуан опустил голову. Было заметно, что он потрясен.
— Бедняга… Это кажется таким невероятным… — И с возмущением продолжал: — Но кому это могло понадобиться?.. Послушайте, господин комиссар… Вы его не знали… Это был лучший человек на свете… Для меня он был как отец, даже больше чем отец… Когда я поступил сюда на работу, мне было шестнадцать и я ничего не умел… Отец только что умер, мать убирала по домам… Я начинал как рассыльный, развозил товары на велосипеде… Это месье Жослен меня всему обучил… Потом назначил меня управляющим делами… А когда сам решил уйти в отставку, позвал нас с Гуле к себе в кабинет… Гуле начинал рабочим на станке… Месье Жослен сообщил нам, что врач советует ему меньше работать, но он так не сможет. Приходить сюда на два-три часа в день, почти посторонним, нереально для человека, привыкшего самому во все вникать и каждый день еще допоздна сидеть в кабинете после работы.
— Вы испугались, что хозяином станет кто-то посторонний?
Конец ознакомительного фрагмента