В папке были копии библиотечных формуляров, заполненных Тошкану несколько недель назад. Список книг вышел весьма примечательным: «Cosmographiae introductio cum quibusdam geometriae ac astronomiae priricipiis as earn rem necessariis, Insuper quatuor Americi Vespucii navigations», [«Космография, астрономия и основы геометрии, исправленные и дополненные сообразно новым знаниям о мире, полученным после путешествия Америго Веспуччи» (лат.).] напечатанная Мартином Вальдзеемюллером в 1507 году, «Narratio regionum indicarum per Hispanos quosdam devastatarum verissima», [«Описание испанских владении» (лат.).] изданное в 1598 году Бартоломе де Лас Касасом, «Epistola de Insulis nuper inventis», [«Сообщение о только что открытых островах» (лат.).] которую в 1493 году представил королям Испании сам Христофор Колумб, «Об океанах и Новом Свете, в трех декадах» Петра Ангиерского; предпоследним в списке шел «Psalterium» Бернардо Джустиниани, изданный в 1516 году, одновременно с книгой Ангиерского, и «Новый Свет» Монтальбоддо 1507 года.
— То, что нужно?
— Да, — ответил Томаш задумчиво.
Сомнения португальца не укрылись от директора Национальной библиотеки.
— М-м-м… Да… Правда, кое-что кажется мне немного странным.
— Вот как?
Томаш передал Лагоа сложенные веером формуляры.
— Скажите, доктор, хоть одна из этих книг имеет отношение к Педро Алварешу Кабралу и открытию Бразилии?
Бразилец вчитался в указанные на бланках названия.
— Ну вот, — проговорил он. — В «Космографии» Вальдзеемюллера приводится одна из первых карт нового континента. — Он взял следующий формуляр. — О «Новом Свете» Монтальбоддо — первая книга, которая подробно повествует об открытии Америки. В 1507 году, когда ни один португалец еще не успел откликнуться на это событие. О «Новом Свете» — бесценный источник.
— Угу… — хмыкнул Томаш, довольный оборотом, который приняло дело. — А другие книги тоже связаны с Бразилией?
— Насколько мне известно, нет…
— Странно…
Повисло молчание.
— Не хотите посмотреть какие-то из этих книг?
— Да, — решил Томаш. — О «Новом Свете».
— Я попрошу, чтобы вас проводили в зал микрофильмов.
— Профессор Тошкану брал микрофильм?
Лагоа сверился с формуляром.
— Нет, оригинал.
— Тогда, если это возможно, я тоже предпочел бы оригинал. Для меня очень важно увидеть именно те документы, что побывали в его руках. Здесь все имеет значение, и пометки на полях, и даже сорт бумаги.
Я хочу попытаться взглянуть на эти книги глазами профессора и ничего не упустить. Бразилец кивнул своей помощнице.
— Селия, вели отыскать оригинал. — Он бросил взгляд на формуляр. — Сейф 1,3. Потом проводи господина профессора в секцию редких книг и проследи, чтобы все прошло, как полагается. — На прощание доктор сердечно пожал Томашу руку. — Господин профессор, я очень рад с вами познакомиться. Если вам понадобится что-нибудь еще, не стесняйтесь, обратитесь к Селии.
Лагоа вернулся к столу для совещаний, а мулатка, торопливо переговорив с кем-то по телефону, позвала Томаша за собой. Покинув атриум, они спустились по мраморной лестнице на один этаж; секция редких книг находилось в том же зале, что и дирекция, только не на балконе, а под ним. Слева от входа стоял огромный шкаф со множеством маленьких ящичков. К металлической ручке каждого ящика крепилась табличка с буквами: документы располагались в строгом алфавитном порядке. Мулатка провела Томаша к столу у противоположной стены, за стойкой персонала. На обтянутой бордовым бархатом столешнице лежали тисненный золотом коричневый томик и пара тонких белых перчаток. Селия подозвала библиотекаршу, круглую низенькую сеньору средних лет.
— Это она? — спросил Томаш с благоговением взирая на старинную книгу, безмятежно покоившуюся на темно-красном бархате.
