Глава 2

Мегрэ снова увидел солнце и почувствовал аромат первых весенних дней, хотя уже пахло пылью. Ангелы-хранители Елисейского дворца по-прежнему прогуливались с равнодушным видом, легким кивком давая понять, что узнали комиссара.

На углу старуха продавала сирень, пахнувшую загородными садами, и Мегрэ едва удержался, чтобы не купить несколько веток. Хорош бы он был, явившись с букетом на набережную Орфевр.

Комиссар испытывал удивительное облегчение. Он вырвался из чуждого ему мира. Двигаясь в потоке прохожих по тротуару, он все еще видел себя в роскошной квартире, где витала тень важного чиновника, который когда-то устраивал там чопорные приемы.

Недаром же Парандон, словно для того, чтобы Мегрэ не чувствовал себя стесненным, выразительно подмигнул ему, давая этим понять: «Не принимайте всерьез. Это все декорация. Даже морское право — баловство, одно притворство…»

И он заговорил о своей шестьдесят четвертой статье, которая-де интересует его больше всего на свете. Тоже, видимо, игра.

Если только Парандон не плут. Во всяком случае Мегрэ проникся симпатией к этому гному-попрыгунчику, который пожирал его глазами, будто никогда в жизни не видел комиссара сыскной полиции.

Он воспользовался хорошей погодой, чтобы спуститься по Елисейским Полям до площади Согласия, где наконец сел в автобус. Открытой площадки в автобусе не оказалось, поэтому пришлось погасить трубку, пройти внутрь и сесть на скамейку.

Мегрэ вернулся в сыскную полицию как раз в тот час, когда обычно подписывались бумаги, и за каких-нибудь двадцать минут справился с этой обязанностью. Жена очень удивилась, когда в шесть часов вечера он уже вернулся домой, да к тому же в отличном настроении.

— Что сегодня на обед?

— Я думала приготовить…

— Ничего не нужно. Пообедаем в городе.

Где угодно, только не дома. День выдался необычный, и хотелось так же необычно провести вечер.

Темнело теперь позже. День заметно прибавился. Они нашли в Латинском квартале ресторан с застекленной верандой, где от жаровни приятно веяло теплом. Ресторан славился дарами моря, и Мегрэ попробовал всего понемножку, даже морских ежей, доставленных несколько часов назад самолетом с юга.

Жена поглядела на него с улыбкой:

— Можно подумать, что ты доволен сегодняшним днем.

— Так оно и есть. Я познакомился со странным субъектом. Странный дом… Странные люди…

— Преступление?

— Неизвестно… Пока оно еще не произошло, но может произойти не сегодня завтра… И если это случится, я окажусь в идиотском положении.

Мегрэ редко говорил с женой о делах, которые вел. Чаще она узнавала подробности из газет и по радио, чем от мужа. Но на этот раз он не устоял перед желанием показать ей письмо.

Они ели жареную барабульку, запивая выдержанным «Пуйи», аромат которого разносился вокруг. Затем им подали десерт.

— На, прочитай!

Возвращая листок, мадам Мегрэ с удивлением взглянула на мужа:

— Это писал мальчик?

— В доме действительно есть мальчик. Я его еще не видел… Но там есть мальчики и постарше, мальчики под сорок и под пятьдесят.

— Ты веришь тому, что здесь написано?

— Кому-то понадобилось, чтобы я проник в дом. Иначе бы не воспользовались почтовой бумагой, которую можно во всем Париже найти только в двух магазинах.

— Если он замышляет преступление…

— Он не говорит, что замышляет преступление. Он пишет, что пока ему неизвестно, кто будет виновником.

На этот раз мадам Мегрэ не приняла дело всерьез:

— Вот увидишь, это тебя разыгрывают…

Мегрэ заплатил по счету. Погода была такой чудесной, что они нарочно сделали круг, чтобы пройти через остров Сен-Луи.

На улице Сент-Антуан он снова увидел сирень и на этот раз вернулся домой с букетом.

На следующее утро солнце светило так же ярко и воздух был не менее прозрачен, но этого уже никто не заметил. Люка, Жанвье и Лапуэнт, каждый со своим донесением, уже дожидались комиссара в кабинете, но Мегрэ, войдя, прежде всего стал рыться в груде почты.

Он совсем не был уверен, что найдет письмо. Ведь объявление в «Монд» появилось только вчера вечером и лишь сегодня утром могло попасть на страницы «Фигаро».

— Есть! — воскликнул он, помахивая письмом в воздухе.

Тот же конверт, те же старательно выведенные печатные буквы, та же отрезанная сверху почтовая бумага.

Но теперь его больше не называли дивизионным комиссаром и тон был совсем другой.

...

Вы допустили оплошность, месье Мегрэ, посетив дом до получения моего второго письма. Они все переполошились, и это грозит ускорить события. Теперь преступление может совершиться с часу на час, и в этом будет отчасти и Ваша вина.

