Теперь сын Леопарда бежал позади Нама и Гава, временами останавливаясь, чтобы удостовериться, что Огонь по-прежнему теплится в головешке. Внимание его все время раздваивалось: он лихорадочно следил за тем, чтобы расстояние между ними и преследователями не уменьшалось, и в то же время, пожалуй, даже с большей тревогой наблюдал за тлевшей в сухом дереве искрой Огня, ради которого он претерпел столько страданий. Языки пламени уже давно угасли, и только красная точка на конце головни свидетельствовала о том, что Огонь еще жив.

Нао надеялся, что, опередив своих преследователей, он сумеет раздуть пламя и оживить Огонь, добытый с таким трудом и опасностями.

Луна не прошла еще и трети своего пути по небосводу, когда уламры добежали до болота. Местность была им знакома — совсем недавно они проходили здесь по следам кзамов. Узкая, извилистая каменистая тропа проходила среди болота. Не задумываясь, уламры ступили на эту тропу и, пройдя несколько сот локтей, остановились.

Тропинка была настолько узкой, что два человека не помещались на ней в ряд. Здесь кзамы не могли ни напасть на уламров всем отрядом, ни обойти их с тыла, так как болотистая топь вокруг была непроходимой. Поэтому Нао решил сделать здесь остановку, чтобы позаботиться об Огне.

Красная точка на головне побледнела и стала чуть заметной.

Нао, Нам и Гав поспешно стали искать сухую траву или сучья. Кругом в изобилии рос тростник, валялись обломанные ветки тополя, пожелтевшие стебли болотных трав. Но все они были влажные от болотных испарений и ночной росы и не могли служить пищей умирающему Огню. Пришлось собирать тончайшие веточки, листья, сухие былинки…

Чуть тлеющий огонек уже почти не оживлялся от дыхания Нао, пытавшегося раздуть угасающее пламя. Несколько раз поднесенные к Огню былинки начинали дымиться и, казалось, вот-вот вспыхнут. Но крохотная красная искорка, померцав минуту на кончике травинки, вдруг бледнела и гасла, убитая болотной сыростью.

Тогда Нао вспомнил о шкуре шакала. Быстро вырвав из нее несколько пучков шерсти, он осторожно приложил их к багровому глазку на головне. Шерстинки только тлели и гасли, одна за другой, каждый раз заставляя сердца уламров трепетать от надежды и страха.

А красный глазок на головне все тускнел и уменьшался. Сначала он был размером с осу, потом стал не больше мухи, затем — словно крошечная мошка, вроде тех, что мириадами толкутся в жаркий день над поверхностью болота…

Но вот он угас — и бесконечная грусть овладела молодыми уламрами, оледенив их чувства и мысли…

В этом маленьком, слабом огоньке было заключено столько радужных надежд! Он должен был вырасти и набрать силу, озаряя жаркими кострами их ночные стоянки, внушая ужас тигру, серому медведю и пещерному льву, побеждая холод и мрак, согревая озябшие тела, придавая мясу восхитительный вкус и сочность. Торжествуя и гордясь, они принесли бы свою лучезарную добычу родному племени, и благодарные уламры преклонились бы перед их хитроумием, ловкостью и отвагой.

И вот, едва завоеванный, Огонь умер…

А уламрам после тяжелой борьбы со стихиями природы и хищниками теперь предстояла борьба с самым коварным и опасным врагом — человеком.

Глава третья

На берегах большой реки

Нао, Нам и Гав спасались бегством от кзамов. Вот уже восемь дней, как длилась упорная и непрерывная погоня. Людоеды стремились во что бы то ни стало истребить дерзких пришельцев — то ли потому, что приняли их за разведчиков враждебного племени, то ли по природной жестокости и ненависти ко всем чужеземцам.

Беглецы легко могли оставить своих преследователей далеко позади — каждый день они опережали их на пять-шесть тысяч локтей. В выносливости уламры не уступали кзамам, а в быстроте превосходили их. Но Нао ни на мгновение не забывал о цели своего похода — завоевании Огня — и по ночам, оставив Нама и Гава на безопасном расстоянии спящими, возвращался вспять и часами бродил вокруг стоянки кзамов. Он спал мало, но зато глубоко и крепко.

Стремясь сбить преследователей со следа, сын Леопарда незаметно для себя значительно уклонился к востоку, и на восьмой день погони уламры неожиданно очутились на вершине высокого холма у берега Большой реки. Ветры, дожди и наводнения обнажили каменную основу холма, прорыли в порфире ущелья, оторвали огромные каменные глыбы, но он уже много тысячелетий незыблемо стоял на месте, несмотря на непрерывную атаку стихий.