— Да, — заверила библиотекарша. — «О Новом Свете». Вам придется надеть перчатки. Книга очень старая, и отпечатки пальцев…
— Я все понимаю, — кивнул Томаш. — Не волнуйтесь, я читатель опытный.
— Можно пользоваться только карандашом.
— А вот его у меня нет, — признался португалец, похлопав себя по карманам.
— Возьмите этот, — милостиво разрешила библиотекарша, отыскав на своем столе короткий простой карандаш.
Томаш натянул перчатки, уселся за стол и не без внутренней дрожи раскрыл маленький коричневый том в переплете из мягкой кожи. На первой странице значились имя автора и название, место публикации, город Виченца, и дата, 1507; карандашная пометка на современном португальском гласила, что в книге содержится первое описание открытия Бразилии Педру Алварешем Кабралом. Норонья бережно переворачивал страницы. От желтой с разводами бумаги исходил теплый, сладковатый запах; Томашу хотелось ощутить ее текстуру кончиками пальцев; эти перчатки были все равно что анестезия. Страницы покрывал крупный итальянский текст, по двадцать пять строк на каждой, главы открывали маленькие виньетки.
Норонья просидел над «Землями…» два часа, время от времени делая в блокноте пометки. Закончив, он закрыл книгу и отнес библиотекарше, разбиравшей груду заполненных требований.
— Прошу прощения, — деликатно кашлянул Томаш. — Я все.
— Ах, да, — встрепенулась сеньора. — Будете брать еще что-нибудь?
— Нет, пожалуй, на сегодня хватит. Если не возражаете, вернусь завтра, чтобы поработать с Вальдзеемюллером.
Селия проводила гостя до лифта. Вдвоем они спустились на первый этаж и прошли по мраморной лестнице в центральный атриум, чтобы вернуть пропуск и формуляры. Заместитель директора дремал за столом, положив голову на руки. Услышав шаги, он встрепенулся и мигом принял подобающую позу.
— Знаете, профессор, я вспомнил одну вещь, — сообщил он. — Мы предоставляем читателям сейфы, и профессор Тошкану арендовал у нас ячейку. Если вам угодно, мы могли бы ее открыть.
Томаш проследовал за Селией в помещение службы безопасности. Пройдя сквозь рамку металлоискателя, точно такую, как в аэропортах, они оказались в довольно тесной комнатушке, почти все пространство которой занимали два здоровенных черных шкафа со множеством ячеек. Отыскав ячейку номер шестьдесят семь, Селия достала из кармана мастер-ключ и отперла дверцу; Томаш с любопытством наблюдал за происходящим. Внутри лежала тонкая стопка бумаг.
— Вот бумаги профессора Тошкану. Если хотите, можете их забрать.
Большая часть бумаг оказалась копиями микрофильмов с пометками на полях. И только последний лист отличался от других; на нем каллиграфическим почерком были выведены два столбика букв, а под ними — первые буквы алфавита, соединенные змейкой.
...ANA
ASSA
ARARA
SONOS
МАТАМ
OTTO
Томаш закрыл глаза и сосредоточился, пытаясь уловить в последовательности букв хотя бы тень смысла. Около минуты он думал, сопоставлял варианты, изобретал и отметал версии и наконец с торжествующим видом повернулся к Селии.
— Что вы об этом скажете?
Девушка, наморщив лоб, изучала таинственный листок.
— Какая-то бессмыслица, набор букв… — Склонив голову набок, она прочла вслух: — Ана асса арара сонос матам отто.
Томаш приподнял бровь.
— Вы не видите здесь ничего странного?
— Нет, — сдалась она. — А что я должна увидеть?
Португалец указал на верхние столбики.
— Вы не обратили внимания, что слова в них симметричны? Если прочесть слева направо и справа налево, получится то же самое. Смотрите. Первое слово ANA. Второе ASSA. Третье ARARA. Везде одно и то же.
— Но к чему все это?
— Профессор любил ребусы; это надежный способ спрятать что-то у всех на виду… — Внезапно Томаш замолчал; его глаза в буквальном смысле полезли на лоб. — Он хотел, чтобы их сопоставили… сопоставили, — бормотал Норонья себе под нос, ловя губами воздух, словно выброшенная на берег рыба. В крайнем возбуждении он принялся шарить по карманам и, не найдя того, что искал, принялся лихорадочно трясти свой блокнот, пока из него не выпал сложенный вдвое лист. — Слава богу! Вот оно!