Я считал Вас более терпеливым, более рассудительным. А Вы вообразили, что за несколько часов сможете проникнуть в тайны семьи.

Шлю вам наилучшие пожелания и, несмотря ни на что, не перестаю Вами восхищаться.

Трое помощников, стоявшие рядом, прекрасно поняли, как сконфужен Мегрэ, когда он нехотя протянул им листок. Но еще больше поразила их развязность, с какой анонимный автор обращался к их патрону.

— А вы не подумали, комиссар, что какой-то мальчишка решил позабавиться?

— То же самое сказала мне вчера вечером жена.

— А вам как кажется?

— Нет…

Мегрэ не верил, что это грубая шутка. Но с другой стороны, ничего тревожного в доме он не ощутил. Все было размеренно, чинно, упорядоченно. Дворецкий принял его со спокойным достоинством. Секретарша с забавной фамилией оказалась живой и симпатичной. Что касается Парандона, то, вопреки своей странной внешности, он выглядел человеком жизнерадостным.

Но ведь и Парандон не принял это за шутку. И совсем не протестовал против вторжения полиции в его частную жизнь. Он непринужденно беседовал на самые различные темы, много говорил о шестьдесят четвертой статье. Как знать, не мучила ли его затаенная тревога?

Во время утреннего рапорта Мегрэ и словом не обмолвился о Парандоне. Он понимал, что его коллеги только пожали бы плечами, решив, что он занимается бессмысленным делом.

— А у вас какие новости, Мегрэ?

— Жанвье вот-вот должен задержать убийцу почтальонши… Мы почти уверены, что это он, но решили выждать, чтобы выяснить, был ли тут сообщник… Подозреваемый живет с молодой женщиной, она беременна…

Текучка. Обычные дела. Рутина.

Часом позже, переступив порог дома на улице Мариньи, где швейцар в галунах поздоровался с ним через застекленную дверь привратницкой, он очутился в другом мире.

Дворецкий Фердинанд, беря из его рук шляпу, спросил:

— Вам угодно, чтобы я предупредил месье Парандона?

— Не нужно. Проводите меня в комнату секретарши.

Мадемуазель Ваг! Вот! Наконец-то он вспомнил ее фамилию. Она занимала маленькую комнату, заставленную стеллажами с зелеными папками для бумаг. Мегрэ застал ее за электрической пишущей машинкой последней модели.

— Вы хотели со мной поговорить? — спросила она без всякого смущения.

Девушка встала, огляделась и указала на стул у окна, выходившего во двор.

— К сожалению, здесь нет кресла. Может быть, пройдем в библиотеку или гостиную?

— Я предпочел бы остаться здесь. — Откуда-то доносился шум электрического пылесоса. В одном из кабинетов тоже стрекотала пишущая машинка. Какой-то мужчина разговаривал по телефону. Комиссар по голосу определил, что это был не Парандон:

— Конечно, конечно… Я вас прекрасно понимаю, дорогой друг, но закон есть закон, даже если иногда он противоречит здравому смыслу… Конечно, я ему об этом говорил… Нет, он не может вас принять ни сегодня, ни завтра… Впрочем, это ничего бы не изменило.

— Месье Тортю? — спросил Мегрэ.

Девушка кивнула. В соседней комнате говорил стажер. Мадемуазель Ваг плотно закрыла дверь, и голос умолк, словно выключили радио. Из окна было видно, как шофер в голубом комбинезоне мыл из шланга «роллс-ройс».

— Это машина месье Парандона?

— Нет, перуанцев, жильцов с третьего этажа.

— А у месье Парандона тоже есть шофер?

— Да, без шофера ему не обойтись. С таким зрением невозможно водить машину.

— А какая у него машина?

— «Кадиллак»… Мадам ею пользуется чаще, чем он, хотя у нее есть свой собственный маленький английский автомобиль. Вам не мешает шум? Может быть, закрыть окно?

Нет. Водяная струя была частью всего, что его здесь окружало, всей атмосферы этого дома, весны.

— Вы знаете, почему я к вам пришел?

— Я знаю только, что все мы в вашем распоряжении и должны отвечать на ваши вопросы, даже если они покажутся нам нескромными…

Мегрэ опять достал из кармана первое письмо. Когда он вернется на набережную Орфевр, нужно будет непременно снять фотокопию, а то оно в конце концов совсем истреплется.

Пока девушка читала, Мегрэ изучал ее лицо, которое не портили очки в черепаховой оправе. Она не была красива в обычном смысле этого слова, но миловидна. Особенно привлекательными казались пухлые улыбчивые губы со вздернутыми уголками.

— Так вот оно что!.. — сказала она, возвращая письмо.

— Что вы об этом думаете?

— А что думает месье Парандон?

— То же, что и вы.

— Что вы этим хотите сказать?

— Что он удивился не больше, чем вы.