Полноводная река омывала подножие холма. Мощный поток собрал на своем пути воду из множества ключей и родников, ручейков и речек, текущих среди камней, травы и деревьев. Его питали ледники, сползающие с неприступных гор, и подземные воды, пробивающие себе путь в граните, песчанике и известняке, водопады, низвергающиеся со скал, и темные тучи, проливающиеся над ним дождем. Стремительный и пенистый, когда его стесняли каменные берега, яростный и страшный у порогов, поток становился ленивым и спокойным на равнинах. Он питал влагой болотные топи, разливался озерами и протоками, омывал со всех сторон бесчисленные острова и островки.

Полная жизни река сама рождала неиссякаемую жизнь. На всем протяжении ее течения, от холодных горных областей до жарких равнин, на жирной наносной земле и на бедных каменистых почвах вдоль берегов тянулись нескончаемые леса: фиговые, оливковые, сосновые и дубовые рощи чередовались со смоковницами и платанами, каштанами и кленами, ясенями и березами. Белые, черные и серебристые тополя сменялись осинами, ольхой и плакучими ивами.

Жизнь изобиловала и в воде, и на дне реки. В подводных известковых убежищах копошились целые армии моллюсков; важно ползали по дну бесчисленные ракообразные; проносились стаи быстрых, как молнии, мальков, неторопливо плыли у дна большие рыбы и скользили среди водорослей проворные рептилии.

Над рекой реяли птицы. Построившись треугольником, пролетали журавли, опускались на воду зеленые утки, гоготали жирные гуси, стаями вились ласточки, проносились неуклюжие цапли, чирки, зуйки, величественно и неторопливо плыли лебеди, стремительно падали в воду зимородки, задумчиво стояли на одной ноге черно-белые аисты.

Коршуны, ястребы и вороны высматривали себе добычу; орлы парили под облаками, соколы купались в прозрачном воздухе; филины и совы бесшумно рассекали крыльями ночную тьму.

В прозрачных речных струях покачивались широкие спины гиппопотамов, похожие на стволы старых кленов; среди камышей скользили гибкие выдры и большеголовые водяные крысы. По берегам толпились пришедшие на водопой пугливые олени и кроткие лани, грузные лоси и легконогие сайги, бородатые муфлоны и осторожные джигетаи, онагры с точеными копытцами и дикие лошади с расширенными от вечного страха глазами. Никого не опасаясь, шли к реке стада хозяев Земли — мамонтов, великолепных зубров и неустрашимых бизонов. Носорог с наслаждением погружал в прохладную воду свое неуклюжее тело, одетое в непроницаемую для самых острых когтей и зубов шкуру. Дикие кабаны обдирали своими загнутыми кверху клыками кору старых ив. Пещерный медведь, огромный и миролюбивый, спускался, переваливаясь, с крутого берега. Рысь и пантера, леопард и тигр, желтый лев и серый медведь подстерегали у водопоев добычу и жадно пожирали еще теплое мясо. Резкий, острый запах возвещал о приближении лисы, шакала и пожирательницы падали — гиены. Стаи волков и диких собак выслеживали больных, раненых и слабых травоядных.

Прибрежные заросли кишели мелкими зверьками — зайцами, кроликами, белками, сусликами; в высокой траве ползали ужи и ящерицы, прыгали лягушки и кузнечики; в воздухе носились шмели и осы, пчелы и шершни, мухи и бабочки, жуки и стрекозы.

Вниз по течению плыли стволы деревьев, опавшие листья, сломанные ветви, корни растений…

Нао любил реку.

Он подолгу мог любоваться величественным, нескончаемым движением ее мощных струй. Река с неутихающей яростью ревела на порогах, с грохотом низвергалась со скал, кипела и пенилась в стремнинах или неторопливо катила свои прозрачные волны по спокойному руслу.

Подобно Огню, Вода казалась Нао живым существом. Подобно Огню, она то слабеет и спадает, то растет и крепнет, возникая неизвестно откуда. Она пробегает огромные пространства, падает с неба дождем и бьет родниками из-под земли; утоляет жажду и безжалостно убивает людей и животных. Неутомимая и упорная, она точит скалы и влечет за собой горы песка, глины и камней. Она проникает туда, куда нет доступа мельчайшему из насекомых, забирается даже под землю. Она рождается в лесном роднике, растет в ручейке, а в реке становится сильнее мамонтов и грознее горной лавины. Ни одно животное и ни одно растение не может жить без воды, словно живое существо, она лепечет и поет, ревет и рычит, рыдает и хохочет. Она спит в болоте, отдыхает в озере, быстро бежит в реке, мчится в стремнинах и прыгает, как тигр, в водопадах.

Так думал Нао, глядя на реку.

Между тем уламрам нужно было найти пристанище на ночь. Гав предложил забраться на один из островков посреди реки. Однако островок мог служить надежным убежищем от зверей, но не от людей. На островке уламры очутились бы в западне, и кзамам легко было бы уничтожить их. Кроме того, это отдаляло уламров от Огня. Поэтому Нао предпочел искать место для ночлега на берегу.