Удивленная Селия подняла упавший листок.
...MOLOC
NINUNDIA OMASTOOS
Томаш словно впервые читал слова, которые помнил наизусть, по привычке шевеля губами. И наконец издал торжествующий вопль, совершенно немыслимый в стенах библиотеки. Высокие своды атриума откликнулись гулким эхом.
Селия глядела на него с неподдельным интересом.
— Что вы нашли, профессор?
— Все оказалось на удивление просто. — Он постучал себя по лбу указательным пальцем. — Я ломал голову над этой задачкой, а надо было всего лишь прочесть первую строку наоборот. — Норонья снова развернул сложенный лист. — Давайте посмотрим.
Вооружившись авторучкой, он записал полученный результат в нижней части листа. На белой бумаге возникло слово
...COLOM
Чтобы расшифровать остальные слова, Томаш воспользовался предложенной Тошкану алфавитной змейкой:
...NINUNDIA
OMASTOOS
Прочитав полученную фразу, он подписал в самом низу:
...NOMINA SUNT ODIOSA
— А это что? — спросила Селия.
— М-м-м, — Томаш покопался в памяти и без труда определил: — Овидий.
— Овидий? Но что все это значит?
— Это значит, моя дорогая, что мне придется начать все сначала, — ответил Томаш, решительно направляясь к лифту. — Мы на пороге величайшего открытия.
IV
Облака неспешно ползли с линии горизонта, чтобы укутать солнце толстым серым одеялом; они походили на могучие крылья, ровные и темные по краям, курчавые и блестящие ближе к центру. Зимнее солнце лило свой чистый, холодный, прозрачный свет на серебристую ленту Тежу и разноцветные крыши Лиссабона, волнами поднимавшиеся по крутому, женственному бедру холма Лапа.
Томаш кружил по запутанным, полупустым улочкам, поворачивая то вправо, то влево и не зная, какого направления держаться в городском лабиринте, пока случайно не оказался на тихой Руа-ду-Пау-да-Бандейра. Скатившись по сбегающей по склону улочке, Норонья притормозил у элегантного густо-розового здания и припарковал свой маленький «пежо» между двумя новенькими черными «мерседесами». Откуда ни возьмись, появился осанистый швейцар в светло-серой форменной куртке поверх темно-серого жилета и при галстуке с узлом, изяществу которого позавидовал бы любой денди; Томаш опустил стекло.
— «Отель-да-Лапа» здесь?
— Здесь, сеньор.
— Нельзя ли оставить машину на вашей парковке? Дело в том, что на улице…
— Не беспокойтесь. Давайте ваши ключи.
Томаш вошел в лобби отеля, сжимая в руках портфель. Светло-бежевый мраморный пол, такой гладкий, что в него можно было смотреться, словно в зеркало, украшал геометрический орнамент; в центре композиции, на круглом стеклянном столе стояла ваза с алыми мальвами, чьи тугие бутоны напоминали раструбы фонографов; Томаш сразу узнал эти цветы, их часто находили в захоронениях первобытных людей и гробницах фараонов. «Констанса могла бы объяснить, что они означают», — подумал он. Обстановка в лобби была выше всяких похвал: Людовик XV или искусная стилизация под него, кремовые диваны и кресла, обитые белой кожей.
Слева мелькнуло знакомое лицо; Томаш сразу узнал эти маленькие глазки и крючковатый нос; коротышка закрыл журнал с яркой обложкой, вскочил с дивана и бросился ему навстречу.
— Поздравляю, Том, вы на редкость пунктуальны! — вскричал Нельсон на своем диковинном американо-бразильском португальском.
Томаш пожал протянутую руку.
— Здравствуйте, Нельсон. Как у вас дела?
— Просто превосходно, — он улыбнулся и развел руками. — До чего же хорошо в Лиссабоне! Я здесь всего три дня, а уже все ноги исходил.
— Вот как? И где же вы успели побывать?
— Да везде понемногу, — Молиарти увлек Томаша направо, к двери с надписью «Бар Рио-Тежу». — Как насчет того, чтобы перекусить? Вы не голодны?
У входа в бар, словно одинокий часовой, застыло пианино, длинный черный «Кавай», дожидавшийся, когда беглое прикосновение оживит его онемевшие клавиши. Справа помещалась стойка из лакированного орехового дерева, за которой управлялся с бокалами и бутылками ловкий бармен, слева располагались столы и стулья, все в стиле Людовика XV и очень тонкой работы; широкие окна с темно-красными шторами выходили в сад, мелодия вальса Чайковского кружилась по залу, наполняя его атмосферой покоя и легкости. Молиарти выбрал стол у окна и жестом пригласил Томаша садиться.
— Что закажем?
— Разве что чай.
— Waiter, — позвал американец, махнул рукой бармену, который немедленно покинул стойку и подошел к посетителям. — Чай для меня и моего друга.
Бармен открыл блокнот.
— Какой чай желаете?
— У вас есть зеленый? — спросил Томаш.
— Разумеется. Какого сорта?
— А что бы вы посоветовали?
— Если сеньор позволит, я рекомендовал бы японский цветочный, он свежий, терпкий, благородный, с фруктовыми нотами.
— Замечательно, — улыбнулся Томаш.
— А что к чаю?
— Ну, какие-нибудь сласти. У вас есть шоколад?
— У нас отличное печенье, гости очень хвалят.
— Тогда принесите их тоже.
— Будет сделано, — кивнул официант, торопливо черкая в блокноте. — А вам, сеньор? — обратился он к Молиарти.
— А мне ту же закуску, которую я брал вчера.
— Фуагра с арманьяком в соусе из зеленых помидоров и бриоши с орехами и финиками?
— That's right. И шампанского.
— Реймское, «Луи Редерер»?
— Ну да. Только охладите как следует.
Едва бармен отошел, Молиарти дружески хлопнул Томаша по плечу.
— Ну что, Том? Как вам Рио?
— Удивительный город, — ответил португалец, улыбаясь своим воспоминаниям. — И все время разный.
Бармен принес печенье и аккуратно откупорил шампанское; наполнив бокал Молиарти нежно-золотистым вином с легкими пузырьками, отправился за остальным.
— Так что же вам удалось раскопать? — спросил американец, внезапно сделавшись серьезным.
Открыв лежавший на коленях портфель, Томаш достал блокнот и стопку слегка помятых листов.
— Кое-что, как видите, удалось, — сообщил он, разложив содержимое портфеля на столе и подняв глаза на собеседника. — Я прочел все книги, которые профессор Тошкану заказывал в обоих книгохранилищах, скопировал его записи, причем не только найденные в гостинице в Ипанеме, но и те, что он оставил в камере хранения Национальной библиотеки. Сегодня утром я побывал в Португальской публичной библиотеке, здесь, в Лиссабоне, чтобы уточнить кое-какие детали. В общем, можно сказать, что до ответов на все вопросы еще далеко, но мне удалось существенно продвинуться. Другими словами, в моих руках оказались материалы, связанные с открытием Бразилии, которые профессор Тошкану собрал по заданию вашего фонда. Насколько мне известно, на устроенном вами брифинге Тошкану дал понять, что его изыскания связаны с распространенным в среде историков мнением о том, что Педру Алвареш Кабрал лишь объявил миру о том, что другие мореплаватели держали в секрете.
— That's right.
— Пойдем по порядку. Первый вопрос, с которым предстоит разобраться, заключается в том, существовала ли в Португалии времен Великих географических открытий политика умолчания. Ответ поможет нам пролить свет на истинную историческую роль Кабрала. То, что португальцы держали свое открытие в тайне, можно объяснить лишь наличием подобной политики.
— Вы совершенно правы.
— Этот вопрос вызывает в научном сообществе горячие споры, однако большинство ученых склонно считать политику умолчания историческим мифом.
— Ну а вы?
— Это не миф. Политика умолчания существовала. Так думаю я, так думал профессор Тошкану и многие другие историки. Нельзя не признать, что исследователи слишком часто ссылаются на нее, чтобы объяснить нехватку источников и собственные неудачи, но правда и то, что с португальскими мореплавателями той эпохи связано немало загадок. В хрониках, например, нет ни слова о том, что Бартоломеу Диаш сумел обогнуть мыс Доброй Надежды и выйти в Атлантику, как и о том, что в момент его возвращения в Лиссабоне по странному совпадению находился не кто иной, как Христофор Колумб. Почему он оказался в Португалии, неизвестно. Если бы умолчания возобладали, мы никогда бы не узнали имени Диаша и до сих пор полагали, что мыс первым обогнул Васко да Гама.
— Понятно, — кивнул Молиарти. — Вы хотите сказать, что открытия Диаша и других португальских моряков сознательно замалчивались и что к этому может быть причастен Колумб.
— Именно. У такой политики были весьма веские причины. Португалия того времени — крошечная страна с весьма ограниченными ресурсами, неспособная конкурировать с другими европейскими державами. Но что если у нас в руках оказалось бы некое тайное знание, недоступное другим и способное в корне изменить будущее всего человечества? Разумнее всего было бы до поры до времени скрыть это знание. А в урочный час заявить о себе как о новой великой империи.
К столу подошел официант, ловко держа на растопыренных пальцах поднос с дымящимся чайником, чашкой и сахарницей. Томаш узнал дорогой фарфор «Vista Alegre» с характерной росписью в стиле «фамий верт», прелестными сценками, имитирующими китайское искусство времен Кан-си. Бармен наполнил чашку и слегка поклонился.
— Японский цветочный, — объявил он, перед тем как удалиться.
Томаш задумчиво разглядывал содержимое чашки; от прозрачного зеленоватого чая исходил пленительный аромат. Норонья опустил в чай два кусочка сахара, тщательно перемешал, мелодично позвякивая ложечкой о фарфоровые стенки, и сделал глоток. У чая оказался нежный фруктовый вкус.
— М-м-м, просто чудо, — пробормотал он, отставив чашку. — Интересно, что туда добавляют? Так вот. Как я уже говорил, эта политика носила избирательный характер: об одних открытиях радостно сообщали всему миру, другие держали в тайне, исходя из интересов государства. Последние так и канули в Лету. Мы не знаем, что это были за открытия, кто их совершил и когда. Но есть основания полагать, что это касается и открытия Бразилии. Официальные хроники датируют его двадцать вторым апреля 1500 года, когда команда Педро Алвареша Кабрала, унесенная штормом далеко от берегов Индии, увидела перед собой круглую скалу, позже нареченную Монти-Паскуал. Это и был бразильский берег. Моряки назвали новую землю Терра-да-Санта-Крус, провели там десять дней и сумели наладить контакт с аборигенами. Второго мая армада продолжила путь в Индию, а две шхуны направились в Лиссабон. Помощник Кабрала Гашпар де Лемуш привез королю Мануэлу двадцать писем с отчетом о происшедшем. Среди них было свидетельство Перу Ваша де Каминьи. — Томаш потер подбородок. — Это свидетельство можно рассматривать как одно из доказательств нашей теории, ведь автор хроники не выказывает никакого удивления по поводу открытия новой земли.
— Это довольно субъективно, — возразил Молиарти. — Настроение хрониста не может быть доказательством. В конце концов, в те времена новые земли открывали одну за другой.
— Вы правы. Спокойный тон Каминьи ровным счетом ни о чем не говорит, но существуют и другие доказательства. Прежде всего сами шхуны из армады Кабрала. Слишком легкие для путешествия из Индии в Лиссабон. Любой, кто хоть немного понимает в мореплавании, скажет, что это форменное безумие, а о том, чтобы обогнуть на таких посудинах мыс Доброй Надежды, который моряки предпочитают называть мысом Бурь, нечего и думать. В ту эпоху португальцы считались лучшими мореходами. Как же они допустили подобную беспечность? — Томаш перевел дух. — Этому может быть только одно объяснение: Кабрал с самого начала знал, что шхуны пройдут не весь маршрут. Он взял их специально, чтобы с полдороги отправить обратно с вестью об открытии. Другими словами, о том, что на той параллели есть земля, было известно заранее.
